Между тем мы добрались до высохшего источника, который находился рядом с утёсом, недалеко от городской стены. Накануне днём мы уже вырыли внушительную яму в земле, но в течение ночи ветер задул часть песка назад в яму.

— Было бы намного проще, если бы не было всего этого песка, — вздохнул Лоренц и отдал оставшегося крипыша маленьким птичкам, которые жадно набросились на него, громко сражаясь за лучшие кусочки.

— Мы в пустыне, — простонала Ширли. — Здесь, хочешь не хочешь, нужно справляться с песком и ветром.

— Это вы двое здесь специалисты по теме ветер, значит песок тоже относится к вашей компетенции, — сказала я. — Кроме того, вы знаете, что я сейчас полностью блокирована.

Я подняла руки и попыталась вытащить песок из отверстия только при помощи силы воли. С тихим шелестящим звуком крошечные песчинки подчинились моей воли и начали вылетать из ямы. Но я не могла поднять много, и Лоренц с Ширли помогли мне, пока мы спустя час снова не вернулись к тому пункту, где были вчера вечером.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — спросил Лоренц, когда я залезла в яму и положила руки на землю.

— Нет, — сказала я и сосредоточилась сильнее. Но также надёжно, как были приглушены мои чувства, так же были приглушены и силы. Но внезапно я вспомнила путешествие в Антарктику, когда тонкое жужжание воды вокруг было вездесущим, я ощущала его, словно нежную мелодию.

Я попыталась вспомнить это чувство, всё-таки как-то вызвать его, но в тоже время вернулось воспоминание, как я вместе с Адамом сижу в маленькой палатке, как мы лежим, прижавшись друг к другу и вместе сражаемся с холодом. На глаза навернулись слёзы, когда болезненное воспоминание одолело меня.

Прошло столько недель с тех пор, как я не слышала голоса Адама, не чувствовала его кожи на моей. Столько недель, когда я была такой одинокой, такой бесконечно одинокой.

— Сельма, всё хорошо? — обеспокоенно спросил Лоренц.

— Я не могу, — запинаясь сказала я, вытирая слезы.

Затем вылезла из ямы.

— Ах, милая, — вздохнул Лоренц. — Давай я сам сделаю, — он прыгнул в яму, с беспокойством глядя на меня.

Но я отмахнулась, а Лоренц понимающе кивнул, закрыл глаза и набрал в легкие воздуха.

— Ничего, — сказал он через какое-то время.

— Значит, нужно копать глубже, — ответила Ширли и расставив руки встала рядом с ямой. Лоренх выполз из нее, и мы вместе начали копать. Каждый раз, раскопав полметра, Лоренц и Ширли забирались внутрь и пытались почувствовать, добрались ли мы до воды.

Так закончился день, и когда зашло солнце, а ночь словно темным платком накрыла Белару, стало прохладно и мы закончили работу. Упаковав вещи, мы обезопасили разрытое место, чтобы никто случайно не упал в яму. Я протянула по краю тонкий шнур из маленьких светящихся шаров и надела сумку на плечо.

Жители Белары уже познакомились с нами и знали, что мы ищем таинственный эликсир, который до нас искало уже так много человек. Вначале они ещё какое-то время наблюдали за нашей деятельностью в Беларе. Один художник следовал за нами от дома к дому и рассказывал, кто уже искал эликсир в соответствующем доме.

Это не поднимало нашего настроения, и мы реагировали немногословно на его замечания.

В конце концов, ему стало скучно, и он ретировался в свою студию на маленькой боковой улице и посвятил себя художественным работам. Только милая дама, управляющая кафе возле родника, постоянно вносила предложения, где, по её мнению, стоит ещё поискать.

У неё мы каждый вечер, после сделанной работы, покупали горячий, сладкий, мятный чай, садились немного в стороне от городской стены на одну из дюн и смотрели в далёкое ночное небо, теперь уже чёрное и полное звёзд.

Постепенно становилось холоднее, предвещая то, какими холодными могут быть ночи в песчаной пустыне.

— И ещё один неудачный день в пустыне, — сказал Лоренц, потягивая свой чай.

— Ты знаешь, что это также можно считать успехом. Когда выясняешь, где чего-то нет, это уменьшает количество мест, где эликсир ещё может быть, — ответила я.

Этому однажды научил меня Торин. Я подставила лицо под прохладный ветер и глубоко вздохнула, чтобы опять не погрузиться в болезненное воспоминание. Собственно, я хорошо держалась и могла каждое утро докладывать Нурии, что продвинулась немного дальше.

В этот момент из городских ворот вышла тёмная тень и медленно направилась в нашу сторону.

— Идёт Седони, — прошептала я.

Иногда она присоединялась к нам, чтобы узнать, как проходили поиски. Ей было сложно ходить по песку, ноги постоянно проваливались до колен в глубокие дюны. Но, в конце концов, она добралась до нас и тяжело дыша, опустилась рядом.

— Здесь всегда так красиво, — сказала она, глядя на звёздное небо.

Она никогда не жаловалась на то, что что-то было тяжёлым или что судьба плохо с ней обошлась. Она всегда видела только позитивное и никогда не упоминала тёмную сторону. Возможно, она даже о ней не думала. Мне нравилась в ней эта особенность, и я восхищалась тем, как легко она справляется со всеми проблемами.

— Это так, — ответила я. — Только когда понимаешь, как велика вселенная, понимаешь, насколько незначителен ты сам.

— Истину говоришь, Сельма, — сказала Седони. — Но ты кое-что забыла, каждый из нас является важной частью целого. Каждая песчинка важна, потому что только в своей сумме они могут стать пустыней.

— Ты не можешь помочь ей наконец-то выбраться из депрессии? — вздыхая, спросил Лоренц. — Без этой эссенции из функий она вообще была бы не жизнеспособной. Ведь когда-то ей должно полегчать.

Седони улыбнулась.

— Ты знаешь, что она сможет выйти из депрессии, только когда попрощается со своими чувствами.

— А я никогда с ними не попрощаюсь, — тихо сказала я. — Никогда.

— Но так твои магические силы заблокированы, и у тебя регулярно сдают нервы, и ты рыдаешь, — вставил Лоренц. — Просто невыносимо наблюдать, как ты сама себя мучаешь.

— Я ничего не могу с этим поделать, — вздохнула я, и это была правда.

— Твои мысли определяют чувства, а ты решила не мириться со смертью Адама. И пока ты придерживаешься этого решения, твоё состояние не изменится.

Седони задумчиво смотрела на меня.

— Твоя бабушка попросила меня взять на себя твоё обучение на духовного странника. Она говорит, что вы больше не делаете успехов и что это может быть связано с окружением. В Шёнефельде тебе слишком многое напоминает прошлое, но здесь, возможно, будет легче.

Я быстро посмотрела на Седони. Я несколько раз безуспешно пыталась войти в Виннлу, но для этого мне нужно было очень сильно сосредоточиться, а сделать это мешала боль. Она просто не пропускала меня.

— Как хочешь. Но я не могу жить без него, — тихо сказала я, вспоминая свои собственные мысли. — Мы одно целое, как солнце и луна, как звёзды и небо, и кровь в моих жилах — неизменная истина.

— Сельма, — простонала Ширли. — Когда я слышу тебя, то действительно никогда в жизни не хочу влюбляться.

— Тебе не нужно без него жить, — сказала Седони. — Благодаря твоей любви он всегда будет частью тебя. Ваши души вновь объединяться в Виннле, но пока ты ещё находишься в этом мире, и у тебя есть задание. Ты снова должна почувствовать в себе любовь, и она поможет тебе найти себя и завершить дело своих рук. Вы разлучены не на всегда, Сельма. Найди утешение в мысли, что у вас впереди есть ещё целая вечность.

— Это ты хорошо сказала, — вздохнул Лоренц. — Сельма, послушай Седони, думаю, она действительно сможет тебе помочь.

— Не знаю, — вздохнула я.

Прошло столько много недель, но мне не стало лучше, и даже моя бабушка ничего не могла изменить, хотя действительно старалась. При попытках войти в Виннлу она, в конце концов, попыталась сопроводить меня через мои чувства. Но чаще всего мы вместе начинали реветь. Её потеря была так похожа на мою, поэтому я затягивала её в свою боль. А эта боль была так велика, что даже колючая функия больше не помогала, если я слишком интенсивно начинала о нём думать.