— Думаешь, он мог туда поехать? — хрипло спросила она.

Саймон кивнул.

— Если ты навела справки во всех его поместьях и клубах, тогда это возможно. Лишь немногие знают об этом коттедже. Так что, если Рис скрывается, чтобы зализать раны, думаю, это стоящее предположение.

Энн вздохнула с надеждой и облегчением.

— Значит, я должна туда ехать. Скажи мне точное местоположение, и я сегодня же отправлюсь.

— Энн, путешествие займет не менее трех дней, и первые два будут весьма трудными. Не забывай, что тебе нужно сопровождение и…

— Нет, Саймон, ты не можешь удержать меня, хотя я ценю твою попытку. Я должна ехать к Рису. И сделаю это вне зависимости от того, поможешь ты мне или нет. В конце концов я все равно узнаю, где этот коттедж, и поеду. Облегчи мне поиски. Ничего другого я не прошу.

— Энн…

Прежде чем он смог закончить энергичным протестом, Лиллиан коснулась его руки.

— Скажи ей, Саймон. Теперь это их личное дело. Ты сам видишь, что Энн говорит правду о своей решимости любым способом найти это место. Я бы тоже ни перед чем не остановилась, чтобы найти тебя. Саймон, ты должен сказать, где коттедж.

Энн с изумлением и благодарностью смотрела на Лиллиан Крэтхорн. Хотя их дружба только началась, в этот момент Энн поняла, что она уже не угаснет.

— Тогда позволь мне по крайней мере сопровождать тебя, — предложил Саймон, явно уступая напору обеих женщин.

Подумав, Энн покачала головой:

— Я бы не возражала, чтоб ты поехал со мной и помог мне противостоять Рису, если он там. Но совершенно ясно, что эта проблема имеет какое-то отношение к вашей дружбе, и если мы приедем вместе, то вы с Рисом сосредоточитесь на ней. А я не хочу, чтоб это имело отношение к тебе или обществу, к моему или его отцу. Как сказала Лиллиан, это наше с мужем личное дело. И Рис, хочет он того или нет, все еще мой муж. Я должна ехать одна.

Саймон несколько секунд пристально смотрел на нее, затем вздохнул:

— Хорошо. Но я буду чувствовать себя намного спокойнее, если ты позволишь мне отправить тебя в моей карете. Мой кучер умеет держать язык за зубами, а чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше.

Энн собралась возразить, но передумала. Возможно, Саймон прав, ей не хотелось испытать еще большее унижение, когда ее собственные слуги узнают, что она гоняется за мужем по всей стране. А кучера Саймона она вряд ли когда-нибудь увидит.

— Да, на это я могу согласиться.

— И я хочу, чтоб ты прислала мне сообщение, когда найдешь Риса. Если ты этого не сделаешь или не вернешься в течение недели, я сам отправлюсь туда, чтоб искать вас обоих.

На этот раз Энн хотела возразить, но Саймон поднял руку, призвав ее к молчанию.

— Это не обсуждается. Рис мой лучший друг. Я должен быть уверен, что с вами обоими все в порядке.

Энн кивнула.

— А теперь я вернусь домой, чтобы заняться приготовлениями. Ты пришлешь своего человека туда через час?

— Да.

Она уже направилась к двери, но Лиллиан остановила ее, крепко обняла и прошептала:

— Вы сильная, Энн. Сильнее, чем вы думаете, и по характеру, и по любви к нему.

Энн вздрогнула, испытывая неловкость, что ее чувства так ясны почти незнакомому человеку. Лиллиан разжала объятия, когда она замерла, потом улыбнулась:

— Эта сила вам необходима. Держитесь.

Судя по ее тону и жалости во взгляде, Энн поняла, что Лиллиан знает тайну, которую не открыл ей Саймон, однако не стала разбираться в своих чувствах. Сейчас их все затмило одно, намного более сильное чувство: страх.

С чем бы ей ни предстояло столкнуться, самым трудным будет встреча с Рисом. И еще неизвестно, сможет ли ее односторонняя любовь к нему преодолеть все трудности.

Стоя на высоком утесе, Рис смотрел, как море внизу с грохотом бьется о скалистый берег.

Всю неделю после визита Саймона, который разрушил его жизнь, он боролся с тем, что теперь знал о своем рождении. Днем эта правда мучила его, заставляя читать и перечитывать документы, подтверждавшие, что он не тот, кем всегда был.

Ночью становилось еще хуже. Сон не шел, даже когда усталость жгла глаза. А если он все-таки засыпал, порой с помощью алкоголя, беспокойные сны не приносили облегчения.

Рис ходил взад-вперед по скале, терзая себя не только фактами своего происхождения, но и возникшей в связи с этим неопределенностью.

Всю жизнь он был Рисом Карлайлом, а последние несколько лет герцогом Уэверли. Созданный им для себя образ и манера поведения соответствовали его месту в обществе. Черт возьми, в детстве он даже организовал «герцогский клуб», допуская в него только первых сыновей герцогов, которые понимали величие того, кем он в свое время станет. Он изгонял из своего круга «низших», чтобы сохранить неприкосновенность вышестоящих.

Его отец Томас Карлайл… если не считать, что этот человек, воспитавший его, не был ему отцом… Видимо, теперь ему придется думать о нем лишь как о Томасе Карлайле. В любом случае герцог поощрял высокомерие Риса и даже наказывал его за дружелюбие или симпатию к людям, не имевшим высокого титула. Покойный герцог Уэверли ежедневно и ежечасно напоминал Рису: он достоин больше, потому что у него безупречная родословная. Потому что предки и титул делали его особенным.

Если все, что он думал или чувствовал, знал о себе и своем месте в обществе, было ложью… тогда кто он? Что он? Где теперь его место… или для него теперь вообще нет места?

О возможности шантажа Рис старался не вспоминать. Когда он думал об этом, мысль, что кто-то намеревается получить деньги за постыдную тайну, вызывала у него тошноту. Слава Богу, что этой проблемой занимается Саймон. Что бы он ни думал о своем друге… брате… он доверил улаживать дело ему, пока сам не вернется в Лондон.

Расстроенно тряхнув головой, Рис подошел к краю утеса. Тут было единственное безопасное место для ныряния: глубокая бухточка между скал, без камней, без сильного течения и беснующихся волн. Много лет назад Рису показали ее деревенские мальчишки, когда однажды летом он приезжал сюда с матерью, еще до того как осознание своего ранга удержало бы его от игры с местными детьми.

Сейчас он хотел почувствовать свежий воздух на лице. Хотел, чтобы холодная вода пробудила его тело, изгнала круговорот мыслей, терзающих душу. Он нашел место, которое в давние времена отметили странным камнем люди, приходившие сюда, чтобы испытать то же самое возбуждение.

Глядя на воду, Рис начал торопливо раздеваться. На миг он почувствовал радостное возбуждение, стоя голым на краю скалы и готовясь нырнуть с пятнадцатифутовой высоты в ледяную воду. Тогда он снова оживет, чего так хотел, в чем больше всего нуждался.

Рис приготовился к прыжку и в этом момент услышал пронзительный крик. Он с удивлением повернулся, чтобы при необходимости предложить кричавшему свою помощь, но увиденное так поразило его, что он едва не потерял равновесие. Рядом с коттеджем, где он уединенно жил несколько дней, теперь стояла карета. Этого просто не могло быть, поскольку он никому не говорил, что едет сюда, и очень немногие знали о существовании этого места. Но больше всего Риса поразила женщина, которая выскочила из кареты и, не дожидаясь помощи, даже не захлопнув дверцу, понеслась по склону холма к нему.

— Нет! — кричала она.

Рис затаил дыхание.

— Энн? — удивленно произнес он.

Та вместо ответа с такой силой кинулась на него, что едва не столкнула с утеса. Каким-то чудом Рис сумел отклониться в сторону, прежде чем упал навзничь и увлек за собой жену.

Последовало долгое молчание.

Энн пыталась отдышаться, лежа, полуоглушенная, на распростертом теле мужа. Она совсем не так представляла себе их встречу. И уж тем более не ожидала увидеть его на краю ужасной скалы, готового расстаться с жизнью.

— Не делай этого! — Она схватила мужа за плечи и встряхнула. — Не отнимай себя у меня, эгоистичный тупой осел!

Рис ошарашенно взглянул на нее и тут же откатился от края пропасти, в результате чего она теперь лежала под ним.