В полдень, замаскировав входы в подземные бункеры, отряд оставил свою базу в сердце Борковицкого леса и двинулся в направлении Сташува.

Нужно было добывать продукты.

Третью осень встречала Станислава в поселке шауни. Однажды утром, выйдя из своего типи, она увидела объемистый тюк, накрест перетянутый сыромятными ремнями. Он лежал у входа в шатер и явно предназначался ей.

Она уже знала манеру шауни — никогда не навязывать подарки. Индейцы всегда приносили свои дары незаметно, складывали их у шатра и исчезали. У них не было принято благодарить за подарки, поэтому дарящий старался остаться неизвестным. Станислава до сих пор оставалась в неведении, кому она обязана берестяной посудой, украшенной красивым рельефным орнаментом, шкурами карибу, мокасинами и мешочками с пеммиканом, вяленой рыбой, жиром и рисом. Если бы она могла, она поблагодарила бы все племя сразу, когда оно собиралось у Большого Костра, но и это не было принято.

Станислава втащила тюк в типи и развязала узлы ремней.

Из-под рук, словно живая, разворачиваясь сама собой, хлынула волна серебристо-серого меха, сразу затопившая почти все пространство между очагом и задней стенкой шатра.

Пальцы тонули в густой шерсти, теплой и мягкой, с нежным, почти пуховым подшерстком. Она гладила ворс ладонью и пыталась определить, какому зверю принадлежала такая чудесная шкура.

Еще никогда она не получала такого большого и богатого подарка. От кого он? И за что?

В типи заглянула Ва-пе-ци-са, ахнула от восторга, засмеялась и опустилась на колени рядом со Станиславой.

— Уф! Какая ты счастливая, Та-ва! Великий Маниту благосклонен к тебе. Такие подарки женщина получает только один раз в жизни!

Погладив мех пальцами, Ва-пе-ци-са нащупала что-то в глубине, раздвинула густой ворс.

— Этот гризли убит ножом. Охотник дрался с ним один. И убил первым ударом. Он — очень смелый человек. В его душе нет страха.

— Гризли? Так значит это — гризли? — вскрикнула Станислава.

Еще там, в Польше, девочкой, она читала о серых канадских медведях. Трехметрового роста достигают эти гиганты, и страшнее их в ярости нет никого. Они — хозяева горных лесов Канады и Аляски. Все звери уступают дорогу гризли. Даже волки, почуяв его след, сворачивают со своей охотничьей тропы.

— Ци-са, почему мне? Человек рисковал жизнью… и вдруг — мне…

— Разве ты не такая же наша, как я, как Большое Крыло, как Черная Рука?

— Кто этот охотник?

Глаза индианки не хотят встречаться с ее глазами.

— Я не знаю, Та-ва. Ты очень счастливая…

И она заговорила о днях хорошей охоты, о доброте Духа Леса, о погоде, о том, что вчера нашла целый склад сушеных грибов, заготовленных белками.

— Ци-са, ты знаешь этого человека!

— Нет, Та-ва. Откуда я могу знать?

А через неделю появилась вторая шкура у входа в типи. Еще более мягкая, еще более красивая, чем первая. Ее теплые волны отливали вороненым серебром, и ноги тонули в глубине, когда Станислава прошлась босиком по бесценному ковру.

Но она не обрадовалась второму подарку. Она испугалась. Неведомый охотник играл со смертью, выслеживая гризли и вызывая его на бой. Для чего? Чем она заслужила этот риск? Ведь она ничего еще не сделала полезного для людей племени. Скоро три года, как она живет у шауни, но ее знания и уменье не нужны этим людям. Так почему неизвестный охотник второй раз приносит к порогу ее типи такой богатый подарок?

На этот раз она не стала призывать на совет Ва-пе-ци-су. Она приняла шкуру в смятении и тревоге. Ровное течение дней разбилось. Теперь она стала присматриваться к воинам, стараясь угадать — кто? Но охотники оставались невозмутимыми и спокойными, как всегда. И, возвращаясь из чащи, никто не бросал взор в сторону ее шатра, никто не приветствовал ее поднятой вверх рукой — знаком радости и удачи.

По вечерам, лежа у меркнущих углей очага, она перебирала в памяти лица. Желтый Мокасин… Красный Лис… Сломанный Нож… Легкая Нога… Большая Сова… Рваный Ремень… Черная Рука…

Сломанный Нож, например, очень любит рассказывать сам и слушать других. С ним никогда и нигде не скучно. И всегда у него в руках нож, и, разговаривая и слушая, он стругает, обтачивает что-то. А потом дарит малышам-ути фигурки оленей, орлов, диких коз и ящериц. Когда он идет по стойбищу, за ним тянется хвост детишек.

Большая Сова расчетлив, спокоен и старателен. Когда он ставил ей типи, он пробовал каждую жердь на прочность, каждую веревку на разрыв. Если жердь ломалась в его руках, он шел в заросли и долго и тщательно выбирал новую.

Красный Лис всегда озабочен. У него трое детей и старенькая, почти слепая мать. Жена умерла три года назад, и теперь ему приходится самому делать большую часть домашней работы. Кто сделал ей этот подарок?

КТО?

В конце Месяца Падающих Листьев у входного полога типи появился новый тюк. Станислава сразу увидела его, когда выходила утром к реке.

И смятение ее переросло в страх.

Она задернула полог шатра и долго сидела в темноте, не решаясь выйти наружу, и мысли, как суетливые белки, беспорядочно прыгали в голове.

Нет. Она не коснется нового подарка. Пусть лежит там, где его положили. Ей не нужны эти шкуры. Сейчас она свернет те две, первые, перевяжет их ремнями и вынесет из шатра…

Нет. Она не свернет и не вынесет. Отказаться от уже принятого подарка — для шауни тяжкое оскорбление, оно равносильно плевку в лицо. Но не принять подарок она может, это ее воля, ее право.

Да, она так и сделает. Но прежде всего… Что прежде всего? Надо идти. Только не к Ва-пе-ци-се. Та, конечно, знает, но ничего не скажет. Надо идти… А! Вот кто может разрешить все ее сомнения.

Станислава поправила волосы, затянула ремешок у ворота платья и решительно вышла из типи.

Свет утра ослепил ее. Ветер коснулся горящих щек. Она глубоко вздохнула и направилась через костровую площадь к высокому типи, по белой покрышке которого раскинула крылья серая, искусно нарисованная сова с красными глазами.

Полог шатра был приоткрыт, и, когда она подошла ближе, чья-то рука откинула его на всю ширину — и Высокий Орел встретил ее приветственным жестом.

— Войди, Та-ва. Пусть мой огонь будет твоим огнем.

Станислава вошла и нерешительно остановилась у порога.

— Сядь.

Она опустилась на шкуру волка недалеко от входа.

Высокий Орел обогнул костер, горевший ровным пламенем в очаге, и встал у противоположной стены типи.

Он молчал.

Молчала и Станислава, собирая мысли. Не следует говорить сразу, чтобы не показаться суетливой и легкомысленной. Кроме того, женщины племени никогда не начинали разговор с мужчинами первыми. Они ждали, когда мужчины сами начнут разговор. Таков обычай.

В просторном шатре на жердях покрышки висели блестящие оленьи, медвежьи и волчьи черепа, томагавки с тонкой резьбой на рукоятках, украшенные перьями соек и орлов, луки, потемневшие от давности, головной убор из белых перьев, концы которых были выкрашены в алый цвет. На полу — шкуры медведя, благородного оленя и бобра. Терпкий запах сушеных трав стоял в воздухе.

Впервые она была в типи вождя и впервые после болезни видела Высокого Орла так близко — всего три шага через костер.

Он был высок, пожалуй, выше нее головы на две, хотя Станислава не считала себя низкой. Волевое лицо с резкими чертами, худощавое, покрытое густым загаром. Небольшой рот с губами красивой формы. Слегка выдающийся вперед подбородок. Широкие атлетические плечи. Узкие ладони с длинными пальцами. И черные волосы, как в тот, первый раз, схвачены ремешком на лбу.

На нем была куртка из шкурок выдры, вышитая понизу цветным бисером, серые штаны-леггинсы из оленьей ровдуги и мягкие мокасины без украшений. Глаза его блестели в свете костра. Он смотрел на Станиславу, и на губах его теплилась едва заметная улыбка, словно он знал что-то, чего не знала она.