Но со мной она приоткрывает эту завесу. Она смотрит прямо на меня. Иногда, мне даже кажется, что внутрь меня. Кажется, что она меня знает, понимает. Даже слишком хорошо. Она просто болтает, строя все эти предположения на мой счет, которые жутко бы меня взбесили, не окажись они такими верными. Такое чувство, что она может просто на меня взглянуть — просто взглянуть — и узнать про меня всё. Узнать и не испугаться. Узнать и наплевать на того монстра, которого она во мне увидит.

Для того, кто практически никогда не говорит, встретить того, кто может понять его без слов… Это все равно что подарок судьбы.

Я не могу к этому привыкнуть. Не могу этого хотеть. Это всего лишь взгляд. Всего лишь пара глаз. Всего лишь девушка. Чтобы раздвинуть ей ноги, попользоваться ее телом и манипулировать ее разумом.

А я-то думал, что дома мне по большей части будет скучно. По крайней мере, я смогу вдоволь с ней позабавиться, пока все не полетит к чертям.

5

Пятна крови быстро отмываются, особенно если о них сразу позаботиться. Когда Эмма вернулась в свою комнату, она снова казалась вполне нормальной.

Ключевое слово «казалась».

У нее появилась новая любимая игра. Когда Чёрч исчезал на эти долгие, необъяснимые часы, она заходила к нему в комнату. Ложилась в его кровать. Иногда голой. Иногда, надев его одежду. Она растягивалась на его одеяле, прижимала к груди подушки, терлась о его простыни.

Она часто задавалась вопросом, что случится, если ее поймают. Она вторглась в святая его святых. Ничто в комнате не указывало на то, что это комната Чёрча, но, тем не менее, факт оставался фактом. Эмма нарушила границы. Интересно, он рассердится? Накажет ее?

В его комнате она ласкала себя.

Он так её и не застукал.

Её сознание выходило из-под контроля. Ей хотелось кому-нибудь навредить — возможно себе, но по большей части кому-нибудь другому. По ночам она невольно оказывалась у дверей спальни Марго. Джерри спал как убитый, а Марго принимала снотворное. Эмма могла зайти к ним, играя на бас-саксофоне, они бы этого не заметили. Не заметили бы, как она прошествовала бы прямо к кровати. И возможно даже не проснулись бы, забей она свою мать до смерти духовым инструментом. Это было бы так просто. Она клала ладонь на дверную ручку и, представляя себе всё это, чувствовала, как ее руку охлаждает холодный металл. Кровь, ссадины и конец стольким страданиям.

Эмма так и не повернула ручку.

Она ненавидела колледж, ненавидела общаться с другими людьми. Эмма и раньше не особенно это любила, но теперь мысли о Чёрче с Марси — с другими женщинами — просто сводили её с ума. Мысли о том, что он где-то там, в этом мире, без нее… становились пыткой. Одержимость стремительно набирала обороты, и Эмма не знала, как это прекратить. Она каждый день проходила по пять километров пешком до колледжа и обратно. И еще столько же пробегала по вечерам. Потеряла три килограмма при ее и так уже стройной фигуре.

Каждый раз, когда Чёрч смотрел на Марси или на любую другую девушку, ей хотелось умереть. Хотелось убивать. А он часто смотрел на других девушек. Словно специально, чтобы ее помучить, чтобы спровоцировать ее на реакцию. И что еще хуже, Марси всегда смотрела на него в ответ, улыбаясь ему своим неуместным ртом и хлопая ресницами.

«Но разговаривает-то он со мной. Понимает меня. Хочу, чтобы он отвез меня туда, куда всё время уезжает, и показал, что он там делает. Пусть напугает меня, пусть приведет в ужас и заставит влюбиться в него так сильно, чтоб я больше света белого не видела».

Как сказал бы ей ее прежний психотерапевт — это нездоровые мысли. Эмма не была дурой. То, что она чувствовала к Чёрчу, выходило за рамки одержимости, для этого ещё даже не придумали названия. Может, эмоциональный каннибализм? Ей хотелось проникнуть в его мысли. В его прикосновения. В каждое мгновение его жизни.

«Полоумная. Полоумная. Я всегда знала, что однажды сойду с ума. Это вина Чёрча. Вина Марго. Это моя вина».

— Дерьмово выглядишь, милая, — с сочувствием в голосе произнесла Стейси.

Эмма даже на нее не взглянула.

«Чёрч считает меня изысканной».

— Из-за погоды я неважно себя чувствую, — выдавила, наконец, она.

Снова шел дождь. Эмма таращилась в окно на общую зону.

— Ты кажешься подавленной. У тебя все в порядке? — спросила Стейси, сев рядом с ней.

Эмма пожала плечами.

— Да всё то же самое. Бывают дни хорошие, бывают плохие, понимаешь? Я в порядке, правда, — солгала она.

Она была не в порядке. Ее душа осталась где-то в западном крыле, проверяла контрольные по математике. Эмма даже не поняла, как ее потеряла, и теперь ей стало без нее очень плохо.

Тут раздался грохот, и, обернувшись, девушки увидели, что рядом с Эммой уселась Марси Макинтош. Эмма застонала и опустила голову. Она всего раз была приветлива с этой девушкой, и вот они уже в таких дружеских отношениях, что сидят вместе?

— Привет, цыпочки! — пропела девушка, поправляя одежду так, чтобы было лучше видно декольте.

— Привет, Марси, — вежливо ответила Стейси.

— Все в порядке?

— Да, только Эмма просто плохо себя чувствует.

— О, хреново. А я хотела тебя кое о чем попросить.

— О чём? — спросила Эмма, подняв, наконец, голову.

— Не могла бы ты поговорить обо мне со своим сводным братом? Может, дать ему мой номер? — спросила Марси, все это время глядя в складное зеркальце.

Эмма на мгновение растерялась, но вскоре опомнилась.

— Ты хочешь, чтобы я дала Чёрчу твой номер телефона? — слегка шокировано уточнила она.

— Да. Я заметила, что он на меня пялится, думаю, наконец-то пришло время для второго раунда, если ты понимаешь, о чем я.

О, Эмма отлично понимала. Этой ебучей сучке хватило наглости думать, что ей позволено дышать с Чёрчем одним воздухом, и теперь она хочет с ним поговорить? Прикоснуться к нему?

«Я, блядь, ее прикончу».

— Прости, мы с Чёрчем не настолько близки, — прорычала Эмма. — У нас нет обыкновения передавать друг другу телефоны секс-приятелей.

— Ладно тебе, будь другом. Я бы и сама это сделала, но ты же знаешь, какой он.

— Нет, Марси, не знаю. Какой он? — снисходительным тоном спросила она и, подавшись вперед, подперла рукой подбородок.

— Не поймите меня неправильно, он горяч, как сам грех, и отлично трахается, но он… знаете… жутковатый.

— Жутковатый? — Эмма рассмеялась, и её смех прозвучал резко.

Она увидела, как вздрогнула Стейси.

— Марси, это нехорошо, — отрезала она. — Ты говоришь о ее сводном брате и об очень особенном человеке.

— Да, он и впрямь особенный, — фыркнула Марси. — Особенный в области штанов, если вы понимаете…

— Мы понимаем, что ты имеешь в виду, — рявкнула Эмма. — Нам не по пять лет, мать твою. Его член. Ты говоришь о его члене.

— Да что с тобой такое? Ты говорила обо всем этом еще неделю назад, — зыркнув на Эмму, заметила Марси.

— Я невзначай спросила о твоей личной жизни — я не просила давать мне подробное описание чьего-то члена.

Это было нелепо. Она слишком завелась. Разумная Эмма это знала и понимала. Но разумная Эмма больше не контролировала ситуацию. Теперь бразды правления взяла порочная Эмма, и такого с ней не было уже давно.

— Да, серьезно, Марси, — вмешалась Стейси. — Наверное, тебе сейчас лучше уйти.

Но бедная, милая, глупая Марси вбила себе в голову, что она оскорблена.

— Вы просто мне завидуете, — сказала она, издав при этом нечто подозрительно похожее на хмыкание.

— Завидуем? — переспросила Эмма, и даже Стейси рассмеялась. — Завидуем... чему? Тебе?

— Я видела, как ты на него смотришь.

Эмма перестала смеяться. Эмма перестала улыбаться. Эмма даже перестала дышать.

То, что произошло, а вернее, то, чего не произошло между ней и Чёрчем, было личным. Священным. Никто не достоин быть частью этого.

— Что ты сейчас сказала? — спросила Эмма.

— Довольно хреново, что тебе хочется переспать со своим сводным братом, — проговорила Марси с таким видом, словно была большим специалистом в этом вопросе. — Ты пялишься на него на занятиях, когда он смотрит на меня. Словно щенок, это жалко. То, что ты никому здесь не нужна, вовсе не означает, что все остальные теперь должны чувствовать себя виноватыми. Знаешь, я пыталась быть с тобой милой, хотя все только и говорят о том, какая ты чокнутая. Вполне логично, что ты так хочешь Чёрча, — двое чокнутых будут…

Марси не успела закончить предложение, потому что лицо Марси внезапно оказалось на столе. Даже не подумав и без какого-либо предупреждения, Эмма схватила девушку за волосы и ударила головой об стол. Один раз, второй, и ей даже удалось стукнуть третий раз, прежде чем ее начали оттаскивать чьи-то руки.

— Эмма! Прекрати! Прекрати! — задыхалась Стейси.

Эмма прекратила. Она не знала точно, когда это произошло, но она встала. Как только Эмма отпустила Марси, та соскользнула с кресла и упала на пол. Она плакала, из носа у нее текла кровь.

Все в зале замерли и уставились на них. Все. Затем всё снова, как по команде, пришло в движение. Какие-то студенты бросились на помощь Марси, а несколько преподавателей подбежали к Эмме, требуя объяснить, что произошло.

— Она на меня набросилась! — рыдала и визжала Марси. — Она на меня набросилась! Она психопатка!

«В этом ты не ошиблась, мать твою».

— Она плохо себя чувствует, — Стейси изо всех сил пыталась оставаться рядом с Эммой, когда вокруг начала собираться толпа. — Она болеет, а Марси не переставая говорила гадости о ее сводном брате. Пожалуйста, она больна.

«О, я больна, это точно».

Все ей что-то говорили и кричали, но Эмма не обращала на них внимания. Она подняла голову и обрадовалась, что выше среднего роста. Затем оглядела зал, зная, что он здесь. Она просто это знала.

И Чёрч там был, стоял в дверях, держа подмышкой кожаный портфель. Его взгляд скользнул по толпе. Опустился к Марси, которую можно было разглядеть лишь сквозь море ног. Затем снова вернулся к Эмме.