«Они рубили головы, резали горло, ломали руки, вырезали лопатки, жгли кишки, опаляли лица, выкалывали глаза, разрезали животы, лишали зрения, вырывали языки, забивали уши, разрывали рты, ломали грудь, переламывали позвоночник, ломали ребра, протыкали пупок, вырезали сердца, резали сухожилия, выпускали кровь, отрывали деликатные части тела. Они оскверняли души и убивали людей, вряд ли третья или четвертая часть населения Рума избежала уничтожения, которое они сеяли, но большинство из них было либо задушено, либо растоптано, либо разорвано, либо истекло кровью, либо сожрано дикими зверями».

Новость об апокалипсисе перелетела Эгейское море, и Европа задрожала от страха перед вторжением Тимура. Баязид рухнул под напором этой ужасной силы. Христианство лежало беззащитным перед Хромым Завоевателем. Его армии не могли соперничать с дикими ордами степняков, закаленными годами побед. Если знаменитый малиновый штандарт императора с лошадиным хвостом, развевающимся под золотым полумесяцем, появится на европейском континенте, то дни христианства будут сочтены.

* * *

Среди иностранных посланников при дворе Тимура, видевших его потрясающую победу над Баязидом, были два известных испанских рыцаря — Пабло де Сотомайор и Эрнан Санчес де Паласуэлос. Их прислал дальновидный ко-356 роль Энрике III Кастильский, который желал узнать новости из Леванта. Испанский король рассылал своих послов по всему миру, как к христианским королям, так и к мавританским султанам. Он требовал, чтобы эти послы сообщали ему о нравах и обычаях страны, об армиях и о намерениях правителей. После долгого, полного приключений путешествия рыцари были благосклонно приняты Тимуром в его лагере под Анкарой. Пока хозяева-татары старались выказать свое гостеприимство и доброе отношение, испанцы внимательно следили за событиями, разворачивающимися на поле боя, со смешанным чувством восхищения и ужаса. То, что Тимур Хромец является могучим азиатским монархом, они знали и раньше. Но у них на глазах была сокрушена армия Баязида, который совсем недавно разгромил крестоносцев, и это было неожиданностью. Послы страдали от всех типичных европейских предрассудков того времени. Они представляли себе Азию — которую могли даже не считать континентом — территорией, населенной племенами грубых дикарей. Они не могли себе представить, что из Азии выйдет грозный исламский воитель, способный разгромить самого опасного врага христианства.

Наконец испанцев отпустили, и они двинулись в обратный путь вместе с послом Тимура Мухаммедом аль-Кази. Они везли богатые подарки королю Энрике, в том числе драгоценные камни и женщин. (Именно в ответ на это посольство был отправлен Клавихо, который намеревался застать Тимура на зимних пастбищах в Грузии, но из-за задержек ему пришлось отправиться на восток в Самарканд.) Среди женщин-христианок, которых Тимур освободил из гарема Баязида, была Ангелина, дочь графа Иоанна Венгерского, несравненная красавица, воспетая поэтами [102].

В течение нескольких недель после битзы у Анкары европейские монархи с растущим беспокойством следили за событиями, пока новости о победе Тимура катились по христианским землям. Их реакция оказалась самой противоречивой. С одной стороны, победитель Баязида оказал им огромную услугу, одним ударом уничтожив самого сильного противника. Но с другой стороны, теперь они со страхом ожидали, что загадочный восточный деспот, примчавшийся из неведомых азиатских далей, двинется дальше на запад и переправится через Эгейское море.

Из лагеря Тимура были отправлены письма. Архиепископ Султании Иоанн отбыл ко двору французского короля Карла VI с императорским посланием, возвещающим о триумфе завоевателя. В нем же говорилось о необходимости наладить беспрепятственную торговлю между двумя континентами [103]. В Англии король Генрих IV получил аналогичное послание. Так как континент был разделен на множество государств, которыми правили враждующие принцы, вряд ли Тимур встретил бы серьезное сопротивление. Поражение при Никополе подорвало силы Европы, ее денежные сундуки опустели, и она хорошо запомнила болезненный урок. Вместо этого христианский мир начал лихорадочную дипломатическую деятельность, ведь ничего иного просто не оставалось. Поток заискивающих писем устремился на восток.

Только что усевшийся на английский трон Генрих очень хотел, чтобы его права признал столь могущественный владыка. Он послал самые теплые поздравления полководцу, которого никогда не видел. От Карла VI из Франции отправилось письмо «победоносному и величественному принцу Тимуру» с благодарностями за хорошее обращение татар с христианскими торговцами, путешествующими в их землях. От византийского императора Мануила II прибыли послы, нагруженные бесценными камнями и золотыми флоринами. Император, который призывал Тимура на помощь в борьбе против турок, подтвердил свой вассалитет и предлагал дань за защиту и в будущем. Регент Константинополя присоединил свой голос к хору, восхваляющему Тимура, а к нему тут же примазались прагматичные венецианцы. Генуэзская колония в Пере продемонстрировала извечное чутье всех торговцев, моментально уловив изменение баланса сил, и ее послы примчались засвидетельствовать свою покорность, а знамя Тимура было торжественно поднято над Босфором.

Старые противники внезапно осознали, как грубо они ошибались до сих пор. В ответ на приказ Тимура султан Египта и Сирии Фарадж быстро изъявил покорность. Посол Тимура Атыльмыш был возвращен к своему господину с богатыми дарами — золотом и серебром, драгоценными камнями и лошадьми в роскошных попонах. Теперь в пятничных молитвах поминали титулы завоевателя, от его имени чеканились монеты, как это делалось в покоренных странах. Фарадж поспешил сообщить, что схватил двух старых врагов Тимура — багдадского султана Ахмеда и Кара-Юсуфа, принца туркменского племени Черных Шапок. Фарадж сообщил, что он сделает с ними то, что пожелает Тимур.

* * *

Тимур всегда понимал символическую важность исторических хроник и традиций. Они составляли важную часть того обличья, в котором он желал предстать перед своими подданными и врагами. Большинство его обращений к истории должно было послужить самому Тимуру. Прекрасно зная, какое место он занимает в длинной череде завоевателей, Тимур желал оставить будущим поколениям официальные свидетельства своих свершений. Поэтому он требовал детально описывать все свои военные походы.

То, что Тимур очень серьезно интересовался историей, не может отрицать никто. Он очень любил диспуты, даже ненавидящий его Арабшах упоминает об этом. Для украшения своего двора Тимур собрал настоящее созвездие великолепных ученых. Например, он несколько раз принимал у себя знаменитого арабского историка Ибн Халдуна, пока в 1401 году в течение месяца стоял под стенами Дамаска.

С традициями он считался настолько, насколько это было выгодно. Пока традиции укрепляли его власть, они соблюдались, но ими можно было манипулировать. В частности, он поднял знамя ислама и заявил об отходе от шаманизма монголов. При этом объявление джихада давало религиозную основу его завоеваниям и приносило определенный престиж.

С 1370 года, когда Тимур впервые прорвался к власти в улусе Джагатая, он всегда имел под рукой марионеточного хана, так как по законам монголов править могли только прямые потомки Чингис-хана. Хотя все знали, кому принадлежит настоящая власть, Тимур довольствовался скромным титулом амира. Поступая так, он выказывал, пусть и с тайным умыслом, свое уважение к обычаям степи.

Почти двести лет монголы признавали ясу, свод традиционных законов Чингиса. Тимур также насаждал его в своем государстве, так как хотел придать законное основание построенной им империи, подчинив своей воле правителей племен и улусов, и создать стройную систему власти, когда государство и армия подчиняются одному человеку. На поле боя его армия строилась привычным для монголов XIII века образом — правое крыло, левое крыло, авангард и центр.

вернуться

102

Сотомайор и Паласуэлос искренне наслаждались обратным путешествием в компании этих женщин. Сотомайор по дороге влюбился в гречанку по имени Мария и, прибыв в Испанию, женился на ней. Позднее у них родился сын. Ангелина вышла замуж за Диего Гонсалеса до Контрераса, знатного испанца и магистрата Севильи. Прим. авт.

вернуться

103

Судя по всему, Тимур был первым сторонником принципа свободной торговли. Прим. авт.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: