Соседи по лестничной клетке только добавляли позиций в последний перечень.

Тетя Соня и дядя Степа - так их звали все знакомые, даже ровесники, хотя Козюльским не было и пятидесяти. Дядя Степа был наполовину западный украинец, наполовину - поляк, отец тети Сони был таджиком, а мать - наполовину персиянкой, наполовину уйгуркой. Детей, не мудрствуя лукаво, записали русскими. Да они себя таковыми и считали, игнорируя экзотичных предков.

Дядя Степа работал сторожем городского парка, а тетя Соня продавала в том же парке пиво в местной забегаловке под интригующим названием «Зеленый шум».

Так вот, эта парочка веселила весь дом. В цирке моим соседям делать было нечего, потому что после просмотра практически ежедневной программы выступлений господ Козюльских, клоуны и эквилибристы уже ничем не могли нас поразить.

Вот представьте себе - утро обыкновенного многоквартирного дома. Кто-то варит кофе, кто-то гуляет с собакой, а кто-то ещё досматривает сны и вдруг!

- Соня! Соня-я-я, я..., а. ты...! (многоточие в этом случае обыкновенный мат)

Этот зов любви исторгал вернувшийся с работы дядя Степа, и тут же получал ответ от дражайшей половины:

- Ах, ты.... ....я...! (тоже самое)

Причем громкость голосов такова, что пожарная сирена захлестнулась бы от зависти. Не успел вздрогнувший дом как-то отреагировать на вступление, с улицы уже доносится пронзительный вопль:

- Люди добрые! Помогите, убивают!

Кто в чём, испуганные люди выбегают на двор. И видят следующую сцену - тетя Соня свисает на руках, отчаянно болтая ногами, с балкона четвертого этажа (а весила она примерно 90 кг при росте 160 см), а дядя Степа со зверским выражением и без того не самой приятной физиономии, огромным ножом пилит ей пальцы. Кто-то орет, что нужно вызвать милицию, кто-то кричит от ужаса, кто-то ругается, что опять от Козюльских нет покоя. Но никто ничего не предпринимает конкретно, потому что знает - вмешиваться нельзя, иначе сами же Козюльские тебя по судам и затаскают. Пройдет всего лишь полчаса, и белка, посетившая в очередной раз дядю Степу, вернется в лес, и супруги помирятся. После подобного экстрима, толстушка тетя Соня удивительно ловко прыгала вниз к соседям, и, перевязав руки (голову, ноги или шею - смотря куда дотянется смертоносный тесак!), накрывала на том же балконе стол и супруги, счастливо щуря подбитые глаза, в упоении пили чаек! Зимой же дядя Степа без особых ухищрений при помощи ножки от стола гонял супругу в одной комбинации вокруг мусорных контейнеров, пугая бродячих кошек и на радость ночующим в теплотрассе бомжам.

Причем, тетя Соня отказывалась признавать даже сам факт запоев супруга.

- Да вы что, мой Степа не пьет! Бывает, глотнет по случаю праздника - рюмочку, другую! Но больше - ни-ни! Что он, алкаш какой-то, что ли? Уважаемый человек, золотой работник!

- А что же у вас, Соня, за «бланш» такой большой под глазом! Говорят, ваш «золотой работник» бил вас головой о бетонную лестницу в подъезде!

Дама мрачнела прямо на глазах.

- До чего же дрянные людишки у нас! - с осуждением качала она головой, и с задумчивой горечью добавляла, - вот ведь наплетут на хорошего человека, чего сроду не было! Да я, когда стирала, с тазом в коридоре поскользнулась и о косяк двери ударилась!

И ей дела было мало, что собеседница лично видела все фортеля «непьющего» Степы, что в местном травматическом пункте её знали, как родную, и даже не спрашивая о причине перелома или сотрясения мозга, уже автоматически писали: «бытовая травма».

Трижды подумаешь, имея в соседях такую пару, да ещё вкупе с выходками собственного блудливого супруга - выходить ли второй раз замуж?

Впрочем, дамы свое дело знали и жених пошел! Не сказать, чтобы косяком, но выбор был, и кое-какие интересные экземпляры попадались даже в этом жиденьком ручейке.

Конечно, невеста я была ещё та, но и у меня имелись несомненные достоинства. Во-первых, пусть и держащая осаду, но все-таки отдельная жилплощадь в самом центре города. Благодаря стесненным жизненным обстоятельствам, я сохранила фигуру и общий вид королевы в изгнании. Да и дочь у меня была только одна, и неплохие связи среди местного истеблишмента. Мало, согласна! Но у других претенденток на счастье, видимо, и этого не было.

Первым ко мне начал подбивать клинья сын директора местного кирпичного завода. Его пыталась женить мать, уже отчаявшаяся хоть как-то пристроить свое непутевое чадо. От Алексея Ивановича уже сбежали две потенциальные невесты, хотя, на первый взгляд, он был не так уж плох. Высшее образование и состоятельные родители все-таки как-то компенсировали лысину плюгавого мужичишки со статью Наполеона времен Березины.

- Мать, он похож на сидящую собаку, переболевшую лишаем в особо тяжелой форме! - заявила мне дочь, едва заприметив его фигуру на пороге нашего дома,- будем об него спотыкаться!

- Аллочка, - деликатно заметила я,- нельзя судить человека по внешности, важен его духовный мир!

- А! - понятливо кивнула головой вредная девчонка,- этот самый мир у него фонтанирует даже из ушей! Посмотри, сколько морщинок на лобике, это, наверное, потому что он все время думает о важном!

Алка, не сводя глаз, следила за гостем, даже отменив ради этого (беспрецедентный случай!) тренировку. Рядом с ней так же бесцеремонно пялил глаза на гостя кот Мурзик, подобранный сердобольным ребенком пару недель назад на помойке.

- Ты его смущаешь! - зашипела я на дочь, когда Алексей Иванович, извинившись, посетил туалет.

- И не думала! А где цветы?

- Какие цветы? - заюлила я, прекрасно поняв, что та имеет в виду.

- Которые он должен был принести с собой! Или Иван Алексеевич решил на халяву попользоваться туалетной бумагой и сожрать нашу колбасу? Чтобы мы с Мурзиком остались утром голодными?

- Алексей Иванович!

- Не суть!

- Сварю кашу! - зашипела я, потому что уже послышался красноречивый звук смывного бачка, - не позорь меня перед людьми!

- Ты его корми своей кашей! А мы с Мурзиком растущие организмы и нам нужно мясо!

Сообразив, что дочь так и не даст нам перемолвиться даже словом, я предложила Алексею Ивановичу прогуляться по местному парку - ночному владению дяди Степы.

Парк раскинулся в самом центре нашего городка и в пяти минутах ходьбы от моего дома. Здесь были устроены качели, карусели в виде бегущих лошадок и торчало вечно не работающее «Колесо обозрения». В кущах деревьев пряталась тщательно огороженная танцплощадка, где решалось большинство судеб молодежи Емска. Прямо возле парковых ворот располагалась уже вышеупомянутая пивная «Зеленый шум» - самое дорогое место для сердец нескольких поколений местных алкоголиков.

За его задней глухой стеной была выстроена сцена летнего театра, перед которой тянулись ряды скамей для зрителей. Здесь выступали в праздники самодеятельные коллективы нашего городка, а иногда и заезжие на гастроли музыкальные и театральные звезды.

И зачастую бывало так - на сцене пели частушки местные примы, а в толпе слушающих зрителей то там, то здесь, похрапывали прилегшие на скамью постоянные клиенты «Зеленого шума». Иногда выведенные из себя очередным скандалом, связанным с этим заведением, власти давали отмашку милиции, и те хватали пьяниц и везли в вытрезвитель, но, честно говоря, в этих акциях не было никакого смысла. Милицейским нарядам, забросив все свои дела, нужно было бы постоянно дежурить у «Зеленого шума», потому что поток жаждущих никогда не иссекал.

Было около девяти часов вечера. Пивнушка закрывалась в десять, поэтому в теплых сумерках весеннего вечера разносился стук пивных кружек и азартно отбиваемой о столы вяленой рыбы. Нестройный гул громких голосов подтверждал, что время завсегдатаи проводят весело и содержательно.

Но когда мы с Алексеем Ивановичем, неторопливо волоча ноги и лениво перебрасываясь общими фразами, поравнялись с пивнушкой, он проявил неожиданное беспокойство. Озабоченно завращалась лысенькая головка и засветились живым энтузиазмом подслеповатые глазки.