Эмме было больно. Боже, сначала было ужасно больно. Страх являлся для Чёрча афродизиаком, он ради него жил. И если ему хотелось кого-то запугать, причинить боль, то это означало, что ему по-своему, хотелось этого кого-то любить. Ему хотелось что-то к этому кому-то чувствовать. Насколько могла судить Эмма, он никогда с Лиззи не разговаривал, однако ему хотелось всё это разделить с ней. Хотелось стать центром её вселенной, пусть даже на расстоянии.

Это сводило Эмму с ума. Она хотела быть единственной вращающейся вокруг него планетой. Откуда взялась эта девчонка, и какое она имела право привлекать внимание Чёрча? Почему он не может быть одержим Эммой? Что с ней не так?

Однако она понимала, что такие мысли никуда ее не приведут. Она даже никому не могла на это пожаловаться. Ее поймёт только Чёрч, а он поднял бы ее на смех. Она бы с этим не справилась. Поэтому ей пришлось пойти в обход. Как бы невзначай. Словно это вовсе ее не беспокоило.

«Даже если это очень, очень, очень меня беспокоит».

— Ладно, — произнес, наконец, он и сел за стол Харкера. Сверху лежал его портфель. — Ладно, итак, я за ней следил. Я же говорил тебе, что знаю о ней все, почему ты удивлена?

— Я не удивлена, просто не понимаю, почему ты мне не сказал. Мне не понятно, почему мы тратим твое время на эту детскую чушь. Это ниже твоего достоинства, — сказала Эмма.

— И ты думаешь, что знаешь, чего я хочу на самом деле, — медленно проговорил он.

— Думаю, ты хочешь причинить ей боль.

Чёрч закрыл глаза.

— А если и так? Как бы ты себя при этом чувствовала?

«Ужасно. Жутко. Так, будто ты ее любишь, а меня — нет».

— Не знаю, — наконец прошептала она. — Решила бы, что тоже зря трачу время.

— Тебя бы это не испугало?

— Ничего из того, что ты делаешь, меня не испугает.

— А что, если я захочу её убить? Это тебя испугает? — спросил он.

Эмма нахмурилась.

— Нет. А ты хочешь её убить?

— Я только об этом и думаю, — выдохнул он.

— Почему она? — застонала Эмма. — Она ... никто. Почему тебе хочется стать ее богом?

Наступило долгое молчание. Затем он открыл глаза и выпрямился.

— Ну, мне ведь нужно с чего-то начинать, так? Назовем это тренировкой. Тебе и впрямь будет все равно, если я ее убью?

Эмма призадумалась.

— Меня бы это очень взволновало. Но я бы не стала тебя останавливать.

— Нет, не стала бы. А могла бы ты мне помочь?

— Я… я не знаю. Если ты меня об этом попросишь... возможно. Не знаю.

Чёрч встал и потянулся к ней. Подцепил пальцем пояс ее брюк и притянул к себе.

— Ты поможешь мне совершить преступление, Эмма? — выдохнул он, подтолкнув ее к столу и вынудив на него сесть. — Ты поможешь мне лишить человека жизни?

— Не знаю, — повторила она. — Скольких ты уже об этом просил?

— Никого. Только тебя. Я столько лет не разговаривал, потому что ждал, когда скажу тебе эти слова.

Чёрч толкнул ее назад, и Эмма закрыла глаза и легла на стол.

— Для того, кто совсем не говорит, Ты, похоже, слишком хорошо знаешь, какие слова мне сказать.

— Потому что я знаю тебя, Эмма. Я знаю твою душу. Так же, как ты знаешь мою.

Тут до нее донесся какой-то шорох, поэтому она всё-таки повернулась в сторону и с удивлением обнаружила, что он копается у себя в портфеле. Он засунул туда руку и явно что-то искал.

— Я знаю твою душу, Чёрч? Ты это серьезно?

— Да. Мою душу и мои мысли.

Чёрч достал из портфеля самый большой нож, какой только она видела, и положил его на стол. Какое-то время Эмма удивлено на него смотрела, затем резко села и взяла нож в руку. Вытащив его из ножен, она уставилась на блестящее лезвие.

— Я так и знала, что это будет нож, — прошептала она. — Впечатляет.

— Вовсе нет. Это стереотип. Это охотничий нож, пожалуй, самый популярный среди серийных убийц и коллекционирующих ножи неудачников.

— И тем не менее у тебя такой есть.

— Я взял его у Джерри.

А вот это и впрямь было интересно. Она вскинула брови и удивленно посмотрела на него, при этом чуть не выронив нож. Совсем чуть-чуть — она тут же его поймала, но перед этим все же порезала большой палец. Эмма зашипела и отдёрнула руку.

— Что, черт возьми, делает старый добрый Джерри с таким здоровым ножом? И, между прочим, острым, — поглядев на рану, проворчала Эмма.

На кончике большого пальца уже образовалась внушительная капля крови.

— Он охотится, — объяснил Черч и, встав у нее между ног, схватил ее за руку. — Как и все остальные.

— Он охотится с ножом? — спросила Эмма, но тут у нее перехватило дыхание, потому что Чёрч взял в рот ее большой палец и на мгновение коснулся языком ранки.

«Совсем как сделала я, когда он порезался. Чтобы о нем позаботиться. Он обо мне заботится».

— Нет. Он охотится с дробовиком. Нож просто на всякий случай, — ответил он, когда наконец отпустил ее палец.

— Значит, этим ты планируешь когда-нибудь ее убить? — спросила Эмма и поднесла нож к лицу.

Он был таким блестящим, что девушка увидела в нем свое искаженное отражение.

— Я ничего не планировал, — поправил её он, а затем убрал нож.

— Конечно, не планировал. Ты просто каждую ночь стоишь у ее дома в ожидании финальной серии «Друзей», — фыркнула Эмма.

Чёрч свирепо на нее зыркнул, а затем снова толкнул на стол.

— Я ничего не планировал, — повторил он, и стал задирать к груди ее футболку. — Я не хочу ее убивать.

— Чушь.

— Я хочу, чтобы она страдала.

Тут Эмма почувствовала, как ее живота коснулся тупой край ножа, и у нее перехватило дыхание. Она снова уставилась в потолок.

— Так что же ты не заставишь ее страдать? — прошептала она.

Не успел он ответить, как снаружи раздались шаги. Кто-то шел по коридору. Лезвие перевернулось, и теперь в ее плоть мягко упирался острый край. Перед дверью кабинета шаги замедлились. Всего на мгновение. Затем проследовали дальше по коридору, и какая-то дверь, скрипнув, закрылась.

— Потому что я не могу..., — вздохнул Чёрч, ведя ножом по коже.

Стоит ему легонько надавить, стоит ей сделать один резкий вдох, и хлынет кровь.

— Я думаю, ты боишься, — осмелилась упрекнуть его Эмма.

Нож тут же замер.

— Прости, что?

— Тебе страшно. Всю свою жизнь ты прятался от того, кем на самом деле хочешь быть. От того, кем тебе суждено быть. Я знаю, потому что сама такая же. Я всегда прячусь. Но сейчас мне это не кажется правильным. Какой тогда смысл в жизни, если мы проживаем ее не так, как должны? К черту. Сделай это, Чёрч. Я не буду тебя осуждать. Я тебе помогу. Я хочу... хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы ты стал лучшей версией себя.

Эмма говорила правду. Сейчас она была слишком поглощена им, чтобы думать иначе. Темная Эмма смеялась на ветру, забив на свою жизнь ради этого будоражащего мужчины. Если он попросит ее это сделать, она сделает.

Ради него она готова на всё.

Наступила долгая пауза. Затем, внезапно, лезвие полоснуло её по коже. Чётко и быстро, отработанным движением. Это произошло так стремительно, что она и ахнуть не успела, как всё закончилось.

— Даже если эта “лучшая версия” меня — чудовище? — прошептал он, когда кровь разлилась по её животу и потекла вниз.

У нее перехватило дыхание.

— Особенно если это так, — ответила она.

Его губы коснулись ее кожи, целуя порез. Затем прижались к ее рту. Она ощутила соленый медный привкус, и зарылась пальцами ему в волосы, привлекая ближе к себе.

— Ты бы и впрямь это сделала, — выдохнул он ей в ухо, стянув у нее с головы футболку. — Помогла бы мне её убить. Вот так просто.

— Да, — пообещала она, цепляясь и дергая его за рубашку. — Я сделаю для тебя всё.

— Я тебе верю. Правда. Правда верю.

— Хорошо.

Эмма никогда в жизни никого не хотела так сильно, как Чёрча. Это было похоже на постоянную, непрекращающуюся боль. Когда он к ней не прикасался, не был внутри нее, она чувствовала дискомфорт. Пустоту.

Что касается Чёрча, он подобного впечатления не производил. Ему явно нравилось ее трахать, и он делал это так часто, насколько позволяли обстоятельства, но так или иначе, до той ночи она не могла сказать наверняка.

Однако сейчас всё было по-другому. В его прикосновениях чувствовалось отчаяние, в поцелуях — страсть. Он тяжело дышал, как будто не мог отдышаться. Как будто его сердце вышло из-под контроля, как и её.

— Поверить не могу, что ты позволила мне это сделать, — выдохнул он, снова скользнув губами к ее ране и стаскивая с нее джинсы.

Эмма быстро расстегнула его рубашку, а затем уставилась на голову Чёрча, на то, как он прокладывал дорожку из поцелуев вдоль изгиба ее бедра.

— Только тебе. Такое я позволила бы сделать только тебе, — произнесла она, проводя пальцами по его волосам.

Он скользнул языком ей между ног, от чего у нее невольно закатились глаза, а затем стал вновь подниматься вверх, осыпая поцелуями ее тело.

— Только мне, — повторил он, расстегивая свои джинсы.

— Потому что я люблю тебя, — выдохнула она.

Чёрч кивнул, и она почувствовала, как его пальцы сжали её руку и притянули к его твердому, как камень, члену.

— Знаю, Эмма. Боже, думаю, именно это мне и нравится в тебе больше всего, — прошептал он. — Я хочу, чтобы ты всегда меня любила.

— Я буду любить тебя, Чёрч. Думаю, я всегда тебя любила, с того самого момента, как впервые увидела, — призналась она.

Эмма исповедалась бы ему и в большем, рассказала бы ему всё. Всё. Но водя ее рукой вверх-вниз по своей эрекции, он снова начал ее целовать, и ее рот заполнил его язык.

Она пришла в кабинет, ожидая какого-то противоборства. Возможно, ссоры. Она и представить себе не могла, что в итоге они трахнутся на столе ее учителя и его начальника.

— С тобой мне кажется..., — прошептал он, а затем вдруг резко вошел в нее, чем чрезвычайно удивил. Эмма держалась за него, пока ее рука не прижалась к ее собственной влажной плоти. – Что возможно и для меня есть приют. Внутри тебя. Когда мы одно целое.

Тут же слёзы затуманили ей зрение, хлынули из глаз. Это было куда больше того, что она ожидала от него услышать.

«Почти как любовь. Может даже ничем не хуже любви?»

— Ты — мой единственный приют, — прошептала она в ответ и, обняв его за плечи, сильнее прижала к себе. — И я сделаю все возможное, лишь бы мы этого не лишились.