Однако пока что шансы были у обоих противников. Волнение пробежало по рядам кавалерии Тимура, когда лошади почуяли опасность. Затем тишину расколол тяжелый грохот огромных литавр, к ним присоединились цимбалы и трубы — сигнал начинать битву. По долине эхом прокатился топот тысяч копыт, свист стрел и лязг металла. С самых первых стычек накал битвы был ужасным. С шумом через равнину понеслась грозная сербская кавалерия, сверкая на солнце шлемами и волоча за собой длинные хвосты пыли. Под ее ударом левый фланг татарского войска попятился, отступая от одного пригорка к другому. Татары пытались остановить атакующих ливнем стрел и струями горящей нефти. На правом крыле силы Абубакра, атаковавшие левый фланг принца Челеби под прикрытием тысяч стрел, дрались, словно львы, и в конце концов прорвали вражеские ряды. Татарская кавалерия Баязида выбрала именно этот момент, чтобы переметнуться к противнику. Она внезапно атаковала македонцев и турок Челеби с тыла. Это был решающий момент, атака оттоманов захлебнулась. Тимур был настоящим мастером коварства. Еще несколько месяцев назад он начал переговоры с татарами, пытаясь сыграть на племенной общности и соблазняя перспективой богатой добычи. Челеби увидел, что его собственные войска рассыпались, атакованные татарами, а все правое крыло оттоманов начало отступать под натиском кавалерии внука Тимура Султан-Хусейна. Он решил, что битва проиграна, и сам пустился в бегство.

Тимур невозмутимо следил за картиной битвы, разворачивающейся перед ним в долине. Но его спокойствие было нарушено, когда примчался всадник в богатых доспехах. Стремительно спрыгнув с лошади, любимый внук Тимура Мухаммед-Султан опустился на одно колено и попросил у деда разрешения вступить в битву. Это был самый удачный момент, чтобы развить намечающийся успех. Император молча выслушал доводы молодого человека и сдержанно кивнул в знак одобрения. Мухаммед-Султан был бесстрашным воином и достойным наследником.

Отборная самаркандская дивизия вместе с телохранителями императора атаковали сербскую кавалерию. Сербы с ужасом увидели бегство Челеби и, не выдержав атаки, начали отходить к Брусе. Это было страшным ударом для Баязида, так как теперь у него осталась только пехота. Худшее было еще впереди. Теперь в наступление двинулся татарский центр — 80 полков пехоты при поддержке грозных боевых слонов. Они взяли верх. Оттоманская пехота обратилась в бегство. Все, кто остался на поле боя, были убиты или взяты в плен.

Султан Баязид, человек, чье имя вселяло ужас в сердца европейских королей, оказался на краю пропасти. Большая часть его армии разбежалась. С ним остались только янычары и какие-то резервы. Однако он не собирался сдаваться, и ожесточенные схватки продолжались до наступления темноты. Воины Баязида бесстрашно защищали своего султана.

Арабшах пишет: «Однако они походили на человека, который пытается убрать пыль расческой, вычерпать море ситом, поднять горы по крошке. Из клубов густой пыли, которые поднимались над этими горами и полями, где стояли 10 эти львы, сыпался дождь окровавленных дротиков и черных стрел. Следопыт Рока и охотник Судьбы уже спустили собак на несчастных овец. Они не прекращали наносить и принимать удары, пока ливень острых стрел не превратил их в подобие ежей. Пламя битвы между двумя ордами полыхало от рассвета и до заката, и человек из Рума прочитал суру «Победа». [2]А затем их оружие было сломано, передние линии и резервы уничтожены, даже самый дальний из врагов мог поразить их, если хотел, мечами и копьями и наполнить заводи их кровью, а болота их телами. Ибн Отман <Баязид> был схвачен и закован в кандалы подобно птице в клетке».

Битва при Анкаре и карьера султана Баязида завершились. Тимур одержал свою самую выдающуюся победу. Эд-зард Гиббон писал: «От Иртыша и Волги до Персидского залива, от Ганга до Дамаска и Архипелага Азия оказалась в руках Тимура. Его армии были непобедимы, а его амбиции — безграничны. Его религиозное рвение могло подтолкнуть к завоеванию и обращению в ислам христианских королевств Запада, которые уже трепетали, заслышав его имя». Теперь он стоял у ворот Европы. Ее слабые, разделенные и бедные короли — Генрих IV Английский, Карл VI Французский, Энрике III Кастильский — действительно дрожали, видя, с какой легкостью этот вождь сокрушил их самого грозного врага. Они посылали Тимуру верноподданные письма с поздравлениями и пожеланиями благ «победоносному и милостивому принцу Тимуру», ожидая неизбежного вторжения. Все боялись, что он двинется дальше на запад.

А вот в татарском лагере не боялись никого и ничего. Все воины Тимура, от высших амиров до последних пехотинцев, гадали, куда дальше двинется их император. Может, он поведет свои орды дальше на запад, в страны христиан, чтобы завершить уничтожение неверных и еще более прославить имя Аллаха? Может, он еще раз повернет на восток, чтобы сокрушить еще более могущественного неверного, китайского императора династии Мин? Это тоже было вполне вероятно.

Но пока что император и его армия праздновали величайшую свою победу. Солдаты бродили по залитому кровью полю боя и отсекали головы у трупов, чтобы построить обычную для Тимура пирамиду из черепов. Они собирали оружие оттоманов, ловили лошадей, обирали мертвых. Другие, более спокойные, ожидали продолжения. Предстоял пир, пляски девушек и, что самое приятное, — дележ гарема Баязида.

Кто же был этот экзотический восточный военный вождь, который с такой легкостью уничтожал могущественнейших властителей и сейчас стоял на берегах Босфора? Чтобы ответить на этот вопрос, чтобы понять, как в 1402 году Тимур буквально встряхнул сонную Европу, сначала разгромив Баязида, а потом запустив отрубленные головы госпитальеров из Смирны их потрясенным собратьям по ордену [3], нам следует вернуться на 60 лет назад и на 1800 миль к востоку, в маленький город Кеш, находящийся на юге Узбекистана.

Согласно хроникам, недалеко оттуда 9 апреля 1336 года в семье мелкого вождя племени барлас по имени Тарагай родился мальчик [4]. Барласы были татары, тюркское племя монгольского происхождения, потомки орд Чингис-хана, которые в XIII веке ураганом пронеслись по Азии [5]. «Местом рождения этого обманщика была деревня под названием Ильгар в Кеше — да изгонит его Аллах из райских садов!» — пишет Арабшах. Мальчика назвали Тимур, что означает «железо», но позднее большее распространение получил персидский вариант. Тимур-и-ланк, Тимур Хромой, так как в юности он получил тяжелое ранение ноги. Отсюда совсем недалеко до Тамерлана или Тамбурлейна, как его обычно называли на Западе [6].

Согласно легенде знамения при его рождении были зловещими. Арабшах пишет: «Говорят, когда он появился из утробы матери, его ладони были полны крови. Это означало, что он прольет много крови своей рукой». (Такое злобное отношение Арабшаха к Тимуру вполне объяснимо [7]. В возрасте восьми или девяти лет сириец был захвачен татарами, которые разграбили Дамаск в 1401 году. Вместе с матерью и братьями его увезли пленником в Самарканд. Там он изучил персидский, монгольский и турецкий языки под руководством самых лучших преподавателей, а потом много путешествовал. В его судьбе случился любопытный поворот, так как он стал личным секретарем оттоманского султана Мухаммеда I, сына Баязида. В свое время именно Тимур положил конец блестящим военным достижениям Баязида. Арабшах вернулся в Дамаск в 1421 году, но так и не забыл ужасающие сцены убийств и насилий, которые творили орды Тимура. Кульминацией стало уничтожение огромной мечети Омейядов, считавшейся непревзойденной в мире ислама, как писал марокканский путешественник XIV века Ибн Баттута [8].)