— Ненормальная! — воскликнул он в ярости и поплыл к ступенькам. Выбравшись из бассейна, он легко подхватил ее и положил на мягкую, нагретую солнцем траву.

Оказалось, что он прыгнул в воду одетым, даже не сняв роскошные туфли, которые теперь совершенно промокли. Его шелковая рубашка прилипла к телу, словно вторая кожа, а мокрые брюки обрисовали каждый мускул сильных бедер. Глаза его метали молнии.

— Сумасшедшая маленькая идиотка! — ругался Рикардо.

— Я… Извините.— Она вздрогнула от его неожиданно теплого, уверенного прикосновения.

— Да уж есть за что извиняться! Ты соображаешь, что могла утонуть? У тебя что-нибудь болит?

Но у нее так стучали зубы, что она не могла говорить.

— Болит? — повторил он все тем же мрачным тоном.—Где-нибудь болит? Ну скажи хоть что-нибудь!

Его грубость совсем обезоружила ее, никогда она не чувствовала себя столь уязвимой. И с ней произошло то, чего она не позволяла себе с прошлого года, со смерти отца. Она залилась слезами.

Мгновенно переменившись, словно ужаснувшись самому себе, Рикардо поднял ее, заботливо подложив свою большую, сильную ладонь под голову.

— Не плачь, дорогая,— прошептал он, — не надо слез. Теперь все в порядке.

Но мысль о том, что могло бы произойти, не окажись он рядом, лишь усилила рыдания. Какой-то звук, похожий на стон, вырвался у него, когда он понес ее к дому. Она была слишком слаба и прижалась головой к его груди. Мало-помалу слезы утихли. Это такое блаженство, вдруг заключила она, оказаться в его объятиях, ощущая его близкое влажное тело. Она бы с удовольствием провела так хоть целый день.

— Куда… куда вы меня несете? — тихо спросила она, когда Рикардо поднимался по ступенькам.

— В сушилку! — пошутил он.

Всю его нежность как рукой сняло. Тон его стал, как обычно, резким. Неужели он все еще сердится, недоумевала Патриция.

Он отнес ее к ней в комнату и, усадив на толстый пушистый ковер, покрывавший диван, быстро огляделся. Глаза его сощурились, задержавшись на лежавших в выдвинутом ящике крошечных трусиках и таком же лифчике. Патриция покраснела.

— Надеюсь, у тебя есть махровый халат?

Махровый халат не та вещь, которую обязательно берут с собой в Италию в середине лета. У нее был только шелковый пеньюар. И она отрицательно качнула головой.

— Подожди здесь! — сказал он и вышел из комнаты.

Несколько минут спустя он вернулся с халатом, явно своим собственным, роскошным, бархатистым, такого глубокого синего цвета, каким бывает только южная ночь, и бросил его на кровать.

— Раздевайся! — сказал он.— Совсем. Надевай халат, а я пока приготовлю тебе ванну.

Если бы любой другой мужчина отдал столь грубый и столь интимный приказ, она бы неправильно поняла его, но поскольку это был Рикардо, только послушно кивнула.

— Я добавлю в воду хвойного экстракта, тебя это успокоит.

Патриция начала делать то, что он ей приказал. Легко сказать. Ей и в голову не могло прийти, что так трудно стащить с себя два крошечных лоскутка ткани, составлявших ее бикини. Но мокрая ткань липла к ее влажной коже, а пальцы дрожали от холода. Поэтому, когда дверь ванной комнаты распахнулась и в клубах душистого пара появился Рикардо, он застал ее чуть ли не плачущей от бессилья—застежка на спине никак не поддавалась.

На какое-то мгновение он замер, словно никогда раньше не видел полуобнаженной женщины. Но это было неправдой. Бьянка успела поведать ей, как брат тайком провожал девушек из своей комнаты еще в те времена, когда учился в школе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что этот мужчина пользуется бешеным успехом у женщин.

Странно было видеть, что он чуть смущен. Но было в нем еще что-то такое, что даже неискушенная Патриция осознала как желание… Затем он произнес какое-то восклицание по-итальянски.

— Я… извините, — пробормотала она.— Не могу… пальцы совсем…

Он покачал головой и, не говоря ни слова, ловко расстегнул застежку. Это простое движение пронзило ее стрелой ревности. Она вдруг представила себе, как эти сильные бронзовые от загара руки раздевают других женщин. Ее освободившаяся от мокрой ткани грудь обнажилась, и Патриция услышала, как он едва сдерживает судорожное дыхание.

С силой натянув на нее халат и завязав пояс на ее очень тонкой талии, Рикардо опустился на колени у ее ног. Его руки проникли под халат, поднимаясь к ее обнаженным бедрам. У нее перехватило дыхание от прикосновения его горячих пальцев к ее прохладному телу. Он отвел глаза, стаскивая влажные трусики с длинных стройных ног. Она почувствовала короткое скольжение по своим бедрам.

Что-то жаркое, сильное, мощное забилось в ее жилах. Быстрая как огонь дрожь пробежала по телу.

Едва ли он смог заметить ее возбуждение. Может, поэтому губы его изогнулись в резкую, почти пугающую линию и тяжелый блеск темных глаз сделал его немного чужим?

— Теперь давай быстро в ванную,—сказал он, небрежно отбросив купальник. Он поднялся и направился к двери, но без свойственной ему элегантности и плавности движений.— И не меньше, чем на двадцать минут! — приказал он, но сдержанные веселые нотки в его голосе развеяли нависшую было напряженность.— Смотри не усни. Поняла?

— Да, Рикардо,— смиренно ответила Пози.

— Вот и отлично. Я буду внизу и приготовлю тебе кофе.

Закутавшись в его халат, опьяненная произошедшим, она побрела в ванную. Ей не хотелось раздеваться.

Она стиснула руки на груди, потом вытерла запотевшее зеркало и всмотрелась в него, зачарованная полыханием щек и лихорадочным блеском глаз.

Ванна вернула Патрицию к жизни. Вымыв голову, она распустила волосы, надела белые джинсы, свободный белый хлопковый свитер и спустилась вниз.

Она остановилась в дверях, с удовольствием наблюдая, как естественно этот мужчина чувствует себя на кухне.

— Ну что, тебе уже лучше? — осведомился он.

Физически, конечно, да. Но в жилах ее кипела кровь, разбуженная его прикосновением.

— О, намного,— вежливо ответила она, затем заторопилась: — Я хочу поблагодарить вас…— это звучало чересчур высокопарно, но она должна это сказать,— за то, что вы спасли мне жизнь, — с улыбкой закончила она.

Он покачал головой и мягко улыбнулся.

— Забудем об этом, ведь это должен был сделать любой.

Она-то никогда этого не забудет. Ее почти детская тяга к нему неожиданно, как весенняя почка, раскрылась, превратившись в зрелое чувство.

Я влюблена в него, подумала она со спокойной уверенностью.

— Садись,— предложил он.

Она придвинула высокий табурет и села, облокотившись о стойку, силясь забыть, что совсем недавно он видел ее почти голой. Сидя здесь, с еще влажными волосами и совершенно без макияжа, она почувствовала себя маленькой и надоедливой.

— А вы выглядите на кухне как в своей стихии. Я удивлена, — весело сказала она.

Он слегка приподнял брови, но не стал комментировать эту фразу. Вместо этого он налил ей бодрящий напиток в большую фарфоровую чашку.

— Итальянцы славятся многим, — сказал он, — но, думаю, отнюдь не доблестью на кухне.

О, она знала, чем они славятся. Тем, что они… восхитительные… любовники… Она глубоко вздохнула.

— Но, вы, наверное, решили нарушить традицию,—пошутила она.

Красивые глаза его вдруг потухли.

— К несчастью, да. Невозможно все время иметь под рукой слуг. И когда моя мать умерла…— он заколебался,— отец очень долго был в шоковом состоянии, а Бьянка слишком мала…

Патриция готова была сквозь землю провалиться от своей грубой бесчувственности.

— Боже! — прошептала она.— Простите за бестактность.

Он слегка улыбнулся.

— Время притупляет боль, Патриция. Ведь твой отец тоже умер.

— Бьянка рассказала вам?

— Да. — Темные глаза его смотрели открыто.— Автомобильная катастрофа?

Если бы на его месте был другой человек, она сочла бы этот вопрос грубым, но в устах Рикардо он казался совершенно естественным.

— Да, — сказала она, сделав глоток.

— Ты о нем подумала у бассейна, когда заплакала?