С этими словами он преспокойно вынул из кармана футляр, наскоро показал диктатору «бриллиант раджи» и спрятал опять.

— Это принадлежало вашему брату, — прибавил он.

Джон Ванделер продолжал на него глядеть с выражением тягостного изумления, но ничего не сказал и не пошевелился.

— Я с удовольствием вижу, — продолжал молодой пастор, — что у нас с вами бриллианты из одной и той же коллекции.

Диктатор был вне себя от неожиданности.

— Извините, — сказал он, — я теперь вижу, что становлюсь стар. К подобным случайностям я совсем не приготовлен. Но скажите, вы, если я не ошибаюсь, лицо духовное?

— Да, я принадлежу к духовному сословию, — ответил мистер Ролльс.

— Извините меня, — продолжал Ванделер, — извините, молодой человек. Я вижу, вы не трус, но нужно сперва посмотреть, не безумец ли вы. — Он прислонился спиной к дивану. — Познакомьте меня с некоторыми подробностями. Я должен их знать. Скажите, например, что вас побудило действовать с таким удивительным бесстыдством?

— Побудило — совершенное незнание практической жизни, — отвечал клерджимен.

— Буду очень рад в этом убедиться, — сказал Ванделер.

Тогда мистер Ролльс рассказал ему всю историю своей связи с бриллиантом раджи, от той минуты, как он нашел бриллиант в саду Рэберна, и до своего отъезда из Лондона в «летучем шотландце» [1]. К этому он прибавил краткое описание своих дум и чувств во время пути и закончил такими словами:

— Когда я узнал диадему, я понял, что мы с вами находимся в совершенно одинаковом положении перед обществом, и это внушило мне небезосновательную надежду, что мы с вами можем вступить в союз для того, чтобы сообща побороть разные затруднения. Для вас реализоровать этот бриллиант ничего почти не составит, при вашей великой опытности, а для меня это почти невозможно. Разбивать бриллиант на части будет, пожалуй, очень убыточно, да я и не сумею этого хорошенько сделать. Лучше же я вам уплачу за ваше содействие какое хотите вознаграждение… Виноват, может быть, я не так говорю… Я совершенно не знаю, как поступают в подобных случаях. У каждого свои способности и своя практика. Я могу вас хорошо окрестить, хорошо обвенчать, но в таких делах…

— Я вовсе не желаю вам льстить, — заметил Ванделер, — но, ей-богу же, у вас замечательное природное расположение к преступной жизни. У вас в этом отношении гораздо больше разных совершенств, чем вы сами думаете. Много я встречал мошенников в разных частях света, но такого бесстыжего, неспособного краснеть, не встречал ни разу. Радуйтесь, мистер Ролльс, вы напали на настоящую свою дорогу! Что касается помощи вам, то я к вашим услугам. Распоряжайтесь мною, как хотите. В Эдинбурге у меня дело будет только на один день, так — маленькое поручение от брата. Как только я его сделаю, я уеду обратно в Париж, где обыкновенно живу. Если угодно, поедемте туда вместе, и не пройдет месяца, как я обделаю ваше маленькое дельце в совершенстве.

(На этом месте, вопреки всем правилам искусства, арабский автор обрывает свой «Рассказ о молодом человеке духовного сана». Я очень осуждаю такую манеру и очень жалею, что автор к ней прибег, но ничего не могу сделать: я должен придерживаться оригинала и, прежде чем доскажу до конца о приключениях мистера Ролльса, передам читателям «Повесть о доме с зелеными ставнями»).

Фрэнсис Скримджиэр служил чиновником шотландского банка в Эдинбурге. Ему было двадцать пять лет. Жизнь он вел спокойную, почтенную, тихо семейную. Мать его умерла, еще когда он был молод, но его отец, человек здравомыслящий и честный, дал ему превосходное школьное образование и развил в нем привычку к порядку и умеренности. Фрэнсис служил усердно, отдавался своему делу всей душой. Субботняя прогулка, обед дома в семье, ежегодно двухнедельная поездка в шотландские горы или на континент — таковы были его главнейшие развлечения. Начальство любило и ценило его с каждым днем все больше и больше, он получал уже двести фунтов в год жалованья и имел в виду дослужиться напоследок до места с вдвое большим окладом. Мало было молодых людей таких дельных, веселых, всем довольных и трудолюбивых, как Фрэнсис Скримджиэр. Иногда по вечерам он играл на флейте, чтобы доставить удовольствие отцу, которого он очень уважал за его душевные качества.

Однажды он получил письмо от известной фирмы «Писцов королевской печати», в котором эти «писцы» выражали желание повидаться с ним и приглашали пожаловать для переговоров. На письме была пометка: «В собственные руки. Секретно» и было оно адресовано в банк, а не на квартиру. Он поспешил отправиться в помещение этой адвокатской конторы. Его принял главный член фирмы, мужчина с очень строгими манерами, важно поздоровался с ним и пригласил садиться. В отборных, точных выражениях старого опытного дельца юрист изложил Фрэнсису сущность дела. Лицо, не желающее открывать своего имени, но о котором адвокат имеет все причины быть самого хорошего мнения, лицо притом довольно влиятельное, намеревается предоставить Фрэнсису ежегодный доход в пятьсот фунтов. Капитальная сумма будет находиться под надзором адвокатской фирмы и двух попечителей, которые тоже не откроют своих фамилий. Разумеется, это делается под известными условиями, но адвокат полагает, что эти условия не тяжелы и не унизительны. Последние два слова адвокат повторил два раза с выразительным подчеркиванием.

Фрэнсис пожелал узнать, что за условия.

— Условия не унизительные и не обременительные, — сказал «писец королевской печати», — как я уже говорил вам два раза и говорю в третий. Но вместе с тем я не скрою от вас, что они довольно необычны. К вам они очень мало подходят, и я бы даже отказался брать на себя это дело, если бы не громкая репутация моего доверителя и, смею прибавить, не моя симпатия к вам, мистер Скримджиэр, возбуждающая во мне желание принести вам посильную пользу.

Фрэнсис попросил у адвоката дальнейших объяснений.

— Вы не можете себе представить, как меня заинтересовали эти условия, — сказал он.

— Их два, — отвечал юрист, — всего только два, а между тем сумма, напоминаю вам, составляет пятьсот фунтов в год и притом без вычетов, — я забыл прибавить, — без вычетов. Доход чистый.

В знак особой торжественности адвокат высоко приподнял брови.

— Первое условие замечательно по своей простоте, — сказал он. — Вы должны быть в Париже в воскресенье пятнадцатого числа днем. Там вы в кассе театра «Comédie Franèaise» спросите купленный на ваше имя билет, который будет вас там дожидаться. Затем вас только просят просидеть в течение всего представления на отведенном для вас месте. Вот и все условие.

— Я бы предпочел, чтобы это было в простой день, а не в воскресенье, — сказал Фрэнсис. — Но так как это в дороге…

— И притом, любезный сэр, в Париже, — с предупредительностью подсказал адвокат. — Я сам очень строго соблюдаю воскресные дни, но для такого дела и вдобавок в Париже я бы не стал ни минуты колебаться.

Оба засмеялись очень весело.

— Другое условие важнее, — продолжал адвокат. — Оно касается вашей женитьбы. Мой доверитель, принимая самое живое участие в вашей судьбе, желает, чтобы вы выбрали себе жену исключительно по его указанию. Понимаете: исключительно и безусловно, — повторил адвокат.

— Пожалуйста, нельзя ли яснее, — попросил Фрэнсис. — Значит ли все это, что я должен буду на ком-то жениться, на вдове или на девушке, на брюнетке или на блондинке, по выбору той невидимой личности, о которой вы говорите?

— Я могу вас заверить, что ваш благодетель принял во внимание все: и возраст, и положение в обществе, — отвечал адвокат. — Только вот насчет происхождения я ничего не знаю, не имел возможности справиться. Но, если вы желаете, я это сделаю при первом удобном случае и дам вам знать.

— Ведь еще остается узнать, сэр, — сказал Фрэнсис, — не обман ли какой-нибудь все это дело? Тут все необъяснимо, даже можно сказать невероятно, и пока на это дело не прольется больше света, я в сделку не вступаю, это я говорю вам прямо. Вы должны познакомить меня с самой сутью дела, и если вы ее не знаете, или не угадываете, или не можете мне сказать, — связаны обещанием, — то я, простите меня, надеваю в таком случае шляпу и ухожу обратно в банк.