— Не можем, так дело развалится: поджог имеется, поджигателя нет.

— Если он выступит свидетелем, — говорит Джек, — его убьют.

Бентли пожимает плечами.

Джек не перестает вертеть это в мозгу все время, пока они едут на задержание Тедди. Задержать его — дело нехитрое. Если Тедди не занят какой-нибудь очередной пакостью, то он сидит на третьем от двери табурете у стойки «Уголка Кука» в Моджеска-Каньоне, где либо обмозговывает следующую пакость, либо отмечает удачное завершение предыдущей. Так или иначе, но Джек, не переставая обдумывать ситуацию, в которой они оказались, сдергивает Тедди с табурета, надевает на него наручники и тащит в участок. К тому времени как Тедди благополучно запихивают в комнату для допросов, Джек уже знает, что ему следует делать.

Добиться признания.

Джек глотает чашку кофе и идет обрабатывать Тедди.

Тедди — круглый дурак. Он и выглядит по-дурацки: длинные светлые патлы с залысинами надо лбом, лиловая майка без рукавов — видать, кичится своими мускулами. Пара-другая татуировок, одна из которых изображает медведя со всеми анатомическими подробностями и в весьма возбужденном состоянии. Пальцы тоже украшены татуировками. Если пальцы переплести, получается «Давай любиться».

Джек включает магнитофон и спрашивает:

— Как точно твоя фамилия — Кул или Куль?

— Я Тедди Кул.

— Прошлой ночью сгорел склад, Тедди Кул, — говорит Джек.

Тедди передергивает плечами:

— Это зопа,парень.

— Что ты сказал? — переспрашивает Джек.

— Это зопа,парень.

— Зопа? — удивляется Бентли. — Ты хочешь сказать «жопа»? Ты плохо выговариваешь слова, Тедди?

— Угу, — бормочет Тедди. — Может, и плохо выговариваю, ты, баран толсто зопый.

— А где ты находился прошлой ночью? — спрашивает Джек.

— Когда это?

— Примерно в три часа утра.

— Мать твою трах-тарарах!

— В Атласском складе ты находился, вот где!

Джек наблюдает за призадумавшимся Тедди. Тот напряженно соображает, кто сообщил о нем полиции, откуда им известно, что он там был. Если на него донесли, это сделал кто-то из своих. Если же рядом оказался случайный свидетель…

— Мать твоя — блядь из блядей, — произносит Тедди. — Уродина, посмотришь — окочуришься. Давалка вонючая. Да что я, как будто сам не знаешь!

— Ты был на складе.

— И сестрица твоя — по той же дорожке топают ножки!

— Ты оставил там канистру из-под бензина, — говорит Джек. — На ней твои отпечатки.

Был случай, когда он таким точно образом взял на пушку одного неопытного любителя. Тот моментально себя выдал, закричал: «Чушь собачья! На мне же перчатки были!»

Тедди, однако, на эту удочку не ловится.

— Это не я был, — говорит он.

— Не дури, отпереться не удастся, — говорит Джек. — Ты пойман с поличным. Зачем тебе выгораживать Кэззи Азмекяна? Он бы тебя выгораживать и не подумал. Сдай нам Азмекяна, это тебе зачтется в суде.

— У тебя уже есть судимости, Тедди, — встревает Бентли. — Не поможешь себе сам, будешь отбывать по полной. И годков десять-двенадцать Рози будешь видеть только сквозь тюремную решетку.

— Не хочешь, так напиши нам признание, — говорит Джек. — Прямо сейчас и напиши.

Тедди сует в рот средний палец и, пососав, наставляет его на Джека.

Выйдя с Бентли в коридор, Джек говорит ему:

— Нам надо получить от него признание. Вызывать Гусмана в суд мы не можем.

— Старик знал, во что вляпывается, — возражает Бентли.

— Тедди его укокошит.

— Не желаю я спускать убийство с поджогом!

Джек качает головой:

— Либо мы выбьем из него признание, либо пиши пропало.

Бентли долго глядит в пол и наконец произносит:

— Делай как знаешь.

Это намеренное отмежевание не укрывается от Джека. Он спрашивает:

— Так мы тут заодно действуем?

Они глядят в упор друг на друга, пока Бентли размышляет. Потом он хмыкает утвердительно:

— Мгм…

Они возвращаются в комнату. Бентли подпирает собой угол, в то время как Джек занимает место через стол от допрашиваемого. Джек включает магнитофон и говорит:

— Если не знаешь, как писать, наговори.

Тедди наклоняется над столом и придвигается к самому лицу Джека.

— Нет у вас никакой канистры, и никаких отпечатков, будь они неладны, у вас нет, — говорит он. — Все, что у вас есть, — это ваш поганый свидетель, но, пока дело еще до суда дойдет, свидетель этот… Ну неужели ты хочешь, чтоб с хорошим человеком случилось плохое? Разве это будет не зопа?

Джек выключает магнитофон. Снимает мундир, вешает его на спинку стула.

Джек — парень рослый, шесть футов четыре дюйма, и крепкий. Он заходит за спину Тедди и со словами «Ах ты Куль паршивый» дает хорошую, с оттяжкой, затрещину Тедди, бьет его по уху.

Тедди вскрикивает и оседает на стуле. Держась за ухо, он трясет головой. Джек, приподняв, кидает его об стену. Тот как мячик отскакивает от стены, Джек ловит его, чтоб отшвырнуть к другой стене. Это он проделывает раза три-четыре.

— Это ты устроил поджог, Тедди?

— Нет.

Приподняв Тедди, Джек бьет его коленом в грудь. У того из легких вырывается хрип, от которого Джеку становится слегка не по себе. Но он помнит: выполняешь работу, выполняй ее как следует, на совесть, — и он бьет Тедди коленом еще два раза, после чего швыряет его об пол с такой силой, что голова того, ударившись о цемент, дергается как у марионетки.

Джек отступает, а Тедди корчится на полу.

— Ну а ты неужели хочешь, чтоб с хорошим человеком случилось плохое? — спрашивает Джек.

— Ты полоумный! — стонет Тедди.

— Именно. И заруби себе это на носу, Тедди, — говорит Джек. — А теперь напишешь признание или начнем по новой?

— Я требую адвоката.

Джек понимает, что этого допускать он никак не должен. Переговорив с адвокатом, Тедди узнает, что на него вешают убийство, и тогда ни о каком признании не может быть и речи.

— Ты что-то сказал? — спрашивает Джек. — Ты, похоже, бредишь, парень. Об стенку треснулся? Или накурился чем? А может, ты колесами разжился?

Джек пинает его ногой, крепко пинает. Тот корчится сильнее.

— Хватит, — говорит Джек. — Это поджог. Получишь восемь лет. А можешь скостить до трех. Три ты как-нибудь выдержишь.

Тедди лежит на полу, ловит ртом воздух.

Бентли отворачивается, становясь лицом в угол.

— Хочешь еще, Тедди? — спрашивает Джек. — Только учти, на этот раз я могу и не так тебя отделать. Я беру высоту два двадцать, так что, если я прыгну и приземлюсь на твою спину…

— А если это я поджег?

— Если?

— Поджег я, — говорит Тедди. — Но Азмекян нанял меня на это дело, и в суде я так и скажу.

У Джека — как гора с плеч. Ведь жизнь Гусмана в его руках, он несет ее как драгоценную вазу, которую не хочет ронять.

Не проходит и десяти секунд, как Тедди, сидя на стуле, строчит как сумасшедший. Пишет все как надо. Когда дело сделано, Бентли говорит ему:

— Ну и кретин же ты! Там парень сгорел на твоем пожаре. Ты сейчас в убийстве расписался!

И Бентли хохочет.

Джек даже из коридора слышит хохот Бентли и как кричит Тедди:

— Сволочи! Подонки! Обдурили! Подонки проклятые!

Потом затихает и начинает валить на Азмекяна. Валит по полной, рассказывает и про другие его поджоги и прочие делишки. Роет и роет, как крот, — лишь бы скрыться, убежать подальше от мертвого тела на складе.

А Джека тошнит.

Ему еще не доводилось подложить кому-то такую свинью.

Конец рабочего дня, он уходит, идет к отцу, и они вместе до темноты плавают на досках. Летти он говорит, что в этот вечер хочет побыть один.

История Джека Уэйда, часть третья.

Джек дает показания на разбирательстве уголовного дела Азмекяна.

В ответ на вопрос окружного прокурора он, обращаясь к присяжным, говорит:

— Способ поджога весьма схож с тем, что мы не раз наблюдали у известных поджигателей, в числе которых у нас значится и мистер Кул. Мы допросили мистера Кула, представили ему свидетельствующую против него улику, и он написал признательное показание о том, что совершил этот поджог, и указал на мистера Азмекяна как на сообщника.