Джексон вернулся из похода за игрушками с приобретениями, упакованными в здоровенный пластиковый пакет.

– Удачно? – спросил Такер.

– Ага.

– Что ты там набрал?

– Воздушный змей и мяч. Английский футбольный.

– Ну и ладно. Я думал, ты что-нибудь подберешь, чтобы было не скучно вечером дома.

– Натали сказала, что мы поиграем снаружи. Еще, может, даже до зоопарка.

– Ты и в зоопарк собираешься? С Натали?

– С кем же еще?

– Ты на меня сердишься, Джек?

– Да нет…

С того злосчастного момента, когда Такера прихватило, они толком и словом не перекинулись. И сейчас Такер не находил, что сказать, как сказать, да и не мог решить, стоит ли что-то говорить.

– А почему дуешься?

– Не знаю.

– Извини, мне жаль, что так получилось.

– Этот мяч для футбола, в который в Англии играют. И в других странах тоже. Для профи.

– Круто. Поучишь меня, когда я отсюда выпишусь.

– А тебе разрешат в футбол играть?

– Конечно. Буду новее, чем был.

Джексон бухнул мячом об пол.

– Не надо, Джек. Может, кто-то рядом хочет отдохнуть.

Бум!

– Ты на меня злишься.

– Просто мячом хочется поиграть.

– Понимаю. Я обещал тебе не болеть.

– Ты обещал, что не умрешь завтра, если будешь здоровым сегодня.

– А что, я похож на мертвеца?

Бум!

– Потому что никакой я не мертвец. Кроме того, я здоровым себя не чувствовал уже за день до этого.

Бум!

– Ладно, Джек, дай мне мяч.

– Не дам.

Бум! Бум! Бум!

– Отлично, я сам возьму.

Такер потянул с себя простыню. Джексон завопил, швырнул мяч на кровать и рухнул на пол, зажав уши ладонями.

– Перестань, Джек. Ничего особенного не случилось. Я тебя просил прекратить стучать мячом, ты не хотел. Теперь ты прекратил. Я вовсе не собираюсь тебя колотить.

– Я не из-за этого, – всхлипнул Джексон. – Лиззи говорит, если ты будешь много двигаться, то можешь умереть. Не хочу, чтобы ты вставал.

Что ж, спасибо, Лиззи, удружила.

– Верно. Вот и не заставляй меня вставать лишний раз.

Не мытьем, так катаньем, подумал он устало. Непросто теперь будет прикинуться нормальным папашей пацана-приготовишки.

Ближе к вечеру появились Джесси и Купер, встрепанные, как будто смущенные, растерянные. Оба при плеерах, из наушников которых горохом сыплется наружу назойливый хип-хоп. У каждого в ухе торчит по одной белой жемчужине наушников; второй динамик, вынутый на тот крайний случай, если их папаша вдруг скажет что-нибудь интересное, болтается на проводке.

– Привет, ребята!

Вялые ответные приветствия оторвались от ртов его сыновей, но ушей Такера не достигли, свалились на пол, не долетев до кровати, и затерялись, обреченные стать жертвами грядущей влажной уборки.

– А где мама? – спросил Такер.

– А? – не расслышал Джесси.

– Она в поряде, – несколько невпопад отреагировал Купер.

– Эй, ребята, проснитесь! Может, пока что вынете из ушей эти штуки?

– А? – повторил Джесси.

– Да нет, спасибо, – ответил Купер. По интонации Такер понял, что отвечал Купер вовсе не на его вопрос и отказывался вовсе не от выполнения его просьбы, а от чего-то другого; как будто Такер предложил им выпить колы или сходить на балет. Такер при помощи мимики и жестов пояснил свое желание побеседовать без участия современной медиатехники, Джесси и Купер переглянулись и спрятали айподы в карманы. Выполнили они его просьбу не потому, что он их отец, а потому что их приучили слушаться старших или, может быть, потому что просил больной. Таким же образом они выполнили бы просьбу совершенно постороннего инвалида в автобусе. В общем, хорошие ребята, воспитанные, но не его, чужие.

– Я спросил, где ваша мама.

– А, да, она там, в коридоре гуляет.

Купер говорил за обоих, но умудрялся создавать впечатление, что отвечают оба. Возможно, этому способствовала их манера стоять бок о бок, плечом к плечу, свободно свесив руки вдоль туловищ, глядя прямо перед собой.

– Она не собирается войти?

– Похоже на то.

– А вы не хотите ее позвать?

– Не-а.

– То есть я хотел попросить вас ее позвать.

– А-а… Ладно.

Братья подошли к двери, высунулись в коридор, глянули вправо, затем влево. Увидев мать, поманили ее.

– Он, типа, тебя зовет, – разъяснил Купер, очевидно обращаясь к матери. Потом, после долгой паузы, добавил: – Не знаю зачем. – Еще одна пауза, и Купер повернул голову в сторону Такера: – Чего-то она не хочет сюда.

– Но идет, – добавил Джесси.

– Спасибо.

Но она не появлялась.

– Где же она?

Они вернулись в исходное положение, застыли рядышком, глядя перед собою. Выключив айподы, они будто тоже отключились. Перешли в спящий режим.

– Может, она в туалет пошла, – предположил Купер.

– Да, наверное, – подтвердил Джесси. – В туалет. Может, там занято.

– Гм… Пожалуй, – согласился Такер.

Он внезапно почувствовал усталость. Лиззи затеяла совершенно бессмысленное, бесполезное мероприятие. Эти ребята пролетели тысячи миль, чтобы постоять в больничной палате, поглазеть на какого-то им почти неизвестного типа и побеседовать с ним на тему похода их матери в туалет. Эта часть их общения оказалась, пожалуй, самой оживленной. Такер понимал, что ему захочется вернуть эти минуты, когда они пройдут, но продолжение беседы грозило, пожалуй, переходом на малоаппетитные процедуры, происходящие за дверью туалета. Хотя парни, возможно, и получили бы удовольствие от такого развития темы. За каким дьяволом она ему здесь сдалась? Ее приход заморозил бы воздух в помещении. Нельзя сказать, что эта конкретная бывшая жена внушала ему особенное отвращение, будила самые неприятные воспоминания – воспоминаний вообще почти никаких не осталось. Но видеть ее он не испытывал ни малейшего желания ни сейчас, ни в последующие моменты отведенного ему остатка жизни на планете. К тому же мало радости сулила и встреча этой экс-супруги с другой, когда Натали вернется с Джексоном. А эти двое… Что они будут бубнить при встрече со сводной сестрой? Бог ты мой… Когда он просил эту Анну Английскую похитить его из клиники, он, пожалуй, наполовину шутил. Сейчас ситуация стала серьезной на все сто: никаких шуток.

Тут открылась дверь, в палату осторожно вплыла Кэрри.

– А вот и мы, – с фальшивой бодростью провозгласил Такер. – Заходи!

Кэрри остановилась в центре палаты, вгляделась в его физиономию:

– Боже…

– Спасибо, – иронически проронил Такер.

– Извини. Я просто…

– Ничего-ничего. Я постарел, освещение здесь будьте-нате, плюс недавний приступ. Никуда не денешься.

– Нет-нет, я просто хотела сказать… Как давно я тебя не видела!

– Ну и ладно.

Кэрри, разумеется, выглядела наилучшим образом: здоровая, гладкая, ухоженная. Весу она набрала, но к моменту их расставания она походила скорее на скелет – так он ее измучил. Теперешние «лишние» фунты лишними вовсе не выглядели и свидетельствовали лишь о физическом и психическом здоровье.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Кэрри.

– Сегодня и вчера неплохо, днем раньше, конечно, туговато пришлось. А до этого вполне нормально.

– Говорят, ты расстаешься с Кэт.

– Да, я в своем амплуа. И здесь все изгадил.

– Жаль.

– Еще бы.

– Нет, я серьезно. Не буду утверждать, что мы все одинаковые, но все мы о тебе беспокоимся. Для нас лучше, чтобы у тебя сложилась стабильная жизнь.

– Вы, что ли, консилиум устроили?

– Ты отец наших детей. И нам необходимо, чтобы у тебя все было в порядке.

Послушать Кэрри, так он своеобразный легальный многоженец какой-то экзотической религиозной секты, а она – выборный представитель его жен. Такеру, конечно, нелегко было представить себя одиноким. Он попытался вообразить, что он одинок, ни с кем не связан. Эй, я совсем один! Я могу делать что хочу! Бесполезно. Не действует. Может, воткнутая в руку игла капельницы мешает почувствовать свободу.