Все присутствующие обернулись к ним. Эвелин безотчетно подумала, что подобные сцены здесь редки.

— Уйдем отсюда, — прошептала она. — На нас смотрят.

— Прекрасно. — Он оторвал ее от стены и потащил по коридору. Никто из них не произнес ни слова, лишь Эвелин беспомощно застонала и пару раз всхлипнула. Квентин сделал вид, что ничего не слышал.

Они в молчании спустились в лифте на первый этаж. Квентин пошел по коридору так быстро, что Эвелин едва успевала за ним. Наконец он остановился на пороге приемной «скорой помощи».

Эвелин инстинктивно рванулась было прочь.

— Здесь?!

— А почему бы и нет? — Он обвел глазами помещение. — В толпе никто не заметит нашей маленькой мелодрамы, тебе не кажется?

Эвелин посмотрела на плачущих детей с травмами, на бледных жен тех, кого привезли с сердечными приступами, и почти мертвенно-белых пациентов на носилках. Да, он по-своему прав. Их место здесь, среди пострадавших.

— Хорошо, — согласилась Эвелин. Она слишком устала, чтобы спорить. Она заметила два свободных стула в углу. — Может, пойдем туда?

Но, когда они сели, она не знала, с чего начать, и молча смотрела на Квентина, пытаясь под маской гнева отыскать черты того человека, которого любила прошлой ночью. Но этого человека больше не было. Из-за эгоистичной лжи Конни он исчез навсегда.

— Квентин, — заговорила она, с трудом сглотнув, — мне так жаль…

— От кого этот ребенок?

Его резкий вопрос предупредил поток ее вымученных извинений.

— Не знаю, — ответила она и заметила, что на его лице написано недоверие. Эвелин торопливо продолжила: — Правда, не знаю. Я никогда его не видела. Конни сказала, что это был короткий роман… Это случилось, когда она убежала из дому. Она не называла его имени. Они расстались раньше, чем Конни узнала о своей беременности. Узнав, что беременна, Конни пришла в ужас. Она работала официанткой, и ей едва хватало денег на себя, что же говорить о ребенке?

Квентин раздраженно взмахнул рукой.

— Эту часть можешь опустить. Я сто раз видел подобные эпизоды в кино.

Эвелин покраснела и стала смотреть на свои руки. Почему от его резких слов ей так больно? Разве она не предполагала, что страдания Конни его не интересуют? Что ж, она больше не станет пытаться вызвать у него сочувствие.

— Как бы там ни было, потом она познакомилась с Талбертом. Конни говорит, что они полюбили друг друга с первого взгляда. Когда она призналась ему, что беременна, Талберт сделал ей предложение. Он хотел ей помочь.

Квентин хрипло и язвительно рассмеялся.

— Хотел помочь? — с непередаваемым сарказмом переспросил он. — Да ладно, Эвелин… Ты же не думаешь, что я в это поверю? Может, мой брат и был наивным, в особенности если дело касалось смазливых блондинок, но он не был дураком, черт побери!

Эвелин промолчала, хотя его тон обжигал ее.

— Ты прав, он не был дураком, Квентин. Он был добрым и щедрым человеком. Он хотел воспитать этого ребенка как собственного. Конни говорит, что он был романтиком, который любил помогать людям…

— Конни говорит? — Он снова рассмеялся, но на этот раз смех больше походил на рычание. — Вот как? Конни говорит… И мы должны поверить Конни? — Он пригладил волосы. — Господи, да послушай сама себя! Неужели ты, Эвелин, веришь во все это дерьмо, которое твоя кузина называет правдой? — Он подался вперед и сверкнул на нее глазами. — Или ты тоже лгунья?

Эвелин встала, поняв, что пора бежать. С ним бесполезно говорить. Ему наплевать на то, как все было на самом деле. Его рассудок находится во власти ненависти и отчаяния, и ему просто нужно на ком-то сорвать злобу. Что ж, может, это его право. Но она не пойдет на это.

— То есть я или доверчивая дура или лгунья? Разница невелика, верно? — Она держалась прямо и смотрела ему в глаза. — А не все ли тебе равно, Квентин? Ты знаешь правду, планы Конни провалились. Насколько я понимаю, ты не хочешь, чтобы мы оставались в твоем доме, и мы уедем, как только сможем.

Но, уже произнося эти слова, Эвелин поняла, как отчаянно надеется, что он станет с ней спорить, его гнев утихнет и он попросит ее остаться.

Глупые надежды!

Квентин без колебаний коротко кивнул.

— Меня не будет дома пару недель. Этого достаточно, чтобы Конни набралась сил. Когда я вернусь, надеюсь, вас уже не будет.

Все было кончено. Эвелин отвернулась, стараясь скрыть горькие слезы, которые застилали ей глаза. Она понимала, что должна идти. Но ей нужно еще кое-что сказать ему, хотя она понимала, что все напрасно.

— Я не знала, — дрожащим голосом произнесла она. — Я собиралась все тебе рассказать. Я узнала только вчера. Уже ночью.

— Прошлой ночью? — В насмешливом удивлении он поднял брови. — Великолепно. А скажи, это было до того, как ты пришла ко мне, или после?

В горле Эвелин стоял комок, ее душили слезы.

— До того.

— Понятно, — сказал он, наклонив голову набок. — Значит, то, что было ночью, тоже ложь. Но сыграно было неплохо. Должен признать, дамы в вашей семье не лишены артистизма.

Будь он проклят! Эвелин обернулась, ей хотелось влепить ему звонкую пощечину. Но, наткнувшись на его взгляд, она не осмелилась поднять руку. Ей еще никогда не было так больно. Может, она дура, но, несмотря на его презрение, не может ненавидеть его. Она любит его и будет любить всегда.

— Прости, — сдавленно сказала она. — Прости.

Сдерживая рыдания, она пошатываясь пошла к двери. Но тут послышался его полный горечи голос:

— Да, еще кое-что… Если вдруг обнаружишь, что беременна, не трудись мне звонить. Я вовсе не такой доверчивый, как мой покойный брат.

Конни с ребенком вернулись домой три дня спустя. И в тот же день Эвелин обнаружила, что Квентину волноваться не о чем — она не беременна.

Эвелин должна была радоваться этому, но после разговора с Квентином она словно вообще перестала что-либо чувствовать. А жизнь шла своим чередом. Девочка Конни чувствовала себя отлично, ее назвали Абби. Марта без конца ворковала над малышкой. Сама Конни быстро набиралась сил. Она неплохо держалась, если принять во внимание всю эту историю. Эвелин казалось, что после родов Конни стала гораздо взрослее и мудрее.

Каждый день заходил Купер, менял девочке подгузники и много шутил. Эвелин было жаль, что они так скоро уезжают. Со временем, возможно, у Конни и Купера могло что-нибудь получиться…

Эвелин раздраженно одернула себя. Хватит мечтать. Пора вернуться к реальности. Было уже довольно поздно, и они с Конни засиделись, обсуждая, как переделать дом Эвелин. Где устроить детскую? Где будет жить Конни? Конни постепенно обретала силу духа и начала верить в то, что может выжить без денег Блейнов. Маленькая Абби была прелестным ребенком, и это помогло смягчить напряжение в отношениях двоюродных сестер. Когда малышке исполнилось десять дней, решено было уезжать. Оставив Конни упаковывать вещи, Эвелин поехала заправлять машину. Они решили ехать в Иллинойс на машине.

По пути с заправки Эвелин думала о том, что будет тосковать по этим местам и по дому Квентина, похожему на сказочный.

В первый раз за эти десять дней Эвелин ощутила что-то. И это была боль. Кричит ли Квентин по-прежнему по ночам? И чей тихий голос успокаивает его?

Не ее. Эвелин изо всех сил сдерживала слезы. Она больше никогда его не увидит.

Но она ошиблась. Когда она вошла в дом, Квентин был там.

Эвелин похолодела. Она решила, что у нее галлюцинации. В безнадежных мечтах она представляла, как он вернулся и в его глазах будут гореть любовь и прощение.

Сейчас все было по-другому. Он напряженно стоял, облокотившись о каминную полку. У него был измученный вид, щеки запали, под глазами залегли темные круги. Он не смотрел на Эвелин. Он смотрел на Конни, которая сидела в кресле с малышкой на руках.

На мгновение Эвелин захотелось защитить Конни, закрыть ее собой, избавить от возможных обвинений. Но она подумала, что если будет и дальше защищать Конни от всего на свете, то та никогда не станет взрослой.