Уходи! — приказал себе Хартли. Не стой здесь! Ты ее напугаешь.

Однако было поздно. Женщина повернула голову и застыла. Золотисто-карие глаза расширились. Хартли обругал себя последними словами.

— Извини, — быстро проговорил он и выставил перед собой раскрытые ладони, как будто стараясь доказать, что у него нет дурных намерений. — Извини, — повторил он и повернулся, чтобы уйти.

Вода перестала литься.

— Хартли, подожди. Пожалуйста.

Этот голос… Мягкий, настойчивый… Хартли медленно повернулся.

Она стояла, прижавшись к прозрачной стенке душевой кабины. В глазах грусть и одновременно жаркое пламя. Хартли опустил взгляд на великолепные груди, расплющившиеся о стекло. Кровь зашумела у него в ушах. Сью открыла дверь, убирая прозрачную баррикаду, и вышла из кабинки. Хартли сунул большие пальцы за ремень, чтобы остановить свои руки от совершения непродуманных действий: теперь только разум — та его часть, которая еще работала, должен продиктовать следующий шаг. Розовая кожа Сью блестела после пребывания под тугими водяными струями. Мокрые пряди волос прилипли к щекам, к шее. Капли воды лениво скользили по ее телу.

К черту разум! Какая-то мощная сила бросила Хартли вперед. Он стиснул в своих объятиях эту необыкновенную женщину, наслаждаясь ее запахом — запахом чистоты и мыла, влажной шелковистостью ее кожи.

— Я стучал… Никто не ответил… Я беспокоился… — слетали с его губ короткие рваные фразы.

Она — в знак молчаливого прощения — приложила пальчик к его губам. Хартли отвел мокрую прядь волос, упавшую ей на глаза, взял ее лицо в ладони и стал пристально всматриваться в него.

— Ты… так… прекрасна…

И, когда он увидел, как потемнели золотисто-карие глаза, он коснулся губами изгиба ее шеи и сделал глубокий вдох. Конечно, он был там, тонкий запах роз, ее ароматная визитная карточка. Такой же свежий и чистый, как она сама, как ее сущность. Губы скользнули по щеке, нашли губы, которые раскрылись навстречу — как бутон раскрывается навстречу солнцу.

Джоди упивалась его поцелуями, ощущая, как его страсть медленно перетекает в нее. Когда Хартли отстранился, она залюбовалась переменами, произошедшими в его лице. Страсть смягчила резкость черт, углубила бездонность глаз. Она провела пальчиком по губам Хартли, наслаждаясь тем, что ее прикосновение приподняло уголок его рта в смущенной усмешке.

— За то, что я сказал тогда… прости меня… — хрипло прошептал Хартли.

Его извинения, его смущенный вид тронули Джоди.

— Как ты мог так назвать меня? — с тихой укоризной спросила она.

Его брови поднялись.

— «Бомбилой»?

Она кивнула.

— То, что мы испытали прошлой ночью, было особенным, это нельзя очернить или унизить.

— Но… я не вижу никакой связи… Слово «бомбить» не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами, — сказал Хартли, крепко прижимая ее к себе, словно боясь, что она опять ускользнет от него.

— Не имеет отношения?

У него вырвался короткий горловой смешок.

— Дорогая, как ты думаешь, что означает это слово?

— Я думаю, это термин, обозначающий секс. Ну, в оскорбительном, сниженном смысле, понимаешь?

Какое-то мгновение Хартли недоуменно смотрел на нее, затем рассмеялся — громко, запрокинув голову. Отсмеявшись, он посмотрел на Сью яркими сияющими глазами.

— Значит, вот о чем ты подумала… Ничего удивительного… — Он не закончил фразу, только покачал головой. — Для сведения: вчера мы занимались любовью, а не сексом. И теперь я твердо знаю, что ты не… — Хартли снова умолк и испытующе всмотрелся в ее лицо.

— Что я не?..

Его пальцы скользили по ее телу. Прикосновение грубоватых рук вызвало у Джоди сладостное, чувственное волнение.

— Неважно, потом… Сейчас вопрос в том, что ты стоишь здесь совершенно голая и болтаешь о каких-то пустяках?

— А что я, по-твоему, должна делать?

— Может быть, «бомбить»? — Хартли подмигнул, взял ее за руку и повел в спальню.

Он так и не сказал, что это значит. С того момента, как они вышли из ванной комнаты, им было не до разговоров. Хорошо хоть, подумала Джоди, я знаю теперь, что это не относится к сексу. Значит, он тогда не хотел меня унизить.

Еле переставляя ноги, она вышла из спальни и отправилась в кухню — сделать несколько бутербродов. Должно быть, они сожгли сегодня сотни, нет, тысячи калорий. Неудивительно, что она зверски проголодалась. Джоди никогда не чувствовала себя такой голодной после того, как занималась любовью с Риком. И он никогда не давал ей почувствовать, будто ему еще мало меня. За пять лет жизни с Риком Джоди ни разу не ощущала себя такой красивой и сексуальной, как с Хартли за… — Джоди быстро подсчитала — за двадцать семь часов.

Она взглянула на часы. Ну да, они были любовниками двадцать семь часов десять минут. Этот мужчина заставил ее считать каждую минуту их удивительной близости.

Мурлыкая свою любимую мелодию, Джоди поставила на поднос баночку паштета, тарелочки с крекерами, разрезанными апельсинами и яблоками и, конечно, с маринованными артишоками! Потом отступила на шаг и полюбовалась натюрмортом. Скромно, но куда лучше, чем набор каких-то объедков, которыми угощала ее кузина.

Кстати, через несколько дней Сью должна вернуться.

Джоди ощутила на миг легкую растерянность, ее самоуверенность дрогнула. Через несколько дней выяснится, кем она на самом деле стала, что представляет собой новая Джоди.

Войдя в спальню, она едва не выронила поднос, увидев сидящего на кровати Хартли. Его мощный торс, широкий разворот плеч, мускулистая крепкая грудь, покрытая порослью курчавящихся волос являли собой впечатляющее зрелище. Джоди покрепче ухватила поднос, припомнив свои невероятные ощущения, когда она, вдыхая острый мужской запах, целовала и вылизывала эту загорелую кожу.

— Куда ты смотришь? — спросил Хартли.

— На твою грудь, — ответила она изменившимся голосом. — У тебя прекрасная грудь.

— Прекрасная?

— Просто великолепная.

Джоди закрыла глаза, чтобы ярче запечатлеть в памяти и образ Хартли, и чувства, охватившие ее. На мне можно повесить табличку с надписью: «Женщина, которая потратила годы, не узнав настоящей любви», — подумала она и открыла глаза.

Ее реакция, казалось, позабавила Хартли.

— Спасибо.

Джоди поставила поднос на середину кровати и села.

— Кстати, у тебя тоже прекрасная грудь, — вернул комплимент Хартли, кладя ладонь на грудь Джоди. — И тебе идет нагота.

Блеск восхищения в его глазах отразился нежным румянцем на щеках Джоди.

— Ты покраснела.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя так… так чудесно.

Чудесно? Снова прежняя Джоди, которая путается в словах, будто только что научилась говорить! Будь она хоть чуточку понаходчивее, она сказала бы: «Ты заставляешь меня чувствовать себя желанной, необузданной, страстной!» — потому что именно такой она себя и ощущала.

Боясь снова не справиться с косноязычием, Джоди нырнула под простыню.

— Персиковый… — пробормотал Хартли, оглядывая комнату. — Это твой любимый цвет?

— Не персиковый, а мандариновый. Это ее… я имею в виду — мой любимый цвет.

Он, однако, заметил оговорку.

— Ее?

Джоди мысленно взяла себе на заметку: после расслабляющего секса следует не разговаривать несколько часов.

— Да, ее. Я имею в виду свою подругу, которая помогала мне обставлять квартиру.

Джоди быстро взяла дольку апельсина и отправила в рот, дабы опять не сболтнуть лишнего.

— Значит, ты называешь этот цвет мандариновым? — Хартли снова оглядел комнату. — А я бы назвал его персиковым.

Джоди вытерла сок с подбородка.

— Ты говоришь, персиковый? А я говорю — мандариновый.

— Томатный, махаоно-эвкалиптово-соевый… — В уголке рта Хартли снова появилась усмешка, от которой по коже Джоди побежали мурашки. — Давай забудем все прежние названия? Будем называть все заново, — предложил он.

Конечно, это всего лишь легкая словесная игра, но у Джоди заныло сердце. Если бы Хартли узнал, что она маскируется под кого-то, он бы, вполне вероятно, забыл ее. Ложь — совсем не ее стиль: она не умеет и не любит лгать. Сначала играть «под Сью» было забавно и возбуждающе, но сейчас…