— Я сказала ей, что хочу обойтись без лишней суеты. Мне невыносимо думать о том, как эти двое будут охать и ахать надо мной. Я бы лучше поужинала где-нибудь с тобой.
Столовая в «Гранде» была рассчитана на сорок гостей. «Те, кто захочет побыть в тишине, могут воспользоваться маленькой комнатой в пабе», — оживленно сказала Сиси, занимаясь необходимыми приготовлениями. «Это так грустно, — подумала Энни, — и несправедливо, словно я, а не Сильвия, прихожусь ей родной дочерью». Однако радостное волнение оказалось заразительным. Энни с нетерпением ждала вечеринки, которую устраивали в честь дня ее рождения.
Найти сорок гостей не составило никакого труда. Энни составила список. Первым человеком, которого она туда вписала, был Лаури Менин. Далее шло семейство Галлахеров, которое состояло из четырнадцати человек, включая всех жен и детей, а также подружку Майка. В числе приглашенных было также огромное количество людей из «Инглиш электрик» и «Каверна». А еще Мари, хоть она еще ни разу со времени своего отъезда не появилась в Ливерпуле, и Энни не была уверена, что ее сестра приедет на вечеринку. Она отдала список Сиси, которая собиралась, как положено в таких случаях, напечатать приглашения.
Шла бесконечная дискуссия относительно того, что надеть. Сильвия купила себе вызывающий сексуальный белый наряд продолговато-вытянутой формы, похожий скорее на чулок, чем на платье, который выгодно подчеркивал каждый изгиб ее фигуры. Однако Энни не нашла ничего такого, что бы ей понравилось. Все закончилось тем, что она приобрела несколько ярдов тафты цвета слоновой кости в черно-белый горошек и сшила себе платье, как у балерины, с открытыми плечами и широким бархатным поясом, который завязывался в длинный бант на спине.
Когда наступил знаменательный день, из квартиры, расположенной на первом этаже, к Энни пришла женщина с поздравительными открытками, которые только что принес почтальон, просунув их сквозь щель в двери. Сильвия все еще лежала в постели.
— Ты, должно быть, пользуешься популярностью, Энни, — сказала женщина. — Их десятки!
Одна открытка пришла от Мари. Внутри находилось коротенькое послание: «Извини, сестренка, но я не смогу приехать, у меня прослушивание, которое никак нельзя пропустить. Если я получу эту роль, то на Рождество проснусь знаменитой».
Колин Шилдз тоже вспомнил, что сегодня день ее рождения. Он написал, что так и не смог забыть ее, да и вряд ли когда-нибудь забудет. Слово «вряд ли» было подчеркнуто. Почти каждый сотрудник из отдела по производству выключателей прислал Энни поздравительную открытку, даже те, кто не был приглашен на вечеринку. Энни получила открытки от Дот и Берта, от кузенов, Сиси, Бруно, а также от людей, которых она не видела много лет. Одна открытка была просто огромной. К удивлению Энни, она была подписана всеми сотрудниками компании «Стикли и Пламм». Девушка поискала подписи мистера Грейсона и Джереми Руперта и разозлилась, обнаружив их там. Вот лицемеры!
Она уже прочла много открыток, когда под дверь просунули белый конверт. Ее сосед снизу желал ей счастливого дня рождения.
Наконец, зевая, появилась Сильвия.
— С днем рождения, Энни, — пробормотала она.
Она протянула Энни еще одну открытку вместе с коробочкой, в которой лежали сережки с ониксом и жемчужинами цвета слоновой кости, а также подобранное к ним в тон ожерелье.
— Да они просто идеально подойдут к моему платью! — воскликнула Энни.
— Именно поэтому я их и выбрала, глупышка.
Энни указала на открытки, разложенные на столе.
— Никогда бы не подумала, что у меня так много друзей. Даже сосед снизу и тот прислал мне поздравление.
Казалось, Сильвию это нимало не удивило.
— Это потому, что ты такая любезная, — сказала она скучающим голосом. — Ты нравишься всем. Никогда не действуешь людям на нервы и ничем их не раздражаешь. То ли дело я! На свои именины я получу всего полдюжины открыток и, конечно же, не от этого ужасного человека снизу, поскольку я его полностью игнорирую. И это одна из причин, почему на свой день рождения я не захотела устраивать вечеринку. У меня меньше друзей, чем у тебя.
— Не говори ерунды… — начала было Энни.
Однако Сильвия ее перебила.
— Даже не спорь. Я высокомерная и самодовольная, да и вообще, в отличие от тебя, мне не нравятся люди, готовые любить всех и каждого.
Сильвия пошла переодеваться, а Энни осталась одна, чувствуя себя… она не сразу подобрала слово… оскорбленной. Она не была уверена, что хотела бы быть человеком, который никогда никого не раздражает. Она ощущала себя некой безликой, аморфной массой, чем-то, на что в принципе и обижаться-то было нельзя.
Задетая за живое, Энни вошла в ванную комнату, где Сильвия втирала в кожу лосьон, и рассказала подруге о своих переживаниях.
— Безликой аморфной массой! — воскликнула Сильвия. — Да уж, Энни, ты не жалеешь для себя эпитетов. Оказывается, ты можешь язвить и даже быть забавной, но вряд ли кто-нибудь поверит мне, если я поведаю им, какая Энни Харрисон на самом деле.
— Ты хочешь сказать, что я все время притворяюсь?
— Нет, просто ты изо всех сил стремишься понравиться людям. Вероятно, это происходит оттого, что ты очень заботилась о своих родителях. Ты ходила на цыпочках, стараясь ублажить каждого из них.
Как назло, зазвонил телефон, и Энни поняла, что, к сожалению, самая интересная часть дискуссии так и не состоится. На проводе была Дот, которой только недавно установили телефонный аппарат. Она звонила, чтобы поздравить племянницу с днем рождения и пожелать ей счастья. После этого телефон не замолкал целый день.
Бруно сказал, что его легкие никогда не станут такими же, как прежде, после того, как ему пришлось надуть целых пятьдесят шаров всевозможных размеров — причем те, которые имели продолговатую форму, оказались наихудшими. Их прикрепили к стене в обшитой дубовыми панелями комнате, выдержанной в стиле английского ампира. Столы, чтобы они не мешали, переставили в другое место, а стулья отодвинули к стене.
Вечеринка получилась просто чудесная. К огромному восторгу Энни, Сиси пригласила группу «Винс и Вулканы», которая, конечно же, лишь отдаленно могла сравниться с «Битлз», и даже Дот язвительно заметила, что на самом деле никогда не понимала, как хорошо играет ее Майк, пока не услышала, как ревет этот «Винс».
Энни чувствовала себя всеобщей любимицей. Ее щедро завалили подарками и осыпали поцелуями. Энни то и дело приглашали на середину зала — каждый хотел потанцевать с именинницей.
Кроме Лаури Менина.
«Где же он?» — размышляла Энни, когда гости решили подкрепиться, а Лаури так до сих пор и не появился. Он не появлялся вот уже несколько недель, а Энни так хотелось потанцевать с ним, больше, чем с кем бы то ни было. Сиси уже не помнила, кто откликнулся на приглашение; некоторые позвонили, другие написали, и она не имела ни малейшего представления, придет ли Лаури Менин.
Гости пошли на кухню, чтобы быстро проглотить еду, которую Сиси готовила целую неделю. Энни поднялась наверх, в комнату Сильвии, чтобы немного припудрить свои веснушки. Поддавшись внезапному порыву, она вдруг начала просматривать пластинки, пока не наткнулась на «Три монетки в фонтане».
Сидя возле туалетного столика и пудря носик, она слушала бархатный голос Фрэнка Синатры. Прошло почти шесть лет с тех пор, как была куплена эта пластинка, а у нее все еще хранился кулон в виде орхидеи — подарок Сильвии, однако с годами он сильно потускнел, и Энни его не носила.
Как же все изменилось! Родители Энни умерли, Мари жила в Лондоне и так и не нашла времени, чтобы приехать к ней на день рождения. Энни вспомнила Рождество, когда она обслуживала «этих чертовых марксистов», а Бруно и Сиси, казалось, были друг от друга без ума. Сейчас ей исполнился двадцать один год, по сути, она стала взрослым человеком…
Энни вдруг перестала пудрить носик, внимательно взглянув на свое отражение.
Что у нее было?