– Э-хе, – выдохнул Такер.
– Чего?
– Вон там парень, возле сортира. Кажется, он тебя узнал.
– Круто. Такой шанс раз в жизни выпадает… по-хохмим?
– В смысле?
– Да есть тут одна идейка.
В этот момент музыка взревела так, что разговоры заглохли, и Такер помрачнел. Этого он и опасался, по этой причине и не желал слушать никакой музыки никакого качества. Кучу времени он занимался ничегонеделанием, но бездействие как-то умудрялся совмещать с безмыслием. Теперь же, в эпицентре акустической бури, ничего не оставалось делать, кроме как размышлять. Разве что происходящее на сцене может отвлечь от приземленных или возвышенных размышлений – но вокально-инструментальный ансамбль Криса Джонса оказался не в состоянии своими потными усилиями вызвать в душе Такера Кроу взрыв воодушевления. Похоже, группа Криса Джонса ни в чьей душе не могла вызвать ни взрывов, ни отрешения от действительности, от своего настоящего и прошлого. Громкая музыка посредственного качества, наоборот, замыкала слушателя на собственной персоне, заставляла пускаться в странствие по лабиринтам разума, рыться в памяти, искать выход. За семьдесят пять минут такого рандеву с самим собой Такер посетил множество мест и ситуаций своей прошлой жизни, о которых не хотел вспоминать. От Кэт и Джексона он перешел к предыдущим связям, к неудачным партнерствам, к детям; блуждал по развалинам былых планов и полям профессиональных поражений. Зарастали бурьяном ржавые рельсы заброшенной музыкальной колеи, параллельные забитому пробками шоссе последних двадцати лет личной жизни. Поразительна скорость мысли. Пока играет средней руки группа, можно по всей жизни пробежаться несколько раз.
Музыканты помахали нескольким вежливо аплодирующим слушателям и отправились восвояси. За ними неспешной походкой проследовал Джон. Минуты через три он вывел группу на «бис».
– Кто-то из вас помнит, что я давно этим не занимаюсь, – пробулькал Джон, прилипнув губами к микрофону. Кое-где за столиками заблеяли и загоготали. Возможно, они уже слышали эту байку или же имели случай насладиться пением Джона. Внимание Такера привлек молодой человек, глазевший на них ранее. Он выскочил из-за своего стола и козликом понесся к сцене. Казалось, от волнения он едва на ногах держался. Джон сжал штатив микрофона, как глотку злейшего врага, дернул космами в сторону музыкантов, и они грубо, но вполне узнаваемо изобразили «Фермера Джона» в стиле «Крейзи хоре». Факер, конечно, ничего не пел. Он немелодично орал, рычал, издавал какие-то неартикулированные звуки, но это ничего не значило для его юного почитателя, вибрировавшего от возбуждения, подпрыгивавшего перед подиумом и беспрерывно снимавшего исполнителя своей «мыльницей». По завершении номера, когда музыка уже смолкла, Джон с запозданием на секунду-другую подпрыгнул, держась за микрофон и блаженно скаля зубы в сторону Такера.
Восторженный юнец задержал Джона на обратном пути, они несколько минут о чем-то толковали.
– Что ты ему наврал? – поинтересовался Такер, когда Джон наконец вернулся за столик.
– Да всякую хренятину. Какая разница, это ж не я врал, а Такер Кроу.
Такер пришел домой, когда Кэт и Джексон уже спали. Поэтому он подсел к компьютеру и сочинил письмо Энни, «Анне Английской». Необходимость в таком уточнении имени возникла в связи с недавним появлением еще одной Энни, с которой Такер завел нечто вроде платонического романа, для поднятия духа весьма полезного.
Американской тезкой его английской корреспондентки стала мать Тоби, одноклассника Джексона, недавно разведенная, одинокая и весьма симпатичная дама лет тридцати-сорока. Ее образ сам собою возник в воображении Такера в течение первого же часа – да какого там часа, чуть ли не с первой минуты после того, как Кэт возвестила ему о прибытии их семейного поезда на конечную станцию. Только вот оптимизма ему эти соблазнительные видения не внушали. Неизбежно дойдет дело до секса, бездумного, без размышлений о последствиях; он снова окажется неспособным найти общий язык с партнершей, обидит ее и испортит зарождающуюся дружбу Джексона, пока что самое весомое из его взаимоотношений.
Так что к чертям. Может, лучше виртуально флиртовать через океан с женщиной, существующей для него лишь в киберпространстве, сын которой не играет в одной команде Малой лиги с Джексоном, у которой и вовсе никаких сыновей нет… И это однозначно выводит ее на первое место. В общем, в баре он думал об английской Энни. Пара из заданных ею в первом электронном письме вопросов смахивали на те, которыми он сам себя мучил, пока слух его терзали местные лабухи. Может, именно на этих вопросах стоит сосредоточиться, когда есть возможность с кем-то пообщаться.
Дорогая Энни,
вот и еще один способ доказать, что я – это я. Может, пару лет назад вам попадался на глаза снимок перепуганного и разъяренного типа? Вы сообщили, что знакомы с любителями, еще не забывшими мою музыку. Мимо их внимания это фото, конечно, не прошло, и все они уверены, что на нем изображен я. Они считают это фото откровением, жестоким, неприкрашенным портретом сломленного гения-творца. Ваши друзья заблуждаются. На снимке легко можно узнать моего соседа Джона. Будучи мужиком вполне терпимым, Джон никак не подходит под определение креативного гения, пусть даже сломленного злодейкой-жизнью. Кроме того, жизнь его вовсе не ломала. Просто он очень разозлился. Разозлился же он потому, что избегает лишней рекламы – то ли из-за того, что за домом его раскинулась делянка конопли, то ли по какой иной причине. В общем, не любит он предъявлять свою особу незнакомцам с фотокамерами.
Такер задумался, полез в свой фотоархив. Он уже несколько раз отправлял фото приложениями к электронным письмам, потому особых сложностей не ожидал. Просмотрев снимки, он остановился на свежем, этого лета, фото с Джексоном у входа в Ситизенз-Бэнк-парк и с некоторой почтительной робостью перед всемогущей электроникой щелкнул кнопкой мышки. Вроде прикрепилось. Но вот только… Она же возомнит о себе черт знает что, вообразит, что он к ней клеится. И не без оснований. Как еще можно расценить отсылку фото с симпатичным сыном без следа его мамаши в кадре? Он убрал снимок из письма.
В общем, милая история, правда? Джона здесь теперь окрестили Факером, что сокращенно означает «Фальшивый Такер», прошу прощения за неизящность выражения и за упоминание священной процедуры всуе. Этим вечером Факеру вздумалось спеть в баре с местными музыкантами, и какой-то из моих фанатов в переизбытке энтузиазма решил, что присутствует при моем воскресении. Если кто-нибудь оповестит вас о моем возвращении в мир, можете открыть им «страшную тайну»: мою вакансию занял Фермер Джон (так его тоже зовут, и так называется песня, которую он исполнял). Знаете ее? «Фермер Джон, твою дочку я люблю, улю-лю…»
Нет, без фото здесь никак. Как еще докажешь свою непохожесть на Джона? Он, собственно, не хочет сказать, что Джон урод, а он, Такер, красавец. Просто они совершенно не похожи, только и всего. И весь этот интернетовский бред про одичавшего Такера из глубинки бредом и остается. Он снова прикрепил фотофайл к письму.
Это я с моим младшим сыном Джексоном возле бейсбольного стадиона. Уйдя со сцены, я сразу обрезал волосы, ношу короткую стрижку. Возможно, потому что не хочу, чтобы народ подумал, что я превратился в подобие моего соседа Джона. К тому же я ношу очки, чего раньше не делал. Кучу времени потратил на чтение мелкого шрифта толстых романов, а…
Толстых романов? С чего вдруг ему вздумалось информировать заокеанскую Энни об очках? Чего это он перед нею рассыпается? К черту очки! Такер стер про очки и стер свое «прошу прощения» из предыдущего абзаца. Тоже мне педант… а не нравится ей его язык, так пошла она в задницу! Кстати о задницах – как эта Энни вообще выглядит-то? Вдруг ее задница тянет на сотню-другую фунтов – стал бы он с такой переписываться? Можно попросить у нее ответное фото, но это уже похоже на сбор информации. И вообще, что ему делать с этой девицей – в гости приглашать? И он всерьез задумался об этом варианте развития событий.