Можно говорить, что он был наполовину англичанин, но эта его английская половина совершенно растворилась в греческой.

Дарес мог иметь отца-англичанина, но предпочитал считать себя греком.

— Я могу бросить тебя, — сказала Тони, вызывающе глядя на него.

— Точно. Но тогда мой дед будет считать брак расторгнутым.

Его глаза горели от удовольствия, когда он добавил:

— Понимаешь, в Греции секс рассматривают как свидетельство супружеских отношений. И если ты не живешь со мной… ну… Он пожал плечами, затем мягко рассмеялся, а краска бросилась ей в лицо. Она бы поспорила, объявила его лжецом, но прожила в Греции уже порядочно и знала насколько важны для обывателя сексуальные отношения. В любом случае она не думала серьезно уходить от мужа. С одной стороны, она все еще надеялась каким-то способом отплатить ему за оскорбления, а с другой, она не хотела расстраивать родителей сейчас, когда они восстанавливают свой бизнес.

Но она должна иметь деньги, и как их получить, занимало ее голову несколько дней после разговора с Даресом, в течение которых она заменяла заболевшей Луизе мать. Мальчики через день или два стали, казалось, спокойнее, и Тони отнесла это к болезни их сестры. Только на четвертый день, когда Робби не явился на чай, она начала понимать, что что-то происходит.

— Где Робби? — спросила она у Дэвида, но тот угрюмо посмотрел на нее.

— В своей комнате.

— Что он там делает? Сходи и скажи, что чай готов.

— Он не может спуститься.

Сердце Тони екнуло. Определенно, Робби не мог заболеть. Луиза, будучи по природе непослушной, болея, стала еще более дерзкой и нахальной. А мальчики были упрямы и строптивы, и хотя Тони как-то порадовалась тому, что они досадили ее мужу, через секунду была готова схватить их и как следует им всыпать. К ее удивлению, те разрушения, которые они творили, затрагивали и ее, потому что иногда это были просто акты вандализма. А когда мальчики, борясь в гостиной, разбили редкую статуэтку из нефрита, она больше огорчилась из-за невосполнимой потери, чем из-за ярости и угроз мужа.

— Что ты хочешь этим сказать? — пытаясь сохранить спокойствие, спросила Тони.

— Этот тип… ну, дядя Дарес… он отослал Робби наверх после ленча и запретил ему спускаться сегодня.

— Дядя Дарес… Как это случилось?

Первые несколько дней Тони старалась заставить мальчиков быть хоть немного уважительными, для их же пользы, но они упрямо отказывались называть Дареса "дядей".

— Что он натворил?

— Нагрубил садовнику. А потом этому ти… Он нагрубил дяде Даресу, когда тот велел ему извиниться.

Поэтому он послал его наверх. В голове у Тони все перемешалось. Все еще злая от того, что мысль отомстить рухнула, она чувствовала… парадоксально… волну облегчения, что теперь дети будут хоть под каким-то контролем.

Она привезла детей, чтобы досадить мужу, но сама же оказалась жертвой собственной глупости. Она уже поняла одно из основных качеств Дареса — властность. И хотя сама всячески сопротивлялась ему, была рада, что он взял детей в ежовые рукавицы.

К своему удивлению, она сказала:

— В таком случае, дядя Дарес прав, наказав его.

Мальчик смотрел на нее с затаенным неодобрением.

— Ты согласна с ним?

— Да, конечно.

— Я хочу, чтобы мы поехали домой, — проворчал Дэвид, совершенно не интересуясь едой, которая стояла перед ним. — Луиза в кровати, Робби в комнате, а мне что делать?

— Ты можешь провести время, читая, ведь тебе уже говорили.

Дарес вошел в комнату и строго посмотрел на Дэвида.

— Дэвид сказал, что Робби в комнате… Ты послал его туда.

"Что слышал Дарес?" — думала она, хмуро наблюдая, как на его лице отражается удовлетворение от того, что она согласилась с его методом воспитания.

— Да, это так, — он смотрел прямо на нее, — у тебя есть какие-то возражения по этому поводу?

Она посмотрела на Дэвида, который ждал, глядя на нее, что она защитит его брата. Она была в затруднительном положении, она бы поспорила с мужем, чтобы просто не подчиниться покорно его власти. Но если она откажется от своего согласия с наказанием Робби, Дэвид получит поддержку и не обратит больше внимания на любые замечания.

— Нет, но разве он должен остаться в комнате навесь день? Это не слишком долго?

Если отсутствие огня в ее словах и поразило его, вида он не показал, а мягким тоном сказал:

— Если бы это было возможно, наказание прервалось бы, но Робби был предупрежден дважды. Он знал, что его ждет, но на предупреждение не обратил никакого внимания.

— Он что-нибудь ел?

— Ему отнесли чай в комнату.

Ей больше нечего было сказать, и он перенес внимание на Дэвида.

— Я велел тебе почитать, — сказал он, строго глядя на мальчика. — После чая можешь зайти ко мне и рассказать все, о чем прочитал.

У Тони от изумления раскрылись глаза. Справляться с мальчиками это одно, но такой интерес был невероятен.

Это определенно был другой Дарес. Что с ним, Господи, случилось?

— Я… я не читал, — замялся Дэвид, опустив голову и крепко сжимая руками колени.

— Я так и думал. Я ведь тебя тоже предупреждал, не так ли? — Дэвид угрюмо кивнул, и Дарес продолжал: — Заканчивай пить чай и отправляйся в свою комнату. Как и Робби, ты останешься там до завтрашнего утра.

По лицу Дэвида потекли слезы.

— Я хочу домой! — он умоляюще смотрел на тетку, а Тони все еще пыталась оправиться от изумления. Она никогда бы не подумала, что у Дареса в характере есть такая черта, как интерес к детям. Он был спокоен, но тверд.

Гневное возмущение, которое появилось, когда он узнал о появлении детей, заменилось интересом, который был совершенно излишним. Попытка Дареса удержать детей под контролем была понятной, хотя бы ради самозащиты.

Все эти события к чему-то вели, и Тони стала ловить себя на том, что за последние дни слишком много и как-то по-другому думает о муже. Мальчики стали понимать, что он им не по зубам, и уважали его за это. Для них выделили комнату, и каждый день они там занимались. За малейшее неподчинение следовало какое-нибудь наказание. Но самым большим удивлением было то, что им давали деньги на карманные расходы. Узнав об этом, Тони смотрела на Дареса в немом изумлении. Как-то она попросила Марию посидеть часок с Луизой, а сама отправилась на патио, чтобы спокойно почитать. К ней подбежал Робби и показал новую игрушку, которую купил в деревне. Ее пульс забился чаще, когда она подумала о том, как он мог достать деньги.

— Дядя Дарес заплатил мне сегодня вдвойне за классную работу, которую я сделал на отлично!

Робби улыбнулся Даресу, который в это время выходил из дома.

— Вам нравится? — спросил Робби, протягивая ему машинку. Дарес осмотрел ее, лениво проводя по колесам.

Он смотрел на Тони и наконец сказал с ноткой удовольствия:

— Почему такое смущение?

— Ты… — она сглотнула, все еще находясь в изумлении. — Ты даешь мальчикам деньги на карманные расходы?

— Немножко.

Тони покачала головой.

— Но зачем?

— О, возможно, чтобы доказать тебе, что я не такой скряга, как тебе кажется.

Тони подумала о своем положении: она не могла купить себе даже кусок любимого мыла, а остаток денег после поездки в Англию ушел на покупку сладостей для Луизы.

Она вдруг почувствовала возмущение. Не иметь ничего, ни единой драхмы, и быть замужем за одним из самых богатых людей острова. Это здорово отличалось от того, что она планировала, и на секунду она даже решила начать снова.

Возможно, не покажи она сначала такую жадность, может, она нашла бы мужа более управляемым. Она смотрела на него и сомневалась. Если бы не ярость и сумасшедшее желание отомстить, она могла действовать с большей проницательностью.

— А почему бы мне не давать им денег?! Я буду это делать, если только не появится какой-нибудь другой, более подходящий метод поощрения их за хорошие дела!

Со слабой улыбкой на губах Дарес продолжал разглядывать ее. Робби попросил машинку обратно, и Дарес отдал ее.