Вот именно поэтому курс борьбы за живучесть входит в обязательную подготовку. Спроси на Флоте любого «А ты знаешь, что такое борьба за живучесть?», он тут же хмыкнет и ответит «Знаю». Знает, собака. Еще бы ему не знать, если только ею, любимой и живет. Семь дней в неделю, с утра до вечера.

А в глазах его будет этакое превосходство. Светиться. Я-то знаю, а ты? А ты не знаешь. Иначе бы не спрашивал.

За живучесть мы боремся на специальном корабле. Работа у него, у корабля, такая — тонуть ежедневно. А дабы он совсем не утонул — внутри у него сидят люди. Мелкими партиями. Запускают их вовнутрь, дверь задраивают и... подают воду. Давай, родимый, борись. За живучесть.

И родимый борется, захлебываясь. А кому ж охота совсем утонуть?

Мы, пограничники то есть, за живучесть боремся на флотской базе. Нет у нас такого вечнотонущего корабля. Вернее все наши корабли вечнотонущие, но это не то. Не то это.

А поэтому, весь наш героический экипаж, исключая конечно вахту, прямо с утра погрузился на катер и отправился на флотскую базу. Бороться за их живучесть. Тренироваться.

Саму тренировку я предлагаю опустить. Тем более, что к рассказу она имеет всего лишь косвенное отношение. Гораздо интереснее то, что произошло после.

А после произошло вот что:

Как вам наверняка известно из школьного курса, в океане существуют приливы. А еще существуют отливы. И если на Черном море эти природные явления составляют всего лишь несколько сантиметров, то в наших условиях очень Тихого океана единицами измерения служат метры. Десятки метров.

И катер наш, в ожидании пассажиров приткнувшийся рядом с вечнотонущим кораблем, даже не подозревал какую подлянку готовят ему небесные тела. Тем более, что экипаж катера отправился вместе с нами... развлекаться. Хотя... лично я думаю, что даже останься они на борту — все равно ни черта бы не смогли сделать.

Итак: Когда мы — намокшие и веселые — выбрались на свежий воздух, катер нас несказанно удивил. Тем, что вместо того чтоб мирно покачиваться на ровном киле, весьма и весьма накренился на левый борт. Так накренился, что, имея тому желание, можно было даже пересчитать заклепки на днище. Отлив, как говорится, подкрался незаметно. И сделал свое черное дело. Никому точно не известно имя воина-строителя, так точно опустившего в воду бетонную плиту, что захваченный врасплох катер полностью на ней и поместился. И лег на борт недвижный как выбросившийся кит.

— А-а-а! — сказал командир катера, вздымая к небу поросшие рыжими волосами кулаки. — Так, ваш-шу мать! И растак! Куда ж вы смотрели?!

И непонятно было имеет он в виду галдящих вокруг бакланов или всех известных ему богов. А поскольку ни те, ни другие отвечать как-то не собирались, он прямо через борт сиганул на покосившуюся палубу своего катера и так ловко врубил машину на задний ход, что только брызги из-под винтов. Радугой.

— Р-р-р-р! — рычал он, судорожными пальцами дергая штурвал. Честное слово, если бы можно было, он бы самолично уперся ногами в плиту, руками в борт «Ы-ы-ть!». И спихнул бы катер на свободную воду.

К сожалению, это было невозможно. И командир, пропуская сквозь себя отчаянную дрожь кряхтящего корпуса, хрипло материл Тихий и могучий океан, флотскую базу, где с ним приключилась такая оказия и безымянного матроса-строителя, называя его почему-то чуркой.

— Что не сможет один — смогут семьдесят, — гордо сказал командиру катера старший лейтенант Зорин, именуемый среди матросов Зарином и назначенный старшим. — А потому подавай концы.

— И-и-Раз! И-и-Раз! — командовал он, решительно взмахивая рукой, а семьдесят матросов весело дергали новенький канат, другим концом наброшенный на кормовой кнехт катера. — И-и-Раз! И-и-Раз!

Через полчаса стало ясно, что семьдесят моряков никогда в своей жизни не снимут с мели застрявший катер.

На всякий случай подергали еще: «И-и-Раз! И-и-Раз». Чтоб окончательно... убедиться.

Еще через полчаса стало ясно, что снять катер с мели сможет только прилив, который придет с темнотой.

Неизвестно сколько именно ночных горшков вылило командование на седую голову командира катера сразу, сколько приберегло, дабы вылить попозже, но из радиорубки он выполз мокрый. И долго вытирал пот измятым носовым платком.

— Ну, — поинтересовался Зарин, гордый тем, что беда случилась не с ним. — Что сказали?

Командир катера был всего лишь мичманом. И сказать товарищу старшему лейтенанту то, что хотелось, ему не позволяла субординация. Поэтому он проглотил уже готовые сорваться с языка выражения и сказал:

— За вами второй катер придет.

— А когда? — поинтересовался Зарин. Сегодня планировался выход на границу, и в планы товарища старшего лейтенанта как-то не укладывалось застрять здесь, прямо на пирсе.

— Когда придет, тогда и придет, — ответил мичман и повернулся к Зарину спиной, закончив таким образом разговор.

В дивизии три катера. А три катера — это очень мало. В масштабах дивизии.

Просохший личный состав, напоминающий в своих черных шинелях ворон, уселся прямо на пирсе, болтая над водой ногами. Семьдесят моряков и пара офицеров за компанию предались ничегонеделанью в ожидании спасения.

И спасение не заставило себя долго ждать, что, в условиях развитого социализма, выглядит довольно странно, а на самом краю света — тем более.

Второй катер действовал осторожно, а вот оно — напоминание — лежит. Даже плита просохла. Он, как купальщик, пробовал «ногой» воду и тыкался носом в пирс.

— Спасены! — вырвалось у кого-то. — Хватай мешки, перрон отходит!

И-и-эх! — первый, не дожидаясь, когда катер пришвартуется, прыгнул, преодолев полутораметровую полоску грязной воды.

— Куда?! Куда?! — замахал на него командир второго катера. — Куда ты прешься?!

— От-ставить! — скомандовал Зарин. — Прыгать будем только по команде.

Старый пожарный рукав, выброшенный за борт чьей-то безжалостной рукой, медленно дрейфовал, охватывая второй катер с кормы, держась у поверхности.

— Гля, — тыкали пальцами в его направлении наши моряки. — С катера под шумок шланги выбросили. Гы-гы!

— Удерживай, — скомандовал командир второго катера. И повернув голову в сторону Зарина, добавил: — Прыгайте!

Резкий звон, переходящий в визг возвестил окружающим, что подлый шланг тоже сделал свое черное дело. Что все! На! Мо! Та! Ли! На! Винты!

— Вот! Твою!... И твою!... И ту... тоже... — поблагодарил командир второго катера окружающий пейзаж.

Визг, словно вняв его молитве, резко оборвался. Перепуганный моторист заглушил машину и выполз на палубу тряся головой и выковыривая из ушей. Лампочки. Ничем не удерживаемый катер медленно выносило на середину бухты. И разворачивало против часовой стрелки.

— Ну-у, — развели руками наши моряки. — Похоже, сидеть нам еще долго.

И снова заболтали ногами над водой.

— Будем ждать третий катер, — сообщил Зарин командиру первого катера. — С водолазами.

Командир первого катера кивнул и шепотом выматерился.

Командир второго катера матерился в полный голос. Его хрипловато-звонкий голос разносился над бухтой, сообщая всем и каждому, что именно он думает о своей нелегкой жизни.

Развернувшаяся перед ними картина заинтересовала и Флот. С кораблей тыкали пальцами, подвали издевательские советы, и вообще с пользой проводили время.

— Глянь, — кричали они, надрывая глотки, — они думают в химпрезервативе за борт лезть! Вот идиоты!

Идиоты или нет, а командиру второго катера хотелось завыть волком, зареветь белугой, а потом прыгнуть за борт и перегрызть подлый шланг собственными вставными зубами.

Вместо этого он зыркнул командирским взглядом по палубе и тут же обнаружил героя. А героя среди наших моряков найти очень просто. Потому что он всегда под рукой. А потому что на кораблях служат одни герои. Нет на наших кораблях других. Нет.

— Лысьев! — палец командира указал в грудь моториста. — Одевай КЗИ. Мы тебя за борт спустим. Распутаешь там...