Следствия утверждения арабов в Месопотамии были громадного значения. Для персов оставалось мало надежды спасти провинции, лежавшие на восток от Тигра со столицей Мадаин (Ктесифон), куда теперь направились замыслы арабских вождей. Хотя Иездегерд держался некоторое время в своей столице, но, когда арабское войско за Евфратом доведено было до 60000, и когда персидские города стали сдаваться арабам без большого сопротивления, Иездегерд принужден был оставить Мадаин и ночью, забрав небольшую часть сокровищ, ушел в провинцию Мидию и заперся в крепости Гольван на большой торговой дороге, ведущей в Багдад. Мусульманский вождь, вступив в огромный и богатый город, почти покинутый своими жителями, припомнил слова Корана, относящиеся к египтянам, утонувшим в Черном море: «Как много садов покинули они и ручьев и нив, как много чудных и восхитительных мест, которыми наслаждались».

Приказав снести все оставленные сокровища в Белый дворец, Аби-Ваккас отделил пятую часть в казну на церковные и благотворительные учреждения, а остальное разделил между воинами. Добыча оказалась так велика и такой цены, что на долю каждого простого воина, принимавшего участие в войне, досталось около 3 тыс. рублей. Из сокровищ, найденных в Ктесифоне, особенно поразили победителей золотой конь, серебряный верблюд с золотым верблюжонком и в особенности драгоценный ковер, украшенный дорогими камнями и представлявший рисунок из цветов, фруктов и деревьев. Арабы так мало понимали в то время значение произведений искусства, что разрезали удивительный ковер на куски и разделили его между начальными людьми ³. Взятием Мадаина нанесен был окончательный удар Персидскому царству; на всем пространстве от Ниневии до Сузы арабам не было оказано значительного сопротивления, так что Персия с 637 г. могла считаться арабской провинцией На развалинах Ктесифона основан был арабами город Куфа, сделавшийся административным центром мусульманской провинции

Уже в эти первые годы неимоверных успехов арабского оружия над византийскими и персидскими военными силами появилось новое слово, обозначавшее совершенно новое явление — переход христиан в мусульманство. Таковые переходы были весьма обычны в первое время арабских завоеваний, особенно в Сирии, где и вошел в употребление термин μαγαρίτης, μαγαρίζω для обратившихся в мусульманство христиан

Арабы готовились перенести свои военные предприятия в Египет, где их ожидали не менее блестящие успехи, чем в Сирии и Месопотамии. Представляется неразрешимой загадкой вопрос о том, почему исконные владетели так легко подпадавших арабскому господству богатых и населенных областей не приняли надлежащих мер к защите и не оказали арабам серьезного сопротивления. Если принять в соображение, что занимающие нас события относятся к царствованию Ираклия, который обнаружил беспримерные таланты искусного полководца в войнах с персами и в защите столицы от нападений аваров и славян, то слабость византийского военного напряжения, обнаруженная в столкновениях с арабами, должна казаться еще более загадочной. Как будто у Ираклия не стало более ни людей, ни денег для отражения гораздо более важного врага, чем персы; как будто в Константинополе иссякло религиозное одушевление ввиду неимоверных поражений, испытанных империей одинаково как на поле брани, так и в области религиозных убеждений. Мусульмане выступали не только против политической власти византийских императоров, но и против христианской империи, совместное существование мусульманства и христианства казалось бы невозможным, т. к. та и другая религии имеют притязание на мировластительство. Выяснить с достаточной рельефностью роль царя Ираклия в событиях последнего десятилетия его царствования далеко еще не удалось историкам, т. к. нельзя же успехи арабов объяснять истощением империи после персидских походов. Напротив, арабы обогащались, делая завоевания в богатых и культурных областях, т. к. находили везде большую добычу в деньгах и дорогих предметах. Попытаемся рассмотреть некоторые подробности первых столкновений между мусульманами и христианами.

Прежде всего успеху мусульман в византийских областях содействовали во многих случаях иудеи, подвергавшиеся крайнему преследованию в Византии и искавшие защиты и покровительства у мусульман. В Иерусалиме и Эдессе происходили страшные сцены убийства и насилия над иудеями, которые охотно служили арабам против греков, надеясь под господством первых на лучшее устройство судьбы. В рядах арабских отрядов поэтому было всегда значительное число иудеев, прекрасно знавших страну и местные условия и оказавших громадные услуги завоевателям. Следует, далее, взвесить то обстоятельство, что сам Ираклий ни разу не становился во главе войска, назначенного действовать против арабов. Хотя, начиная с 632 г., т. е. с первых мусульманских походов в Сирию, Ираклий находился поблизости от театра военных действий, именно в Эдессе и Дамаске, но поручил войско полководцу Сергию, который при Газе был разбит и взят в плен. Начальник Босры Роман, напуганный предложением сдать город, убеждает своих подчиненных согласиться на требование платить небольшую дань и во время сражения изменнически предает город врагам. Во время начавшейся осады Дамаска Ираклий отступил на север и следил за ходом дел из Эдессы; при этом значительную роль играли стенобитные машины, приготовленные для арабов перебежчиками из византийского лагеря. Посланный на помощь Дамаску брат царя Феодор был разбит арабами, между тем арабы вступили в переговоры с осажденными и обещали им в случае сдачи значительные привилегии, какими и воспользовался сдавшийся арабам Дамаск. После сдачи этого города Ираклий перешел в Антиохию и назначил начальником своих отрядов перса Ваана.

После потери Дамаска Ираклий, видимо, потерял надежду на благоприятный исход дел в Сирии и Палестине. Трусость, измена и предательство были почти обычными явлениями в истории арабско-греческой войны. У Ираклия недостало энергии вооружиться против крайней деморализации, какая овладела большинством его подданных, да и сам он становился жертвой болезненных предчувствий. Постигшее Палестину страшное землетрясение и появление кометы в виде копья, обращенного на Константинополь, тревожило умы и лишало последних надежд на благоприятный исход событий. К этому присоединились неприятности в собственной семье Ираклия и угрызения совести за незаконный брак с Мартиной, в котором многие хотели видеть причину всех несчастий, постигших империю. Находясь в крайне удрученном состоянии, Ираклий собрал в антиохийском храме духовенство и народ и советовался с ними насчет переживаемых событий. Раздался голос одного старца, присутствовавшего в собрании: «Мы терпим справедливое воздаяние за наше забвение Евангелия, за беспорядки, ссоры, насилия и за отдачу денег в рост». Император принял эти слова сказанными на свой счет, склонил голову и подумал, что своим присутствием он вредит делу веры Христовой. В этих расположениях, свидетельствующих о крайнем нравственном ослаблении, Ираклий решился возвратиться в Константинополь. Что он считал положение дел вполне безнадежным, видно из того, что, принимая это решение, он отправился предварительно в Иерусалим и взял с собой драгоценную христианскую святыню, недавно им же освобожденную из персидского пленения, Честное древо креста Господня. Говорят, что, оставляя Сирию, Ираклий несколько раз повторил с глубоким горем: «Прощай, Сирия, прощай навсегда!»

Но в ближайшем будущем предстояли новые потрясения. Западная граница империи опиралась на завоевания в Африке, сделанные еще при Юстиниане ровно за сто лет перед теми событиями, к изложению которых здесь мы приступаем. После легких побед над Гелимером Юстиниан в 534 г. торжественно заявил, что по милосердию Божию присоединены к империи Африка, Ливия и все тамошние провинции. Фактически это не соответствовало действительному положению дел, т. к. власть императора простиралась лишь до Нумидии, а западные провинции до Гибралтара (три Мавритании) оставались, за исключением нескольких приморских мест, вне влияния империи. Кроме того, предстояло удовлетворить разнообразные притязания африканского населения. Известно, что с вандалами византийское правительство мало церемонилось: они частью были перебиты, частью выселены в азиатские провинции, образовав там особые полки, частью, наконец, лишены имущественных и гражданских прав ⁴. Что касается романского населения и интересов католической Церкви, в этом отношении Юстиниан расточал щедрые милости, о которых громко свидетельствуют признания епископов, собравшихся на соборе в Карфагене и выражавших свою радость по случаю восстановления императорской власти в Африке.