Чёрч кончил неожиданно и без предупреждений. Он вонзился в нее так глубоко, как только мог, задев то место, где боль каким-то волшебным образом превращалась в удовольствие. Он отпустил ее руки и, схватив Эмму за бедра, как можно крепче прижал ее к себе. Она стиснула зубы и терпела, всем телом корчась и извиваясь в его руках от напряжения.

К тому времени, как Чёрч закончил, она уже была на полпути к следующему оргазму.

Они оба были на грани удушья в полной воздуха комнате. Он рухнул рядом с ней на спину, прижав к груди руку. Его глаза были закрыты, рот приоткрылся и судорожно хватал воздух.

Распахнув глаза и всё еще вытянув руки над головой, Эмма смотрела в потолок. Ее ноги были по-прежнему широко раздвинуты. Через пару секунд она, наконец, опустила взгляд и осмотрелась. Ее порванные трусики каким-то образом слетели с ее ноги, и теперь Эмма была совершенно голая. Хотя на Черче ещё оставались джинсы, которые обмотались вокруг его щиколотки.

«Господи, если он творит такое, запутавшись в чем-то одной ногой, то в следующий раз я точно умру».

Эмма облизнула губы и снова уставилась в потолок. Она, наконец, перестала плакать.

— Как ты? — тяжело дыша, произнесла она.

Эмма на него не смотрела, но поняла, что он открыл глаза.

— Охуительно.

Его ответ так ее потряс, что она повернулась и, открыв от изумления рот, уставилась на него. На лице у Чёрча блуждала хищная ухмылка, а от его бесстыжих глаз буквально раскалялась комната.

— Я, может, и странный, — сказал он ей. — Но определённые части моего тела абсолютно нормальны.

Эмма перевернулась на бок и поцеловала его долгим и глубоким поцелуем. Она поняла, что должна сделать это прямо сейчас. Всегда, когда захочет. Когда в следующий раз он станет готовить посреди ночи, или поздно вернется домой, или повезет ее в колледж, или...

— Я должна уйти, — неожиданно вспомнила она и попыталась от него отстраниться.

Чёрч потянул ее назад.

— Нет, не должна, — проговорил он ей в шею, и Эмма почувствовала, как его острые зубы вот-вот прокусят ей кожу.

— Не сию секунду, — согласилась она. — Но в ближайшее время. Они скоро придут домой. Марго сказала, что мне нельзя здесь оставаться. Дерьмо. Меня не должно быть здесь, когда она вернется.

Не потому, что она боялась матери. Нет, Эмма боялась того, что она может сделать с Марго.

Эмма соскользнула с края кровати, схватила с пола блузку и набросила ее на себя. Не побеспокоившись об остальных предметах своего туалета, она вышла из комнаты.

Войдя в кабинет, она первым делом надела нижнее белье. Затем опустилась на колени и начала выдвигать ящики стола. Доставать оттуда все свои носки, трусики, лифчики и майки.

— Тебе не нужно уходить.

Эмма подняла глаза и увидела на пороге Чёрча, который уцепился за дверную раму у себя над головой и наклонился вперед. Сейчас на нем были спортивные штаны, но больше ничего. Она смотрела на то, как аппетитно растягиваются и напрягаются мышцы у его ребер.

«Бьюсь об заклад, у них какое-то жутко сексуальное название, как бы они там ни назывались».

— Нужно, — ответила она, наконец, и снова принялась вытаскивать из стола свою одежду.

Закончив со столом, она встала, подошла к дерьмовой вешалке и начала срывать с нее свои вещи.

— Я могу позвонить Стейси, наверное, переночую у нее пару ночей. Джош живет один, может, он разрешит мне остаться у него подольше.

Эмма практически кожей чувствовала душевные терзания Чёрча, и, действительно, когда она оглянулась, он стоял нахмурившись. Она попыталась вспомнить, видела ли когда-нибудь, как Чёрч хмурился.

— Ты останешься здесь.

— Чёрч, я же сказала, я не могу..., — начала было возражать Эмма, но он выпрямился и поднял руку, одним жестом заставив ее замолчать.

— Ты останешься со мной.

ЧЁРЧ

Я ничего ей не должен.

Я ничего ей не должен.

Но ведь ей что-то нужно, так?

Я знал, что она сломлена. Что отчаянно нуждается во внимании. В ласке.

Но я не предполагал... не предполагал, что все будет так. Я не рассчитывал, что она будет так во мне нуждаться — то есть так сильно, что это приведет к насилию.

Это почти прекрасно...

Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему во мне нуждался. Да, меня любили. Да, меня обожали. Да, мною были одержимы.

Но необходимость — это нечто совсем другое дело. Необходимость подразумевает, что без меня ей не выжить. Так или иначе, теперь я за нее в ответе. Я этого не хотел. Просто небольшое наваждение. Просто кое-какое сотрудничество. И только. Вот и всё. Влюбись в меня, будь со мной, поклоняйся мне.

Но эти ее влажные глаза, что вечно на меня смотрели, просили, умоляли. Говорили мне, что я первый человек, к которому она испытывает такие чувства. Уверен, что она, конечно же, думала, будто влюблялась и раньше, но убедила себя, что, ах, на этот раз все по-настоящему.

Все произошло так быстро, без особых усилий. Такое реально?

Хочу ли я, чтобы это стало реальностью для нее?

Это сделает все намного сложнее. Следует действовать очень осторожно. Сейчас она ждет от меня чего-то взамен, и если я этого не сделаю, то нарушу хрупкий баланс. Отпугну ее от себя или толкну за грань безумия. В любом случае, тогда я ее лишусь. И у меня не будет моего “адепта”.

Так что я должен дать ей хоть что-то.

Что произойдет, если я ей откроюсь? Я никогда ни перед кем не открывался. Не по-настоящему. Конечно, я создавал видимость того, что это так. Скажи женщине то, что ей хочется услышать, и она твоя на всю ночь — я многих из них убедил в том, что они заглянули мне в душу, узнали меня настоящего, заставили меня им открыться. Все это игра, все это ложь.

Но с Эммой это не сработает. Ей столько раз врали, что она с лёгкостью распознает ложь. Единственный способ ее убедить — это окутать мою ложь правдой. Подкинуть ей что-нибудь подлинное, чтобы она поверила в ложь, которая за этим последует.

Но тогда она заберет часть меня. Настоящую частичку меня самого. И она будет с ней все время, где-то там, в этом мире. Сейчас. В процессе. И после. Какая-то часть меня всегда будет принадлежать ей.

И я не знаю, как к этому относиться.

7

Сделав это заявление, Чёрч исчез в своей комнате. Эмма слышала, как он что-то там делает. Перекладывает в шкафу вещи. Это несколько сбило ее с толку, но не остановило. У нее не было времени. Она собрала оставшуюся одежду, а потом сложила всё в сумки.

Они с Марго много где жили, часто переезжали. От одного мужа к новому бойфренду в новый город, на новую работу, в новый кошмар. На Джерри эта бесконечная цепь должна была завершиться, но Эмма знала, что ее поездки не закончатся до конца жизни, поэтому у нее всегда было мало пожитков. Вся ее одежда и личные вещи свободно уместились в один рюкзак и сумку. Она посмотрела на них и поспешно отвернулась, пока ее не захлестнула волна уныния.

Приблизившись к комнате Чёрча, она с удивлением обнаружила, что там все убрано. Ее разбросанная одежда была собрана и аккуратно сложена стопкой на его компьютерном кресле. Он даже застелил постель и, когда Эмма вошла в комнату, уже собирался отвернуть покрывало.

— Я перестал разговаривать, потому что мои родители были кончеными идиотами.

Эмма заморгала от удивления. Ну, это, уж точно, вынырнуло из ниоткуда. Вот она готовится к бегству, а он — к исповеди.

«Чёрч. Исповедь. Вполне логично. Господи, я схожу с ума». (Здесь снова игра слов. Имя Чёрч означает «Церковь», а значит «Церковь. Исповедь. Вполне логично» — Прим.пер.)

— И мои тоже, — медленно проговорила Эмма, глядя, как он уселся на матрас, прислонившись спиной к изголовью кровати.

Чёрч сжимал что-то в кулаке левой руки, вне поля ее зрения. Это слегка ее насторожило, но, когда он похлопал по пустому месту рядом с собой, забралась на кровать.

— Я замолчал, потому что они были идиотами, и потому что со мной было что-то не так, — продолжил Чёрч.

Сначала она не ответила, просто сидела неподвижно, пока он не схватил Эмму за ноги и не развернул к себе таким образом, что ее ступни оказались у него на коленях.

Однако полный шок она испытала, когда Чёрч раскрыл кулак. У него в ладони лежал пузырек лака для ногтей. Ярко красный. Разинув рот от изумления, она наблюдала за тем, как Чёрч открутил крышку, вынул кисточку и провёл ею по ногтю большого пальца Эмминой ноги. Его руки оказались на удивление уверенными, он быстро перешел на следующий палец. Этот парень мог бы быть хирургом. Хотя в этом образе Чёрча, держащего в руках скальпель, определенно что-то было. Это одновременно и напугало ее, и возбудило.

— Что с тобой было не так? — наконец, прошептала она.

Чёрч перешел со второго пальца на третий.

— Мне не нравились люди.

Эмма фыркнула.

— Я тебя умоляю. Мне не нравятся практически все люди. Люди имеют тебя по полной программе.

— Нет, ты не понимаешь. Мне не нравятся люди. Я думаю, что они..., — он замолчал и сосредоточился на работе, затем перешел к следующему пальцу. — Ни на что не годятся.

Эмма медленно опустилась на спину, свесившись головой с края кровати.

— Я понимаю, почему ты так думаешь.

Чёрч закончил с одной ее ногой и переключился на другую.

— Они все такие тупые. Я просто с ума сходил. И вот я, маленький ребенок, который не понимает, почему взрослые не могут меня понять. Мне надоело все им разжевывать, объясняться, поэтому я просто оставил попытки. Это очень злило мою мать. Она испытывала неловкость из-за необычного ребенка, — сказал Чёрч. С этой ногой он управлялся еще увереннее, его мазки были быстрее и точнее. — Когда она начала меня бить, я стал придумывать разные способы ее убийства. Хотя мне было всего шесть, и я понимал, что еще маловат для этого. И мне придется подождать, чтобы подрасти.

— И когда ты подрос, то понял, что не можешь этого сделать, — прошептала она.

Наконец, Чёрч взглянул на нее и кивнул.

— Очевидно, не приемлемо планировать смерть и четвертование членов своей семьи.