— По вашим маме и папе отслужат заупокойную службу, — сказал он. — Ред, Лили и я проследим за тем, чтобы все было организовано должным образом.

Шон бросил вопросительный взгляд на Лили, и та чуть заметно кивнула.

— Ни о чем не беспокойтесь. Ваша задача — привыкать к новому положению, — сказала она.

— Я не хочу привыкать! — воскликнула Чарли. — И не захочу!

— Детка, у нас нет выбора, — возразила Лили. — Мне очень хотелось бы, чтобы он был, но его нет. Служба совершается для того, чтобы отдать им дань уважения. Туда придет много их друзей. Нам нужно знать, нет ли у вас каких-нибудь пожеланий насчет службы, возможно, вы хотите, чтобы там играла какая-то определенная музыка или чтобы был прочитан какой-нибудь текст.

— Какая музыка? Какой текст? — испуганно спросила Чарли.

— Короткий текст, быть может, отрывок из Библии или другой книги, которую вы любите, чтобы утешить вас. Или вы хотите какую-то песню? — продолжила Лили.

— Я не люблю читать, — отрезала Чарли.

— Обычно читает кто-то другой.

— Мне нравится «Крик лебедя», — сказала Чарли.

Камерон фыркнул.

— Да не такая книга!

Лили положила руку ему на рукав, прося его замолчать. Это помогло. Камерон уставился в окно. Чарли рассматривала свои розовые спортивные тапочки.

— Вам не нужно отвечать на этот вопрос сейчас, — пояснил Шон. — Вы скажете позже, если придумаете что-нибудь, ладно?

Все трое детей сидели грустные, понурые. Даже малышка молчала и озиралась по сторонам; не понимая, что происходит, она ощущала общее настроение. Шон постарался растолковать, что произойдет дальше. Потом добавил, что сейчас они с Редом поедут поговорить с людьми, которые займутся организацией похорон. Казалось нереальным, что сейчас он отправится в бюро ритуальных услуг и будет говорить о похоронах собственного брата. Желание бежать усиливалось.

— Когда вы вернетесь? — спросила Чарли.

Впервые в своей жизни Шон оказался в ситуации, не позволявшей сбежать. Он постарался подавить в себе это желание.

— Вечером. Вы уже будете спать. Лили останется здесь на ночь.

— Лили. — Малышка авторитетно указала на нее пальцем.

— Я проведу с вами всю неделю, — сказала Лили. — Уроки будет вести другая учительница, а вы с Камероном можете не ходить в школу. — Она взглянула на Камерона. — Конечно, если вы хотите этого.

— Я не возражал бы пропустить неделю, — ответил он.

Держа Эшли на руках, Лили проводила Реда и Шона до двери.

— Позвони, если что-нибудь понадобится, — сказал Шон.

— Хорошо.

Ред протянул ей свою карточку.

— Или мне. И еще, может, вы знаете, чего бы хотела Кристел? Я имею в виду похороны.

Лили прикусила губу.

— Она любила цветы. Самые разные. Розовые. Розовый — ее любимый цвет. Насчет музыки я скажу позднее.

— Мы постараемся все сделать как надо, — сказал Шон. Уходя из тихого дома, Шон пожалел, что не может остаться. Ему совсем не хотелось заниматься печальным делом организации похорон. Он оглянулся и увидел, что Лили стоит на пороге, обнимая малышку. Ее подбородок решительно выдавался вперед, легкий ветерок шевелил волосы. Шон поднял руку и помахал ей на прощание. Лили повернулась и вошла в дом, закрыв за собой дверь.

— Помню, я встречался с ней раз или два, когда Кристел и Дерек еще были женаты. — Ред взглянул на Шона. — Конечно, я знаю ее не слишком хорошо, но холодность вовсе не в ее характере. Она страдает. И очень сильно.

— Она не одна страдает. Меньше всего я беспокоюсь за нее.

Ред сел во взятую напрокат машину, салон которой уже пропах его любимыми сигарами.

— Подумай как следует, малыш. Либо она будет на твоей стороне, либо готовься к войне.

— И что это значит?

— Может, и ничего. Да, про турнир «Редвинг»…

— Я не смогу участвовать.

— Знаю, что не сможешь. Прежде надо пройти через все это.

Шон с ненавистью отверг мысль, промелькнувшую в этот момент в его мозгу: «Дерек отнял у меня мой шанс».

Суббота

19:05

Когда встреча с похоронным агентом была закончена, Шон вернулся домой, чтобы сменить Лили. Пообещав скоро вернуться, она вышла на улицу, и ее окутал прохладный влажный вечерний воздух. Впервые за долгие часы ей удалось глубоко, свободно вздохнуть. Лили чувствовала себя совершенно измотанной. Собственно, весь прошедший день она только и делала, что волновалась и ходила из угла в угол.

По дороге домой ее охватило ощущение, что она сбежала. Лили снова стала самостоятельной и отвечала только за себя. Ничто не мешало ей проехать поворот на свою улицу и двинуться дальше, в Портленд, в аэропорт.

Эта фантазия мелькнула у нее в голове, словно вспышка, но Лили быстро вернулась к реальности. Она не могла бежать. Лили больше не принадлежала себе. Ее ждали трое осиротевших детей, еще более потерянных, чем она.

Лили вошла в тихий, пустой дом. Все оставалось так, как в момент ее отъезда: «Дархемский бык» в DVD-плеере, карта Италии на кофейном столике, бокал вина рядом с ней. Медленно, не спеша, она свернула карту.

Бросая вещи в раскрытую сумку, Лили услышала, как открылась, а потом захлопнулась дверь.

— Эй! — позвал женский голос.

— Мама! — Вытерев ладони о брюки, Лили вышла в гостиную, где столкнулась с матерью. — Что ты здесь делаешь?

Шерон Катлер Робинсон слабо улыбнулась.

— Я приехала, как только узнала.

Несколько секунд Лили смотрела на нее. Мать редко навещала ее, всегда далекая и холодная, как луна. Когда-то она была хорошенькой, возможно, даже красивой; Лили судила об этом по старым фотографиям. Однако за прошедшие годы мать стала определенно жестче, роль в этом сыграли страдания и преданность работе — она была менеджером, отвечавшим за безопасность товаров. Глаза Шерон выражали сочувствие, и Лили, коротко обняв ее, вдохнула знакомый запах духов от Элизабет Арденн.

— Спасибо, что пришла. Налить тебе чаю?

— Нет, благодарю, ничего не нужно. Отец передает тебе привет. Он в Сайгоне. — Теренс Робинсон, исполнительный директор одного из подразделений компании «Найк», постоянно колесил по миру. Шерон сняла плащ и повесила его за дверью. Пушистый свитер из ангорской шерсти мог показаться слишком молодежным для дамы в годах, однако на Шерон он так не выглядел. — Я только хотела узнать, все ли с тобой в порядке, и спросить про семью Кристел.

У Лили заныло в груди при воспоминании о последних двадцати четырех часах, однако голос ее прозвучал бесстрастно. Она всегда считала глупым выражать при матери свои эмоции. Какой смысл плакать? Мать всегда говорила так, когда Лили была ребенком. Это ничего не меняет.

Сейчас Лили знала, в чем разница. Держать все в себе гораздо больнее.

— Это ужасно, — сказала Шерон, когда Лили сообщила ей, что обнаружил Шон ранним утром. — И что только они делали на берегу? О чем вообще они думали?

— Мы никогда не узнаем.

— Но что-то же привело их туда и заставило забыть об осторожности. Интересно, что.

«Грустные новости об их дочери», — подумала Лили, обвиняя в этом себя.

— Мне нужно собрать вещи. — Она направилась в спальню. Чувство вины теснило ей грудь. Лили размышляла о том, что все, возможно, сложилось бы иначе, если бы она более мягко рассказала им о трудностях Чарли или умолчала о них. «Как бы мне хотелось повернуть время вспять! — Лили ощутила давящую боль в груди. — Вернуться на день назад».

— Куда ты едешь?

— В дом Кристел.

— Но ты же сказала, что детьми занимается их дядя.

— Это так, но он одинокий мужчина. Только что вернулся с Филиппин или из Малайзии, что-то в этом роде. Я должна быть там ради детей. — Складывая свои джинсы и носки, ссыпая в косметичку туалетные принадлежности, она чувствовала на себе пристальный взгляд матери. — В чем дело? — наконец спросила Лили.

— Постарайся не привязываться к ним слишком сильно. Лили застегивала молнию на сумке, но, услышав это, подняла глаза.