– Спасибо. А у тебя как дела?
– Чудесно, дорогой, спасибо. Работа отличная, Джесси и Купер радуют, сам видишь… – Такеру пришлось посмотреть на них, но ничего особенного он не заметил, если не считать мимолетной реакции близнецов на их имена, произнесенные матерью. – Брак удачный.
– Прекрасно.
– Совершенно фантастические отношения с друзьями, участие в общественной жизни не только на местном уровне… Бизнес Дуга процветает.
– Великолепно. – Такер надеялся, что лестные реплики, которыми он перемежал фразы Кэрри, заставят ее заткнуться, однако его тактика не принесла успеха.
– В прошлом году я бежала полумарафон.
На этот раз Такер выразил восхищение безмолвным покачиванием головы и закатыванием глаз.
– Сексуальная жизнь лучше, чем когда-либо в жизни.
Парни проявили наконец признаки жизни. Джесси скривил физиономию, как будто во рту у него вырос мухомор, Купер даже согнулся, словно его ударили под дых.
– Ну вообще, – выдохнул он. – Мам, пожалуйста, хватит уже.
– Я молодая здоровая женщина, – гордо вскинула голову Кэрри. – Мне нечего скрывать.
– Рад за тебя, – вмешался Такер. – И могу поспорить, кишечный тракт у тебя тоже функционирует куда лучше, чем у меня.
– Прими на веру.
Такер начал опасаться, что у нее в течение последних десяти с лишним лет развилось преждевременное старческое слабоумие. Женщина, которая сейчас стояла перед ним, ничем не напоминала Кэрри, которую он знал когда-то, с которой он жил. Та Кэрри, робкая и скромная, интересовалась скульптурой, занималась лепкой, жалела детей-инвалидов. Та Кэрри слушала Джеффа Бакли, R.E.M. и читала стихи Билла Коллинза. Женщина, стоявшая перед ним, читать вообще не умела, а о Билле Коллинзе в жизни не слыхивала.
– Мамочки из спальных пригородов тоже чего-то стоят, – вызывающе провозгласила Кэрри. – Возить детей на футбол – не единственное их занятие. Что бы о них ни думали такие как ты.
Ах, вот в чем дело. Теперь до него дошло. Меж ними произошла одна из мелких стычек великой войны культур. Он – богемная тварь, крутой рок-н-ролльщик, который живет в Вилидж и балуется наркотой, а она провинциальная глупышка, которую он бросил в северной глубинке. В реальности их жизнь мало чем отличалась, разве что Джексон играл не в футбол, а в бейсбол, а Кэрри на Манхэттене бывала куда чаще Такера – особенно если учесть, что он вообще не помнил, когда в последний раз туда наведывался. И, скорее всего, время от времени травкой-то она баловалась – в отличие от него. Неужели каждый из его гостей намерен прикрываться щитом своей униженности и ущемленности? Это, конечно, дополнительно оживит ситуацию.
Оживил ситуацию и выручил их вернувшийся Джексон, от двери взявший разбег на двойную цель, Купера и Джесси. Близнецы встретили его улыбками и радостным гоготом: наконец кто-то, понимающий их язык и интересы. Прибытие Натали на буме детского ликования прошло как-то смазанно. Она помахала близнецам, но ответа не получила; подошла к Кэрри, они обменялись приветствиями. Или познакомились? Такер не имел представления, виделись ли они ранее. Взаимный контроль, проверка, оценка… Натали всосала «провинциальную глупышку» Кэрри целиком, а затем выплюнула, и Кэрри поняла, что ее выплюнули. Такер наивно верил, что особи женского пола обладают большей врожденной мудростью и справедливостью, но ему не раз представлялась возможность убедиться и в проявляемом ими по случаю злобном коварстве.
Парни продолжали возиться, и Такер уныло констатировал, что Джексон ощутил неимоверное облегчение от присутствия сводных братьев. Главная причина его энтузиазма – в близнецах не угадывалось никаких признаков близкой смерти, в отличие от Такера. Дети такое нутром чуют. Крыс, покидающих обреченные корабли, не в чем винить, они так настроены, запрограммированы, смонтированы. Как, впрочем, и все остальные живые существа.
– Как зоопарк, Джексон?
– Круто. Натали мне во че купила. – Он вытащил из кармана ручку, увенчанную головой скалящей зубы мартышки.
– Ух ты! А спасибо не забыл сказать?
– Джексон вел себя безупречно, просто молодец. А сколько он о змеях знает! – Натали изобразила высшую степень восхищения.
– Не-е, я длину не всех знаю, – скромно признал Джексон.
Возня мальчишек прекратилась, и Такер нарушил тишину:
– Ну вот, мы собрались. Что дальше?
– Теперь тебе по сценарию положено прочитать свое завещание и наделить нас напутствием, – сказала Натали. – А мы выведаем, кого из детей ты больше всех любишь.
Джексон испуганно взглянул на нее, потом на Такера.
– Натали так шутит, сынок.
– А. Ну тогда ладно. Но ты же все равно скажешь, что любишь нас всех одинаково. – Тон Джексона ясно указывал, что подобное развитие событий его не удовлетворит.
Джексон прав, подумал Такер. Как можно любить всех одинаково? Только глянуть на Джексона с его букетом неврозов и на этих двоих доброкачественных парней, скучных и, чего греха таить, туповатых. Отцовство реально, когда ты действительно отец, когда склоняешься над кроватью своего ребенка и убеждаешь его, что кошмары его не опасны, когда выбираешь для него книги и школы, которые ему предстоит посещать, когда любишь его, несмотря на все неприятности, на злость, которую он порой вызывает. Да, за близнецами он тоже ухаживал в первые годы их жизни, но, бросив их мать, забросил и детей. Да иначе и быть не может. Он попытался убедить себя, что любит их всех одинаково, что все они для него одинаково важны, однако тщетно. Эти двое явно его раздражали. Лиззи – сгусток яда, а о Грейси он и вовсе не имеет представления. Спору нет, сам виноват. Останься он с Кэрри, Джесси и Купер не выросли бы такими остолопами. Объективно судя, они и сейчас ребята хоть куда. Отчим у них завидный добытчик, владелец компании проката автомобилей, с детьми ладит, и мальчики, очевидно, не могли взять в толк, почему знакомство с этим мужиком, живущим у черта на куличках и угодившим в заокеанскую больницу, столь важно для их благополучия. А Джексон вызывал в нем умиление уже таким простым действием, как включение телевизора, когда папаша еще не оторвал голову от подушки. Сложно любить людей, которых не знаешь, если ты, конечно, не Христос. Такер себя достаточно изучил, чтобы понять, что он далеко не Христос. Итак, кого он любит, кроме Джексона? Длинный ли список получится? Нет, пожалуй, останется один Джексон. А ведь детей-то пятеро… Плюс бывшие партнерши. Не думал он, что кандидатур окажется так мало. Вот как странно все получается.
– Что-то я очень утомился. Идите-ка навестите Лиззи.
– А Лиззи хочет нас видеть? – спросила Кэрри.
– Конечно. Это ведь ее идея. Она пожелала, чтобы все мы узнали друг друга, стали одной семьей.
И лучше где-нибудь в другом месте, не в его палате.
Часа через два они вернулись, повеселевшие, очевидно нашедшие точки соприкосновения, в чем-то объединившиеся. Появилось и новое лицо, молодой человек со смешной кудлатой бородой. Юный бородач оказался при гитаре.
– Познакомься, Такер, это Зак, – представила бородача Натали. – Он тебе кем-то приходится. Зять по гражданскому браку, что ли.
– Ваш фанат, – добавил Зак. – Большой почитатель.
– Очень приятно, – вежливо отреагировал Такер. – Спасибо.
– Ваша «Джульетта» изменила мою жизнь.
– Очень рад. То есть, конечно, если ваша жизнь нуждалась в изменении. Может быть, вы преувеличиваете.
– Нет, нисколечко.
– Что ж, рад, что чем-то помог.
– Зак хочет тебе сыграть что-то свое, но стесняется, – загадочно улыбаясь, вмешалась Натали.
Может, смерть не так и страшна, подумал Такер. Выключилось сердце, минута – и больше никаких тебе песен бородатых сопляков, огулявших твоих неведомых тебе дочек.
– Добро пожаловать, – страдальчески улыбнулся Такер. – Мы все с удовольствием послушаем.
– Ну, а кто твоя? – спросила Джина Дункана. – У тебя-то кто?
Снова они слушают «Голую». Неделю уже живут ею да записями с концертов Кроу, на которых исполнялась «Джульетта». Дункан скомпоновал последовательности песен альбома, вырезанных из разных концертов Такера 1986 года. Джина, конечно, предпочла бы слушать студийные записи, ее раздражали выкрики всякой пьяни, неизбежно сопровождавшие живые концерты.