— Ты в своем уме? — рявкнул он. — Ты могла убить нас обоих!

— Разве ты не этого хотел?

— Умереть? Нет, конечно.

— Значит, ты не собирался причинить себе вред, когда я подъехала к коттеджу? — спросила Энн, с дрожью вспомнив тот момент.

На миг выражение его лица смягчилось, но затем намек на чувство исчез.

— Нет! Я никогда бы не поступил так опрометчиво. Я собирался нырнуть со скалы. Я делаю это с детства.

— О, — произнесла Энн, не зная, что еще сказать.

До нее вдруг дошло, что она лежит на траве, сверху на ней муж… и он совершенно голый. В их браке это случалось не часто, поэтому, когда ужас прошел, дали о себе знать совсем другие чувства.

Ей страстно захотелось, чтобы Рис поцеловал ее, чтобы после недели тревог и душевной боли она почувствовала, что он жив и невредим. Позже она может быть сердитой и непременно потребует ответов, а сейчас она хотела только владеть этим человеком и чтобы он владел ею.

Они посмотрели друг на друга, и, как ей показалось, она заметила пылкость в его обычно непроницаемом взгляде. Будто он тоже вдруг осознал, что лежит на ней совершенно голым. Ему стоило лишь поднять юбки, и он мог повести себя так, как полагается вести себя мужу с женой.

— Рис, — дрожащим голосом произнесла Энн.

Он моргнул, словно звук ее голоса вернул ему ясность мысли, и тут же вскочил на ноги. А поскольку Энн не могла встать самостоятельно, то наблюдала, как Рис подхватил одежду и начал одеваться.

— Что ты здесь делаешь?

От его высокомерного безразличия к ней Энн снова почувствовала злость, которую решила было отложить на потом. Он вел себя так, будто вышел прогуляться, а не исчез без объяснений на несколько ужасных дней.

— Что здесь делаю? — изумленно повторила она. — По-моему, это я должна у тебя спросить, что ты здесь делаешь. Тебе следовало быть дома и начинать новую жизнь с молодой женой. По крайней мере таков был план, верно? И я не получила сообщений, что ты изменил его.

Прямота ее ответа потрясла Риса. Он протянул Энн руку и помог ей подняться с земли.

— Энн, возвращайся домой, — сказал он, тяжело дыша, как рассерженный бык.

От удивления она даже открыла рот. Вернуться домой? Она проехала бог знает сколько ужасных миль, думая лишь о том, что с ее мужем… Плакала от невыносимой боли. Пыталась его спасти, когда решила, что он хочет броситься со скалы. И после всего этого, после всех лет ее смирения и безответной любви, пока она ждала их свадьбы, он полагает, что может прогнать ее, сказав «возвращайся домой»?

Энн смотрела, как муж не оглядываясь идет по склону холма к коттеджу, и решала, что ей теперь делать.

Можно выполнить его требование. В конце концов, она дала клятву слушаться мужа и, поступив так, избежит хотя бы дальнейших унижений, которые он нанес ей своим бегством. У нее много друзей в Лондоне, которые примут ее сторону, и отец, способный защитить ее… возможно, он даже вызовет Риса на дуэль, когда тот вернется в город — если, конечно, вернется.

Но Энн любила Риса столько лет не для того, чтобы при первой же неприятности выбрать самый легкий путь. Она ехала сюда, предполагая, что нужна ему, и теперь, увидев его, была в этом совершенно уверена.

Похоже, Рис не брился несколько дней, был растрепанный, и собирался прыгнуть со скалы голым.

Нет, человек, которого она видела сейчас, уже не тот высокомерный герцог-совершенство, за которого она вышла замуж. Не тот холодный мужчина, которого она любила, несмотря на его многочисленные недостатки. И она не собиралась просто взять и уйти, чтобы впоследствии сожалеть об этом. Впервые в жизни Энн поняла, что надо бороться.

Догнав мужа, она схватила его за плечо и заставила обернуться.

— Нет, Рис. — Она покачала головой. — Нет. Я не уеду.

Энн знала, что он не привык к чьему-либо непослушанию, а к ее — тем более. Однако отчаянное положение требовало отчаянных действий.

— Энн, — сквозь зубы процедил Рис, — я велел тебе уехать и жду, что ты это сделаешь.

Она снова покачала головой:

— Я не уеду. И мне все равно, сколько раз ты этого потребуешь. Я приехала сюда не только ради того, чтобы услышать объяснение, почему ты бросил меня в Лондоне, но и для того, чтобы помочь тебе, если это в моих силах.

Энн сознавала, что повысила голос почти до крика, и ненавидела себя за неспособность сдержать боль и гнев, но ее обида перевесила все соображения.

— Мне не нужна твоя помощь, — тоже громче обыкновенного сказал он. — Я хочу, чтобы ты меня оставила. Уверяю, так будет лучше для тебя.

Энн отпрянула. Теперь это был «владелец поместья», уверенный в своей непогрешимости, который всегда знает, что лучше для окружающих. Временами она считала это качество прелестным, даже вселяющим надежду: если Рис снисходит до неприятностей других людей, значит, он в некоторой степени заботится о благополучии даже менее знатных. Но сейчас это «герцог знает лучше», относящееся к ней, особенно в столь решающий момент, не вызвало никакой благодарности. Наоборот.

— Откуда ты знаешь, чего я хочу, Уэверли? За все годы, что мы были вместе, ты ни разу не интересовался этим. И теперь я сама скажу тебе, чего именно хочу: я хочу остаться здесь, хочу быть с тобой, я поступаю по собственному желанию.

Рис открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент из-за кареты появился кучер. Он смотрел на них с беспокойством и в то же время с интересом.

— В… ваша светлость, — неуверенно произнес он, словно не знал, к кому обращается. — Все в порядке? Вам нужна какая-нибудь помощь?

Энн густо покраснела. Мало того что она совершенно забыла о том, что здесь присутствует незнакомый человек, а теперь еще они с мужем затеяли неприятную ссору в десяти футах от него.

Но какие бы чувства ни испытывала Энн, они были ничто по сравнению с выражением лица Риса. Побледнев и широкого раскрыв глаза от удивления, он смотрел на человека, стоявшего у кареты.

— Это кто такой? — спросил он и резко повернулся к ней.

— Кучер Саймона. Наш друг не позволил бы мне ехать сюда без какого-либо его представителя.

— Кучер Саймона, — тупо повторил Рис, но глаза у него опасно блеснули.

Хотя Энн много лет знала обоих мужчин, она еще ни разу не видела даже намека на разлад между ними. А сейчас Рис, обычно слишком невозмутимый и уравновешенный, чтобы допускать ошибки, почти затрясся, услышав имя друга. И она вспомнила, каким убитым выглядел Саймон, когда говорил о Рисе. Очень странно, и она намеревалась выяснить, что развело друзей и заставило мужа бежать в это дикое место.

— Саймон рассказал тебе о коттедже? — спросил Рис, прервав ее размышления.

Она кивнула. Отрицать не было смысла.

— Еще одно предательство, — тихо пробормотал Рис.

— Ты считаешь предательством, что Саймон послал слугу меня сопровождать?

— Нет, — мрачно засмеялся ее муж. — Я считаю предательством, что мой предполагаемый друг рассказал тебе о существовании этого места. Не говоря уже о том, что поощрил твое безрассудное стремление отправиться сюда, чтобы «спасти меня» или сделать еще какую-нибудь глупость.

Подавив желание снова повысить голос, Энн скрестила руки на груди и спокойно взглянула на мужа.

— По крайней мере Саймон помог мне, а не бросил на произвол судьбы. И сейчас я ценю это больше, чем ты способен понять.

На щеке Риса дрогнул мускул, свидетельствуя, что ее колкость задела его за живое, и Энн почувствовала неуместное удовольствие. Но за последние дни она столько выстрадала и теперь была рада переложить часть своей боли на него.

Вместо ответа или продолжения спора, он схватил ее за руку и потащил вверх по склону. Энн упиралась.

— Если ты заставишь меня сесть в карету, — произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово, — то, клянусь, я выпрыгну на ходу и вернусь пешком.

Рис молча ожег ее взглядом и шагнул к кучеру Саймона, который невольно отступил. И Энн не могла его винить, поскольку муж выглядел в этот момент так, словно мог убить.