Квентин мгновенно оказался на ногах, он слышал, как колотится его сердце.

— Нет, — услышал он собственный голос. — Все в порядке. Все будет хорошо. — Он произнес то, что вчера сказала ему Эвелин. — С ребенком все будет хорошо, — повторил он словно заклинание.

Эвелин! Как ему не хватает ее теперь рядом! Ведь никакая собственность в мире не может помочь ребенку Талберта. Только Эвелин, у которой хватает сил на всех. Только Эвелин, хрупкая, с нежным голосом. Только рядом с Эвелин он может встретить любой удар.

В то время как Квентин, преследуемый по пятам драконами-страхами, мчался на машине в больницу, он понял простую истину.

Он любит Эвелин Флауэр.

Квентин, мы должны тебе кое-что сказать. Это касается ребенка Конни. Он не от твоего брата.

Нет, нет. Это никуда не годится. Если она выдаст такое вслух, он и вправду может убить их обеих.

Квентин, ты ведь знаешь, что Конни убегала из дому. Это было за месяц до того, как она встретила Талберта. Она была совсем одна, напугана…

Господи, к чему подобная патетика? Когда он узнает правду, ему будет не до страданий Конни.

Квентин, постарайся понять. И постарайся не винить Конни… Тоже не годится.

Эвелин сжала руль, презирая себя за нерешительность. Все равно к такому нельзя подготовить человека. Она ехала из аэропорта и без конца перебирала разные варианты предстоящего разговора.

Квентин, ты должен мне верить. Я ни о чем не догадывалась.

Тоже нет. Это попытка обелить себя.

Эвелин ехала медленно, не торопясь возвращаться. Она и так задержалась, поскольку рейс Дженнифер ненадолго отложили, а это значит, что Конни встретит ее не в духе. Эвелин застонала. Конни действительно очень избалованная. Как только Квентин справлялся с ней несколько месяцев? Зато теперь он будет счастлив вышвырнуть их обеих за дверь.

Эвелин дважды пропустила нужный поворот. А может, таким образом она откладывает момент, когда придется объявить Конни о своем решении.

Еще подъезжая к дому, она уже поняла: что-то случилось. Дом казался пустым. Ни души.

Тут Эвелин заметила Марту, которая стояла на веранде. Подойдя к ней, Эвелин увидела, что лицо пожилой женщины сморщилось от волнения.

— Мисс Флауэр, — закричала та, неуклюже спеша вниз по ступенькам. — Ох, мисс Флауэр, вам надо ехать в больницу. Пока вас не было, у миссис Блейн начались роды. Пожалуйста, поезжайте быстрее. Она хотела, чтобы вы были рядом.

Кровь отхлынула от лица Эвелин, но ей все же удалось выдавить:

— Кто ее повез?

— Такси. Никого дома ведь не было. А мистеру Блейну ехать сюда не меньше часа.

— Но Квентин уже знает? — глухо спросила она, страшась услышать ответ.

Марта кивнула.

— Да, он уже там. Он поехал прямо в больницу. Но Конни боится его и зовет вас. — Марта сжала руку Эвелин. — Поезжайте быстрее, пожалуйста.

Эвелин так и поступила. В этот раз она ехала по извилистой дороге так, будто всю жизнь провела за рулем. Тревога совершенно вытеснила страх. Глядя перед собой, она старалась не думать о том, что будет дальше.

А что, если она опоздала? Вдруг ребенок уже родился?

На повороте Эвелин нажала на педаль газа так, что шины взвизгнули. Она должна опередить Квентина. Приехать раньше, чем он возьмет ребенка на руки и начнет искать в крошечном личике сходство с Талбертом…

Квентин, Квентин. Что мы с Конни наделали?

Медсестра встретила ее с улыбкой. Она сказала, что ребенок родился около часа назад. Девочка, крошечная девочка, чуть больше двух с половиной килограммов. С ней все будет в порядке. С миссис Блейн тоже все хорошо. Роды были очень легкими. Сейчас у нее мистер Блейн.

А что, она тоже родственница? Двоюродная сестра? Чудесно. Хочет ли она взглянуть на ребенка? Сестра показала ей дорогу. Налево, потом дальше по коридору и направо.

Эвелин легко нашла комнату, где за стеклом спали младенцы. Она оказалась одной из многих родственников, кто спешил взглянуть на малышей.

В отличие от остальных, Эвелин с трудом заставила себя поднять глаза. Вдруг она струсила, и ей вообще захотелось уйти, не увидев девочку. Господи, как такое может быть? Маленький комочек, который лежит за этим стеклом и у которого не хватает еще сил даже на то, чтобы поднять голову, разобьет теперь не одно сердце.

Эвелин сразу же узнала Квентина, хотя он стоял к ней спиной чуть в стороне от остальных. Он смотрел не туда, где лежали младенцы, а в соседнюю палату, где несколько новорожденных согревались под ультрафиолетовой лампой.

Но почему? Почему он смотрит туда? Те дети больны. Ведь сестра сказала, что с новорожденной все в порядке? Эвелин попыталась окликнуть его, но у нее сжалось горло, и она не смогла выдавить ни звука.

Квентин, словно услышав ее, повернулся сам, и Эвелин показалось, что она падает в обморок. Его лицо стало совершенно чужим. Он походил на мраморную скульптуру, на ледяное изваяние, лишенное каких-либо человеческих чувств. А глаза… У Эвелин подогнулись колени. Его глаза походили на дула ружья, и нацелены они были прямо на нее.

— Эвелин. — Никогда ей еще не был так противен звук собственного имени. — Ты пришла посмотреть на ребенка?

Она кивнула, так как голос еще не вернулся к ней. Эти глаза пугали ее. Что с ребенком? Почему Квентин такой отчужденный и жестокий?

— Тогда иди сюда. — Это прозвучало как приказ. — Я покажу.

Эвелин повиновалась. Когда она подошла, Квентин с силой сжал ее плечо и почти толкнул к стеклу.

— Вон она. Вторая с краю.

— Что с ней? — дрожащим голосом спросила Эвелин. — Почему она здесь?

— О, не стоит волноваться, — зловеще ответил Квентин. У него был вид сумасшедшего. — Всего лишь маленькая проблема. Несовместимость резус отрицательного и резус положительного факторов в крови. Но ультрафиолет все исправит.

Эвелин попыталась повернуться, чтобы посмотреть на него, но Квентин с силой прижал ее к стеклу, заставляя смотреть на ребенка.

— Какая несовместимость? — невнятно спросила она, даже не чувствуя боли в плече, которое он с силой сжимал.

— Ничего страшного. Понимаешь, если у матери отрицательный резус, а у ребенка положительный в отца, то могут возникнуть проблемы, как в нашем случае. В целом это неопасно. Через пару дней все будет в норме, даже ультрафиолет больше не понадобится.

Эвелин должна была бы почувствовать облегчение, но этого не произошло. Хватка Квентина не стала слабее. Его голос по-прежнему был полон сарказма.

— Тогда… — она запнулась, — в чем дело? Я хочу сказать, в чем дело с… — У нее не хватило духу закончить фразу.

— Видишь ли, — медленно и с расстановкой, словно что-то обдумывая, произнес Квентин, — есть небольшая проблема с этим положительным резус-фактором. Так же как и у Конни, у Талберта он отрицательный… — Эвелин вскрикнула. В стекле она увидела отражение Квентина и его улыбку, жуткую, зловещую улыбку. — Да-да, — проговорил он. — Нужно какое-то объяснение, не правда ли? Откуда же взялся этот положительный резус?

— Квентин, — начала Эвелин, во рту у нее пересохло, язык не слушался. — Квентин, прошу тебя… — Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Но это было все равно что пытаться собрать брызги водопада. — Квентин, — спросила она, — ты уже говорил с Конни?

— Да, — подчеркнуто любезно ответил он. Но за этой любезностью прятался опасный разгневанный дракон. — Кстати, я задал Конни этот вопрос. И знаешь, что она мне ответила? — Защитная маска упала, обнажив долго сдерживаемую ярость. Резким рывком он развернул Эвелин лицом к себе и прижал ее спиной к стеклу. — Она умоляла поговорить с тобой.

О Господи! Его глаза казались ей бездонными колодцами, в которые она стремительно падала. Лучше умереть на месте, чем смотреть на него еще хотя бы несколько секунд.

— Конни сказала, что ты все знаешь и все мне объяснишь. Так я жду, Эвелин, — сказал он голосом, похожим на звон погребального колокола. — Будь добра, объяснись.