От его проницательности у нее перехватило дыхание.

— Да. О его нелепой смерти. А как вы догадались?

— Я хорошо знаю, что значит потерять родного человека. Настоящее горе невозможно скрыть.— Он улыбнулся.— Допивай кофе, и поедем обедать. Это тебя утешит и отвлечет.

— Обедать? —Она почувствовала себя Золушкой на пороге сказочного дворца.— Правда?

Губы его сложились в загадочную улыбку.

— Разумеется, — сказал он сухо.— Видишь ли, это отличительная черта итальянских мужчин. Они обожают появляться на людях в обществе необычайно красивых юных леди.

Она поняла, что он умышленно подчеркнул слово «юных», но ей было все равно. Рикардо пригласил ее в ресторан. Только это было сейчас важно.

Они ехали по оживленным улицам Милана. И в их суете ей почудилось что-то от шумной жизни большого порта—яркая разноязычная публика, торговые фирмы, плакаты международного Экспоцентра, приводящие в трепет любую женщину имена на вывесках бутиков: Валентино, Армани, Ферре, Труссарди… И в этом великолепии, как белоснежный мраморный корабль, возвышался кафедральный собор, уходящий в небо мачтами своих башенок. С каким-то детским восторгом ступила Патриция под стеклянные своды пассажа Гале-риа-Витторио-Эмануэле, перекинувшиеся от соборной площади к театру Ла Скала. Взгляд скользил то по прекрасной, сверкающей золотом мозаике на полу и стенах, то по изысканным шляпам Борсалино в витрине, то по седеньким американским старушкам в джинсах, тщательно сверяющим действительность с путеводителем.

Рикардо привел ее в самый престижный ресторан города—в «Савини». Он держался с девушкой просто и галантно. Еда была восхитительна, а вино — он позволил ей полбокала рубинового грангано со слабым фиалковым ароматом—просто бесподобным. Рикардо чувствовал себя в этой элегантной обстановке как дома, и Патриция старалась подражать его спокойной уверенности.

В холле по крайней мере три женщины поприветствовали его как старого знакомого, и ей вдруг захотелось, чтобы они споткнулись на своих высоченных каблуках.

Они возвратились домой после трех. От вина по ее телу разлилось приятное тепло. Ей хотелось знать, чем он предложит заняться.

Но он даже не вышел из машины.

— Я оставлю тебя,— сказал он, строго взглянув на нее.— И пожалуйста, не плавай больше сегодня.

Ей было трудно скрыть разочарование.

— А вы куда?

— На работу. И передай отцу и Бьянке, что я вернусь поздно. Пусть не ждут к ужину.

Патриция почувствовала себя немного обманутой и медленно побрела к увитой цветами вилле.

Она долго бродила по дому в ожидании возвращения Бьянки и синьора Росси. Но никто не появился. Вилла вдруг показалась пугающе огромной и странно пустынной — только она и кухарка, которая была занята на кухне.

Бьянка позвонила в шесть и сказала, что останется у крестной, так как идет ужасный дождь, гроза становится все сильнее и движется в сторону виллы.

— У тебя все в порядке? — спросила она.— Папа и Рикардо уже вернулись?

Пози не хотела беспокоить подругу и не стала объяснять, что Рикардо вообще не приедет к ужину, а от синьора Росси нет известий.

Она решила чем-нибудь заняться. Дом таил в себе массу возможностей, способных развлечь любого: большой выбор видеофильмов, богатая библиотека с большим стеллажом английской литературы, которую не перечитать за годы.

Она взяла книгу, пытаясь углубиться в чтение, но тревожное ощущение, которое так часто сопровождает одиночество, мешало сосредоточиться. Тогда она занялась более прозаическими делами.

Самое время «почистить перышки», подумала Патриция. Она сделала маникюр, педикюр, прошлась пуховкой по лицу и чуть подкрасила губы. Взяв щипцы Бьянки, уложила волосы длинными пружинистыми спиралями.

Кухарка беспокоилась из-за погоды, и поэтому Пози отпустила ее пораньше. Теперь дом был совершенно пустынным.

Она сидела на кухне, в одиночестве поглощая цыпленка и салат, приготовленные на обед, когда услышала отдаленные раскаты грома, которые все усиливались. Сейчас ей стало совсем не по себе: одна в огромном доме, в чужой стране…

Пози проверила, плотно ли закрыты окна, так как ветер завывал снаружи подобно голодному зверю, а дождь, внезапно обрушившийся непрерывным потоком, с силой ударял в дрожащие стекла.

Закутавшись в плед, она забралась с ногами на кровать и снова попыталась читать. Вдруг комната погрузилась в темноту, и она вскрикнула от неожиданности, когда полный мрак накрыл ее подобно удушливому одеялу. Спокойно, прошептала она, зная, что это, по всей видимости, замыкание, часто случающееся во время грозы. Однако животный страх сковывал ее, и она вскрикнула, когда очередной порыв ветра швырнул в стекло ветвь пинии, словно незваный гость барабанил в окно.

Пози не знала, сколько лежала так, уткнувшись в подушки и обхватив голову руками, но внезапно послышались чьи-то шаги, и сильная рука легла на ее плечо. Перед ней стоял Рикардо, его одежда совершенно промокла, черные волосы прилипли к высокому лбу, темные глаза блестели на влажном лице.

Он нагнулся, крепко взяв ее за плечи, притянул к себе, заглядывая в глаза.

— С тобой все в порядке? — спросил он уже во второй раз за этот день, и она робко кивнула.

— Правда?

— Да.

— Где все?

— Бьянка сказала, что из-за грозы боится ехать домой. А где синьор Росси, я не знаю.

— Аэропорт закрыт, так что вряд ли отец скоро вернется. Тебе было очень страшно здесь одной в пустом доме?

— Совсем нет,— солгала она, и взглянув на него, почувствовала себя в безопасности.

— Подожди. Не двигайся. Я попробую что-нибудь сделать, чтобы был свет.

У нее не было никакого желания двигаться, страхи улетучились, и она уютно лежала, откинувшись на подушки, пока не услышала, что он зовет ее.

Он стоял в дверях, держа канделябр с тремя зажженным свечами, отбрасывающими странные зыбкие тени. Словно сошел со старинного полотна, подумала Патриция, всматриваясь в него.

— Пойдем вниз, нужно что-нибудь выпить, чтобы согреться,—сказал он.

Она последовала за ним. С замиранием сердца она наблюдала, как он разжигает камин, наливает бренди в два широких бокала и, поставив их на маленький столик перед разгорающимся огнем, осторожно поворачивает, чтобы они согрелись.

Он уже переоделся. Черный свитер и черные джинсы подчеркивали стройность его фигуры, босые ноги мягко ступали по ковру. Она не смогла не заметить, какой красивой, несколько демонической, выглядела его фигура в черном в отблесках пламени камина. О, она была действительно на опасном пути!

Ее рот пересох, и сердце глухо забилось, когда он оторвался от огня и, повернувшись к ней и едва заметно улыбнувшись, спросил:

— Бренди?

Она вспомнила, как он следил за ней в ресторане и как позволил ей только полбокала вина… и он, по-видимому, тоже вспомнил это, его улыбка стала шире и перешла в раскатистый низкий смех.

— Это исключительно в лечебных целях,— сказал он.—Твоя бледность пугает меня. Это был, прямо скажем, не легкий день для тебя, Патриция.

— Я с удовольствием немножечко выпью,— сказала она, усевшись на ковер и протянув руки к живительному теплу.

Она никогда не пробовала бренди раньше. Оно было горячим и горьковатым на вкус, приятным теплом согревало тело, она почувствовала его эффект немедленно.

— Тебе получше? — спросил он.

— О, гораздо лучше!

Когда она снова подняла на него глаза, ее поразило, как он смотрит на нее, что-то непостижимо странное было в этом взгляде. Внезапно он резко поднялся. — Ну все. Пора спать, — сказал он твердо. — Поздно. Я лягу внизу, ты пойдешь наверх. Возьми свечу и не забудь погасить ее, когда ляжешь.

Патриция долго ворочалась в постели. За окнами не стихала гроза, но не меньшая буря бушевала внутри нее. В который раз она перебирала в памяти подробности прошедшего дня: он несет ее наверх из бассейна, прижимая к своей груди, она чувствует его сильные руки, его пальцы, твердые и чуткие, стягивают ее бикини…