— О чем ты?

— Они должны жить с дядей. Это неизбежно.

Лили снова потянула застежку на молнии, но та, зацепив край ткани, не двигалась с места.

— Никто не знает, что будет дальше. Сейчас они на попечении штата, но это временно. Кристел просила меня подписать документ, по которому я стала бы опекуном детей в случае их с Дереком смерти. Правда, я так и не подписала его, потому что… ну, куда нам было спешить? И сейчас, если в завещании Дерека написано что-то другое…

— Так будет лучше для тебя. Не пытайся отвоевать детей у дяди, Лили. Ты не можешь взять на себя заботу о троих детях. Это несправедливо во всех отношениях. — Мать подошла ближе к ней. — Давай помогу. — Она отвела руку Лили, потянула застежку молнии назад, а потом аккуратно вперед. — Ты должна относиться к Холлоуэям так же, как к другим своим ученикам. Какое-то время они принадлежат тебе, но потом ты отпускаешь их.

— Это совсем другое. Она моя лучшая… была моей лучшей подругой, единственной близкой подругой. Я дала ей обещание. И не могу нарушить его. — Лили оперлась на изголовье кровати, чтобы удержаться на ногах. Ей очень не хотелось расклеиться на глазах у матери. — Знаешь, сегодня, в самые тяжелые моменты, я вспоминала об Эване. — Лили сразу лее пожалела о том, что упомянула имя брата, умершего много лет назад. Она взяла мать за руку и добавила: — Мне очень жаль. Я не должна была упоминать о нем. Просто боль от потери такая сильная… я невольно сравнивала…

Мать отняла у нее руку.

— По-моему, все и так довольно плохо. — Она отвернулась, сосредоточив внимание на содержимом шкафа. В отличие от аккуратно убранной комнаты, он был завален туфлями, сумками, одежда висела на разномастных вешалках. Почему-то Лили никогда не удавалось держать его в порядке.

Как глупо, что она сказала об Эване, напомнила матери о том, что когда-то у нее было трое детей. Эван, родившийся через два года после Лили и через год после Вайолет, был самым младшим из них. Он умер вследствие происшествия, которое они никогда не обсуждали. Однако оно определило жизнь их семьи на все последующие годы.

— Люди сейчас уже не носят так много черного, — заметила Шерон, инспектируя вещи Лили, среди которых черных вообще не было. — Думаю, любой цвет хорош, если он смотрится не слишком вызывающе.

Камерон сидел в «субару» своей матери, припаркованной на обычном месте у подъездной дорожки, как будто мать была внутри, говорила по телефону, одно временно подпиливая ногти. Машину только что доставили: аккумулятор был заряжен, все готово к тому, чтобы снова пользоваться ею. На этой неделе мать собиралась везти их всех на турнир в Худ-Ривер. Она всегда делала это с тех пор, как Камерон перешел в восьмой класс.

Черт теперь он подводил всю команду. Ему хотелось одного: бросить все, забыть, отрезать от себя эту часть жизни. Даже теперь, когда родителей больше не было, Камерон ощущал на себе груз их надежд. Успехи Камерона в гольфе были очень важны для них обоих, правда, по совершенно разным причинам.

Он предпочел бы, чтобы мнение родителей не значило для него так много. Зависимость от них больше всего раздражала Камерона.

В машине остался слабый запах сигаретного дыма — следствие тайного порока его матери. В пепельнице лежала докуренная до половины сигарета «Вирджиния-Слимз», смятая и сломанная. Под лобовым стеклом в беспорядке валялись мелкие монеты, резинки, блок стикеров, на котором быстрым материнским почерком был набросан список покупок. Как странно видеть этот почерк, читать список, состоявший из самых обыкновенных вещей: носовые платки, пищевая сода, «Таб», бумажные полотенца, соус для спагетти.

«Какого черта! Она забыла мой «Меннен»!» — с раздражением подумал Камерон. Он же сказал, что у него закончился дезодорант, и ему нужен новый. И чем только были заняты ее мысли?

Может, у нее еще остались сигареты? Он наклонился и пошарил в бардачке, но нашел только карточку страхования, документы на машину, карты и прочий мусор. Камерон посмотрел под защитным козырьком — там лежали солнцезащитные очки, коробка спичек и смятый розовый бланк. Он уже хотел засунуть его обратно, когда заметил надпись: « Медицинская лаборатория Ривер-сайд». Это было подтверждение группы крови Эшли.

Камерон похолодел. Шона назначили их опекуном потому, что он их ближайший кровный родственник. Но что произойдет, если правда выйдет наружу, если все узнают что Эшли не имеет к нему никакого отношения?

Камерон смял бланк и затолкал его в карман куртки, но, передумав, снова вытащил. Он открыл дверцу машины, зажег спичку и поднес ее к листку, а потом бросил его на землю, покрытую коричневой осенней листвой, и дал ему сгореть. Для верности еще затоптал пепел каблуком ботинка.

С хмурым видом Камерон вытащил из заднего кармана джинсов бумажник. Достал из него ученические водительские права, полученные сразу после того, как ему исполнилось пятнадцать с половиной, и снова сел в машину. Настоящие права он получит только через несколько недель, а пока придется ездить с сопровождающим, но какое это имеет значение! Родители уже не будут волноваться о том, что он разобьется насмерть, не справившись с управлением.

Как они могли бросить их вот так! Почему? Неужели не понимали, что дети нуждаются в них? Что такое произошло между ними, почему они съехали с дороги и разбились?

Он знал «что». Знал. Не должен был знать, но все-таки знал.

— Какого черта! — воскликнул Камерон он и вставил ключ в зажигание. Но не успел он повернуть, как произошло что-то странное. Мальчик внезапно ощутил, что его рука словно заледенела, в пальцах пульсировала колющая боль. Сердце заколотилось так, словно собиралось выскочить из груди, а лицо покрылось потом. Вспотели и подмышки, а поскольку дезодорант у него закончился, он не мог ничего с этим поделать. Камерон пытался дышать, но ему не удавалось вдохнуть так глубоко, чтобы воздух наполнил легкие.

Сердечный приступ. У него начался чертов сердечный приступ. Он умрет прямо здесь, в машине, тем самым продолжив новейшую традицию семейства Холлоуэев.

Камерон попытался выбраться из машины, уже не надеясь спастись. Куртка зацепилась за рукоятку тормоза и теперь держала его. Мальчик дернул ее и услышал, как рвется ткань, но зато теперь он был свободен. По подъездной дороге он медленно пошел прочь от машины.

Постепенно симптомы приступа ослабели.

— Господи! — Камерон вытер лоб рукавом. До чего глупо — испугаться машины, словно она появилась из романа ужасов Стивена Кинга.

Расстроенный, он сказал дяде, что собирается к другу. К счастью, Шон понял, что ему хочется хотя бы ненадолго уйти из этого дома.

— Я знаю, что отвлечет тебя, — сказал Джейсон Шефер, когда они встретились позже тем же вечером.

— Лоботомия? — Камерон прикатил к приятелю на скейтборде и сейчас стучал баскетбольным мячом на подъездной дорожке, ведущей к его дому. Новости уже дошли до Шеферов, и Джейсон вел себя так, словно смерть родителей, упавших с обрыва, была заразной болезнью — держался от Камерона на расстоянии. Он всячески избегал упоминания об аварии, делая вид, что ничего не произошло.

— Ха-ха, — отозвался Джейсон. — Бейсбол с почтовыми ящиками.

Камерон продолжал стучать по мячу.

— Тупое развлечение.

— Да нет, это классно. Сам увидишь. Можем взять джип. — Джейсон уже получил права и сейчас использовал любой повод, чтобы прокатиться на машине. — Позовем еще парней и поедем в новый район, на Рейнджер-роуд. Ящики там стоят целыми рядами — ба-бах! — Он изобразил удар битой.

Камерон подумал, что, может, его приятель и прав. Может, ему надо сейчас что-нибудь разгромить.

В половине одиннадцатого Лили была совсем без сил. Она сидела на кровати в гостевой комнате дома Кристел и слушала тишину. По ее настоянию Шон занял комнату Кристел — Лили не смогла бы спать там, ведь все в этой комнате напоминало ей о подруге. Из-под его двери не пробивался свет, и она позавидовала тому, что Шону удалось уснуть. Лили еще раз приняла душ и надела махровый халат; она нашла его в шкафу, но рукава были ей чересчур длинны. Согревшаяся, чистая, она сунула руку в карман халата и нашла там смятый бумажный платок и листок с телефонным номером: 503-555-2412. Вокруг Цифр Кристел нарисовала шарики и завитушки, и на мгновение Лили показалось, что она сейчас спустится вниз, выпьет с подругой чашку чаю и вернет ей бумажку с номером.