Тамбурлейн высмеивает эти надежды и отказывается отпустить Баязида за выкуп. Затем он приказывает связать оттоманского императора и заставляет его присутствовать на пиру, устроенном в честь победы. Затем мы видим Баязида в первой сцене четвертого акта. Он прибывает на пир в клетке, которую несут два мавра. Тамбурлейн приказывает: «Приведите мне мое подножье». Следует режиссерская ремарка: «Слуги вытаскивают его из клетки… Он ставит на Баязида свой трон», таким образом подчеркивая бесчестье противника. В этом победителе нет даже следа великодушия. Каждым словом, каждым поступком он хочет унизить Баязида.

О жалкое ничтожество, о раб,
Ты недостоин прикоснуться к праху,
Хранящему печать моих шагов!
Склонись, о червь! Так хочет Тамерлан,
А он тебя в куски изрезать может
Иль расколоть, как молнией Юпитер
Раскалывает величавый кедр.
Рассейтесь же, воздушные завесы!
Пусть небо зрит, как я, господень бич,
Земных царей пятою попираю.

Тем временем Забина также подвергается унижениям, становясь рабыней служанки Зенократы. Баязид возражает, он говорит Тамерлану, что такая непомерная гордыня будет наказана. Его немедленно возвращают в клетку. Вместе с персидскими князьями и придворными Тамбурлейн постоянно оскорбляет своего противника, безуспешно пытаясь накормить кусками мяса, насаженными на острие меча. Гордый повелитель оттоманов отвергает пищу, но позднее признается своей жене, что умирает. Унижения, которым его подвергает Тамбурлейн, оказываются слишком тяжелыми для турка. Не видя конца своим мучениям, он выбирает единственный почетный выход и кончает самоубийством. Марло дает режиссерскую ремарку: «Разбивает себе голову о клетку». Увидев печальную кончину Баязида, его вдова Забина сходит с ума. Она потеряла совершенно все. Желая последовать за своим мужем и в загробный мир, «она бросается на клетку и разбивает себе голову».

На самом деле история была не столь драматичной. Споры относительно того, посадили Баязида в клетку или нет, что было неслыханным унижением для одного из самых могущественных властителей мира, восходят к Арабшаху, чью ненависть к Тимуру мы уже могли видеть. Сирийский хроникер заявляет, что «Ибн Отман <Баязид> был схвачен и связан путами, словно птица в клетке… он приказал приводить к себе Ибн Отмана каждый день, ласково принимал его с вежливыми речами и выражениями сожаления, а затем высмеивал и оскорблял». Арабшах пишет, что Баязида привели на пир по случаю победы, где Тимур подверг его новым унижениям.

«Ибн Отман видел, что прислужниками были его бывшие приближенные, все они были с женами и наложницами. Тогда ему показалось, что мир почернел перед ним, он подумал, что смерть показалась бы ему слаще, что его грудь разорвана и сердце сожжено. Его страдания усилились, его внутренности разорвались, стоны исходили из глубины сердца, дыхание стало частым, а раны снова открылись. Его печаль возгорелась с новой силой, а виновник бедствий сыпал соль на рану его огорчений».

Язди, наоборот, предлагает вариант, гораздо более благоприятный для Тимура, чего, собственно, и следовало ожидать от придворного панегириста. Победоносный император читает Баязиду небольшую лекцию, доказывая, что тот совершил величайшую несправедливость по отношению к Тимуру, а потому сам повинен в своем падении. Тимур заявляет, что никогда не хотел войны, «потому что я знал, что твои войска всегда сражаются с неверными. Я использовал все возможные способы умягчения, я намеревался, если бы ты прислушался к моим советам и возжелал мира, оказать тебе серьезную помощь, деньгами и войсками, чтобы ты мог £ большой силой вести войну за религию и уничтожить врагов Мухаммеда». Тем не менее, продолжает Тимур, «вознося благодарения богу за победу в этом сражении, я не буду плохо обращаться ни с тобой, ни с твоими друзьями; вы можете совершенно не беспокоиться на этот счет». Язди уверяет читателя, что с Баязидом обращались со всем возможным почтением, как с «великим императором». Действительно, Тимур оказал такие почести Баязиду, когда в марте 1403 года узнал о его смерти в плену. Говорят, что Тимур заплакал, когда ему сообщили о смерти Баязида. Язди утверждает, что он намеревался восстановить султана на троне.

Хроника Язди нашпигована неприкрытой лестью. Нет никаких оснований считать его описание достоверным вариантом событий, точно так же, как не следует верить откровенно враждебным запискам Арабшаха. Не следует сомневаться, что отношения между Тимуром и Баязидом были серьезно испорчены. Но примерно так же складывались отношения Тимура со всеми его прежними противниками, хотя он никогда не стремился унизить побежденного. Наоборот, чаще всего Тимур старался превратить бывшего врага в своего вассала, восстановив его на троне. Именно так Тимур поступил с сыном Баязида принцем Сулейманом Челеби, который получил европейские владения своего отца и столицу в Адрианополе. Самым разумным предположением кажется то, рассказ Арабшаха был неправильно истолкован. Он утверждал, что Баязида содержали за решеткой, однако турецкое слово kafes,использованное в хронике, может означить либо носилки, либо клетку. Поэтому вполне вероятно, что Баязида после битвы принесли к Тимуру на носилках, что было совершенно привычным для султана.

Есть и другие основания сомневаться в версии Арабшаха. Клавихо даже не упоминает о клетке. Шильтбергер, который был взят турками в плен в 1396 году под Никополем тоже помалкивает об этом. Последнее слово в этом вопросе сказал Джон Бьюкен Тельфер, переводчик баварских хроник: «История о железной клетке даже не заслуживает упоминания. Если бы в ней был хоть намек на правду, Шильтбергер обязательно заметил бы его. Ведь это означало унизительное обращение с могущественным монархом, которому он так долго служил».

На залитых кровью полях Анкары Никополь превратился в далекое воспоминание. Дни славы Баязида прошли. В клетке или нет, но молния сверкнула в последний раз.

* * *

Пока гонцы скакали по дорогам обширной империи Тимура с известиями о блестящей победе, император думал, как наиболее полно использовать ее. После окончания самого тяжелого сражения земли Баязида лежали перец ним совершенно беззащитные, как незапертый дворец. На западе лежала Бруса, основа Оттоманской империи и процветающий центр караванных путей Малой Азии. Мухам-мед-Султану была поручена важная задача как можно быстрее захватить город и его сокровища, хотя принц Сулейман Челеби, едва не попавший в плен под Анкарой, успел увезти многие самые ценные вещи. Но среди тех, что остались, были бронзовые, богато украшенные эмалью, золотом и бирюзой ворота, на которых были изображены Святой Петр и Святой Павел. Позднее они были подарены великой императрице Сарай-Мульк-ханум, когда Тимур вернулся в Самарканд. Когда все представлявшее хоть какую-то ценность, было вывезено, город предали огню.

Когда татарские орды помчались на запад, преследуя беглецов, Мраморное море, преддверие Европы, почернело от лодок. Отказавшись от своего первоначального соглашения с Тимуром, генуэзские и венецианские торговцы, которые контролировали восточное побережье моря, перевозили турок на безопасный европейский берег. Однако для турок эта переправа стала не такой простой, как может показаться. Согласно одной из хроник некоторые не слишком щепетильные христиане убивали мусульман и выбрасывали трупы за борт в отместку за те страдания, которые им причиняли войска Баязида во время осад Константинополя.

Беззащитные провинции Малой Азии стали легкой добычей завоевателя. Жадные орды прокатились по окраинам Оттоманской империи. Серебряные монеты, драгоценные камни, жемчуга, посуда и утварь из золота и серебра — все отправлялось императору. Все мало-мальски ценное грузилось на верблюдов и лошадей, и длинные караваны тянулись на восток. Войска Тимура грабили один город за другим. Арабшах утверждает, что это была непрерывная оргия жестокостей.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: