«Хроника» стала последней книгой Петера Илемницкого. 19 мая 1949 г. он внезапно скончался. Сердце, подорванное испытаниями военных лет, не выдержало ритма напряженной работы.

Актом высокого признания гражданских и художественных заслуг писателя было присвоение Петеру Илемницкому посмертно почетного звания Народного художника.

Ю. БОГДАНОВ

Перевод И. и Ю. БОГДАНОВЫХ и Н. ТРОЕПОЛЬСКОЙ

Метранпаж нервно бегал по типографии от двери к двери. На широком, покрытом оцинкованной жестью столе были разложены по порядку блестящие столбики свежего набора — осталось только разверстать его по полосам. Метранпаж собственноручно набрал заголовки всех статей, все давно готово, но нет редактора. А без редактора верстать нельзя. Деревянная перегородка, недавно выкрашенная серой краской, разделяла помещение на две части. По ту сторону перегородки работал корректор. Вот послышался шум отодвигаемого стула, два быстрых решительных шага, и вслед за этим — как гром небесный — прогремел голос корректора:

— Черт бы побрал эту краску! Прилипаешь к ней, как муха! — и не сбавляя тона, корректор обратился к метранпажу: — Дайте оттиски «Вестника», хоть две полосы! Иначе не поспеть. Ведь еще сегодня это должно пойти на ротацию, — с раздражением проворчал он, разглядывая свой выпачканный в краске халат.

— Не могу, — развел руками метранпаж. — Редактора до сих пор нет. Если он опоздал на поезд, пиши пропало. Набор готов полностью, даже с избытком, но не могу же я сам верстать.

Ругались в два голоса, аж небу стало жарко.

За большим окном, за тонкой стеной слышалась песня наборных машин, как если бы под монотонный гул гигантского водопада время от времени как бог на душу положит ссыпали тележку щебня.

Вдруг двери распахнулись, и запыхавшийся редактор Фойтик, перепрыгнув сразу через три ступеньки, ворвался в комнату и подлетел к метранпажу.

— Набора достаточно?.. Я немного опоздал, — проговорил он, как бы оправдываясь. Но при этом его серые, поблескивающие за стеклами очков глаза смотрели спокойно и уверенно, как глаза человека, которого на пути к цели не остановят никакие препятствия. — У меня тут есть еще одна небольшая заметка…

— Заметка? Только этого не хватало, — не выдержал метранпаж. — Набора и так больше чем нужно. Пора верстать, иначе народ останется без газеты.

— Ну, днем позже… для еженедельника не так важно. — И редактор, не дожидаясь дальнейших возражений метранпажа, со свернутой рукописью в руке бросился в соседнее помещение, где сухо постукивали линотипы новейшего образца.

— Будьте добры, — начал он медоточивым голосом, подсаживаясь к одному из наборщиков, — нужно бы вставить в номер еще одну небольшую заметочку.

Наборщик покачал головой и с удивлением покосился на редактора поверх никелированной оправы старомодных очков, словно намереваясь отказать ему в этой десятиминутной услуге.

Однако редактор Фойтик воспользовался некоторой нерешительностью наборщика и умоляющим тоном продолжал:

— Я вам продиктую прямо на машину… В два счета сделаем. Прошу вас… полужирным гармондом…

Наборщик с безразличным видом переменил в машине шрифт, привычно опустил руки на клавиши и застыл в ожидании, пока редактор не начал диктовать:

— «С нашей стороны было бы непростительно не сообщить о приятном сюрпризе, который нам всем приготовила дирекция нашей начальной школы с ее очаровательными питомцами. Памятуя о том, сколько крови пролито за наше национальное освобождение на фронтах мировой войны, сколько крови пролито за мир, а также памятуя о том, что необходимым условием расцвета наших национальных сил является вечный мир, который всячески отстаивают наши политические деятели, дирекция местной начальной школы по случаю «Дня Чехословацкого Красного Креста» устроила детское театрализованное представление под названием «Колокольчики звенят на весь мир».

Редактор Фойтик попытался воспроизвести голосом звон серебряных колокольчиков мира, но его усилия пропали втуне: пальцы наборщика скакали по клавиатуре, словно взбесившиеся кони, не в силах оценить всей важности и экстренной необходимости этого сообщения.

Одна за другой стремительно вылетали из магазина матрицы, словно по команде выстраиваясь в ряд, подставляли холодную поверхность расплавленному металлу; отлитая строчка, блестящая и горячая, присоединялась к остальным, а большая железная рука грейфера тут же забирала свободные матрицы, поднимала их вверх к бесконечной спирали, откуда они по очереди беззвучно падали на свое место, как бездыханный труп с виселицы.

Одна за другой… одна за другой… опять и опять выскакивали новые матрицы в такт словам редактора, разделяя их на отдельные звуки, и снова с грохотом тяжелого колеса отливалась новая строка, и снова с поразительной точностью поднималась и опускалась железная рука грейфера.

— «…И детишки, воспитанные в духе патриотизма, еще раз напомнили нам, какой дорогой ценой мы добыли мир, благодаря чему родилась наша свобода, — продолжал редактор, — и поэтому необходимо, чтобы мы…» — Конец фразы повис в воздухе. Потерявший терпение наборщик отлил последнюю строчку, сунул руку под столик, на котором, болтая ногами, сидел редактор, вытащил оттуда бутылку с пивом, поднес ко рту и закрыл глаза.

В окошко из соседней комнаты заглянул метранпаж и прокричал, не скрывая злости:

— К черту… пора верстать!

Редактор не ответил. Только поморгал серыми, сильно увеличенными в стеклах очков глазами и с немой мольбой уставился на кадык наборщика, прыгающий, словно поршень в насосе.

— «…чтобы мы все как один своим трудом и только трудом отстаивали мир и нашу свободу…»

— Все? — устало спросил наборщик.

— Сейчас… подождите… «свободу, о чем нам всем напомнили наши дети и в чем подают нам пример наши миролюбивые политические деятели. Слава им и нашим юным артистам! Пусть их мирные колокольчики звенят на весь мир!»

— Все? — повторил наборщик.

— Все! — удовлетворенно вздохнул редактор.

— А я было подумал, что» Ирод убил всех ваших детей… — сердито проворчал наборщик, возвращаясь к прерванной работе. — Вот уж действительно, экстренное сообщение!

И снова: сухой треск выскакивающих матриц, отлитые строчки, выпадающие из колеса, живое движение руки неживого грейфера, а в соседней комнате причитания метранпажа:

— Это будет чудо, если мы сегодня выпустим номер!

Редактор Фойтик примчался на Жилинский вокзал, полный дыма и сажи, битком набитый людьми со всевозможными мешками и узлами, и сразу направился туда, где стоял его поезд. Бабы с вещами перебегали через пути, дети верещали, цепляясь за их юбки; время от времени сквозь этот сумасшедший гвалт прорывался решительный голос дежурного:

— Третий путь… налево!.. На втором пути!.. Поезд еще не прибыл!

По перрону, топая коваными сапогами, прокладывая дорогу в толпе, медленно прохаживались три жандарма. Они подозрительно всматривались в небритые лица мужиков, стекавшихся отовсюду отметить праздники в родных трактирах.