Шон выпрямился и представил всем Мору. Не привыкнув общаться с детьми, она держалась несколько натянуто, но улыбалась искренне. Чарли смотрела на нее с опаской, Камерон — отстраненно. Эшли спряталась за юбкой Лили.

— Ты знала маму и папу? — спросил Камерон. Мора переложила сумочку из одной руки в другую.

— Нет, но я уверена, что они были замечательными. Я пришла сюда вместе с вашим дядей Шоном, потому что мы с ним близкие люди. Надеюсь, вы расскажете мне все о своих родителях.

— Уж конечно, — отозвался Камерон. — С большим удовольствием. — И направился в церковь.

Его сарказм обескуражил Мору, но сейчас Шону было не до того, чтобы заставлять племянника извиняться. Глупо ожидать, что они, как по волшебству, станут одной большой счастливой семьей.

— Пора идти в церковь, — негромко сказал он.

Джейн Кумбс, как обычно, опаздывала. Войдя в церковь, она бросилась к детям, заплаканная и несчастная, какой была всю эту неделю. Шон закусил губу, чтобы не приказать ей заткнуться и не путать Чарли и Эшли. Но кто он такой, чтобы осуждать эту женщину? А что если она просто не может остановиться?

Еще три незнакомых ему человека вошли вслед за Джейн.

— Мои родители и сестра, — объяснила Лили. — Извините, я отойду на минуту.

Она подошла поздороваться с ними. Ее родители, красивая пара, оба были безупречно одеты, но держались с Лили крайне сдержанно. «Бога ради, да обнимите же ее, — подумал Шон. — Вы что, не видите, как ей это нужно?»

К счастью, сестра обняла Лили, и так крепко, что шляпка слетела с ее головы.

— Шон Магуайер, — представился он, подняв шляпку Лили и пожимая руки всем троим: Теренсу, Шерон и Вайолет. — Спасибо, что приехали.

— Дедушка здесь! — воскликнула Чарли, и лицо ее осветилось. Девочка бросилась к дверям.

— Привет, красавица. Конечно, я здесь. — Отец Шона, Патрик Магуайер, прилетел прошлым вечером. Он поздоровался с Лили и со всеми остальными, пожал руку Шону. — Как ты, держишься?

Шону очень хотелось ответить: «нет». «Нет, отец, мне очень трудно. Не поможешь ли мне?» Он никогда не сказал бы этого, потому что знал, каков будет ответ. Его отец будет запинаться и перечислять причины, которые помешают ему помочь Шону с детьми Дерека.

— Да, — ответил Шон, — с учетом обстоятельств.

— Извините, что не удалось приехать раньше, — сказал Патрик. — Мне нужно было кое-что закончить.

«Кто бы сомневался», — подумал Шон.

— Нет проблем, — произнес он вслух. На самом деле ему хотелось схватить отца, потрясти за плечи, потребовать, чтобы он осознал, что произошло в их семье. Но какое это имело сейчас значение! Шон высвободил свою руку и положил ее на плечо Чарли. — Пора начинать.

Когда все расселись на скамьях в церкви, Шон окинул взглядом собравшихся. Дети сидели чистенькие, в своих лучших нарядах, окруженные почтительным вниманием. Камерон казался уменьшенной копией Дерека в новом костюме и ботинках, купленных специально для похорон. На Чарли было темно-зеленое платьице с черным бантом, миниатюрная версия того же платья была и на Эшли. Лили надела темно-синий костюм и туфли на низких каблуках. В одной руке она держала сумочку, в другой — несколько бумажных карточек. Взволнованная и серьезная, она собиралась произнести прощальную речь на похоронах подруги.

Распорядитель похорон провел их к передней скамье. Директор школы Чарли сидела сразу за ними, готовая забрать Эшли, если та вдруг расшумится. Дубовые гробы, украшенные цветами, сверкали в солнечном свете. Он проникал в церковь сквозь окно с изображением Святого Духа. И Шон снова почувствовал, что поднимается вверх и не в силах удержаться на земле.

Похороны походили на жестокий спектакль, который отчасти был ритуалом для прессы, а не только печальной церемонией. Лили ощущала усталость и горечь, была измотана до предела. Службу сопровождали постоянные всхлипывания, музыка и прочувствованные речи. Все пытались выразить то, что нельзя описать словами: тяжесть страшной потери, безысходную печаль и страх троих детей, которым предстояло расти без родителей.

Лили удивило и тронуло, что приехали ее родители и сестра. Они мало знали Кристел, однако понимали, как важна она была для Лили. Когда пришла ее очередь говорить, Лили бросила испуганный взгляд на мать, и та спокойно кивнула ей. Это означало: «Ты справишься».

Лили встала и пошла к кафедре. Ради детей она заставила себя говорить ясным, ровным голосом, рассказывая людям, собравшимся в церкви, о том, какой прекрасной матерью, подругой и человеком была Кристел.

«Лучшая подруга и любящая мать». — Вчера вечером, когда Лили писала свою речь, эти слова казались ей самыми подходящими. Однако сейчас, усиленные микрофонами, они прозвучали сухо и безжизненно. Лили отложила свои карточки, на мгновение прикрыла глаза и представила себе Кристел.

— Мне было восемь лет, когда я познакомилась со своей лучшей подругой, — сказала она, открывая глаза. — Ей было тринадцать, и она совсем не собиралась дружить со мной, а была просто моей временной нянькой. Дружба возникла позже. И продлилась всю жизнь… — Лили умолкла и глубоко вдохнула, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Когда я была маленькой, то думала, что она знает все на свете. Двадцать два года спустя могу сказать, что так оно и было. Благодаря прекрасным детям, Кристел познала радость и счастье жизни, наполненной любовью. А ведь именно это нужно каждому человеку! — Лили сама удивлялась словам, которые произносила. Этого не было в ее заметках. Они содержали перечень Достижений Кристел, воздавали должное ее характеру. Но сейчас было поздно отступать, и Лили решила быть краткой. Она снова умолкла и посмотрела на детей. Эдна увела Эшли, когда та начала хныкать. Чарли сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Рядом с ней сидел Шон, на его лице было до странности похожее выражение. Камерон казался раздраженным, почти разъяренным, и постоянно ерзал.

Лили была рада видеть учеников и учителей из своей школы, однако они выглядели напряженными, беспокоились и перешептывались на задних рядах, явно стремясь поскорее оказаться в другом месте. Она не заметила Грега Дункана, и это разочаровало ее. Как тренер Камерона, он мог бы прийти, однако таков уж был Грег.

— Я не вижу высшего смысла в том, что моя подруга умерла, — сказала Лили. — Может быть, когда-нибудь мне удастся постичь его. Я вижу огромный смысл в ее жизни, а не в смерти. Я любила Кристел Бэрд Холлоуэй. И буду помнить о ней и о нашей дружбе всю жизнь. — Лили откашлялась; грудь ее сдавило так, что она с трудом дышала. — Прощай, Кристел. Ты будешь жить в сердцах тех, кто любил тебя.

Доктор Саш, психолог-консультант, обещала Лили назначить ей лекарство, если в этом возникнет необходимость. Спускаясь с кафедры, Лили пожалела о том, что не воспользовалась ее предложением.

Потом исполнили песню, которую выбрала Чарли. Голос лягушонка Кермита мог показаться неуместным в подобных обстоятельствах, но почему-то нежные, задумчивые и простые слова песни прозвучали очень трогательно.

Ради Чарли и Камерона Лили стоически улыбалась, однако при этом чувствовала себя развалиной. Шон Магуайер предложил ей руку, чтобы помочь добраться до их скамьи. Ее рука как льдышка, ладонь покрылась холодным потом. «Наверное, ему это неприятно», — мелькнуло у нее в голове.

Его девушку, Мору, вся эта ситуация, казалось, выбила из колеи. В гладком черном платье и палантине она бала красива, как модель на рекламе компании «Виктория Сикрет». Рядом с ней Лили ощущала себя совершенно заурядной.

В данной ситуации она не должна была чувствовать ничего подобного, однако не могла избавиться от этого. Ее лучшая подруга умерла, а Лили думала о своей внешности. Она ужасный человек.

Кэдди Дерека проплакал всю церемонию — это было не слишком красиво, но трогательно. Тревис Джейкобс работал с Дереком пятнадцать лет и знал его, как никто другой. Его прощальная речь была длинной, иногда забавной и, безусловно, искренней. Когда он закончил, из динамиков донесся голос Луи Армстронга, который пел «Этот прекрасный мир», и сердце Лили сжалось от грусти.