— Да. Но вы ни словом не обмолвились, что уезжаете.
— Вы не спрашивали.
Его ответ опять застал Элен врасплох. Он говорил прямо, без обиняков. Похоже, он хорошо помнил ту их встречу. Это плюс. Только доверительный разговор как-то не клеился, и Элен нужно было хорошенько следить, чтобы не болтнуть лишнего.
— А где вы сейчас? В каком-нибудь другом замке?
— Пока еще не решено.
Этот человек как будто отгораживается от нее стеной.
— Но вы все еще занимаетесь соколами?
— Естественно.
— Не знаю, так ли это естественно. Может, вы нашли дело своей жизни.
— Я уже давно занимаюсь делом своей жизни. Другого мне не надо.
Не за что зацепиться! Но нужно было задавать вопросы, чтобы удержать его на связи. Элен чувствовала себя неловко, но должна была продолжать разговор.
— Вы давно этим занимаетесь? Я имею в виду, соколами и другими птицами?
— Да, какое-то время.
— И все время переезжаете с места на место? — Элен снова предприняла осторожную попытку узнать, где он находится.
— Да, можно сказать и так.
— И как часто это происходит?
Первый раз за всю беседу он, прежде чем ответить, задумался.
— Где-то раз в два года.
— Это как-то связано с птицами или со сроками аренды?
— Нет, с арендой это не связано. Наоборот. Я не могу жить больше двух лет на одном месте.
— И вы просто собираетесь и уезжаете?
— Да. А должно быть иначе?
Дело сдвинулось с мертвой точки: он задал Элен вопрос! Вернее, ответил вопросом на вопрос.
— Представляю, что было бы, если бы я переезжала каждые два года...
— Все зависит от вас. Возможно, это и не ваше. Каждый выбирает сам. Кто вы по профессии?
— Журналистка, пишу о путешествиях.
— Это же прекрасно. Тогда вы, наверное, много ездите. Больше, чем я.
Элен улыбнулась.
— Да, если взглянуть с этой стороны, получается, что так.
— Вы любите свою работу? Любите путешествовать?
— Очень. Больше всего на свете.
— Вот видите. Вы должны меня понимать.
— Да, я вас хорошо понимаю. Очень хорошо. У вас такая необычная профессия... Это меня и заинтересовало. — Нужно избегать банальностей.
В трубке послышался какой-то шум.
— Что, кто-то еще на линии?
— Нет, не совсем. — Он что-то тихо сказал, Элен не расслышала. Наверное, обращался не к ней. — Я сижу в машине, а на крышу забрался орел. Он забеспокоился и начал обдирать краску.
Элен спросила недоверчиво:
— И вы ему это разрешаете? Покраска может дорого обойтись.
— Да, я знаю. Тем более машина новая. С другой стороны, когда еще побудешь с орлом?
Элен попыталась представить себе эту картину. Он, наверное, остановил машину где-нибудь на лесной поляне. Какая же у него машина? Скорее всего джип, внедорожник, чтобы было много места для птиц. Темно-зеленый.
Торальф прервал ход ее мыслей.
— Вы тоже могли бы переезжать каждые два года. Наши профессии не так уж отличаются. Подумайте над этим.
Элен послушалась. Он был прав. Может быть, с ее профессией еще больше свободы, чем у сокольничего. Но ей нужно было думать о муже. Если ты замужем, не так легко сорваться и поехать, куда взбредет в голову. К тому же три года назад они с Томом купили роскошную квартиру. Нужно было работать не покладая рук, чтобы выплатить кредит. Они оба хотели сделать это как можно быстрее.
— А как вы решили стать сокольничим?
— В двух словах и не скажешь.
Элен задумалась над его словами. И вновь приказала себе не опускаться до затертых фраз.
— Да, вы, наверное, правы. Но, может быть, расскажете, с чего все началось.
Его голос смягчился.
— В шесть лет я впервые увидел сокола. Мой дед тоже занимался хищными птицами. Тогда же я, если угодно, ощутил любовь к ним. Позже мне пришла в голову мысль посвятить этому свою жизнь.
— У вас есть какое-то специальное образование?
— Нет, такого образования не существует. Но вы задали типично немецкий вопрос. В этой стране для всего нужно образование. На самом деле все, что мне необходимо, — это охотничий билет. А если он в кармане, нужно получить еще право заниматься соколиной охотой. И все.
— И что, на это можно жить? На деньги с представлений?
— Да, некоторые так делают. И я тоже так начинал.
— А сейчас все по-другому?
Элен вспомнила, как встретила его у замка с соколом на руке. Может быть, у него есть агенты, которые организовывают представления?
— Нет, просто это не основное занятие. Я решил покончить с этим. Туристы беспокоят птиц.
Элен не представляла, как еще может зарабатывать сокольничий.
— Так чем же вы теперь занимаетесь?
— Я выращиваю соколов.
— А дальше? Что вы делаете с ними дальше?
— Воспитываю и продаю.
— А... Вы готовите их для шоу?
Он засмеялся.
— Нет, для охоты.
— Для охоты? — Элен не вполне поняла. Торальф это заметил.
— Я одно время жил в Арабских Эмиратах. Их шейхи и султаны с большой помпой устраивают соколиную охоту. И для этого им каждый год нужен новый сокольничий.
— Из Германии?
— Не только. Из других европейских стран тоже. В Эмиратах слишком жарко, чтобы выращивать там соколов. У них, конечно, есть питомники, но... — Он запнулся.
— Что?
— В общем, в таком климате их очень сложно выращивать. Но в принципе возможно, и сейчас я именно этим и занимаюсь.
— Сколько вообще в Германии сокольничих?
— Около тысячи любителей. Таких, как я — кто этим серьезно занимается, — всего пять человек.
Элен такого не ожидала.
— Только пять человек? Вы, наверное, очень любите свою работу?
— Как бы вам объяснить... Наша работа не имеет ничего общего с цирком или зоопарком. Сколько себя помню, меня всегда интересовали соколы. В них есть что-то первозданное. И то, что кажется на первый взгляд странным, — они очень пугливы. Ими нельзя управлять. Нужно завоевать их доверие. Тут нужны терпение и спокойствие. А эти качества в наш безумный век присущи немногим. Только птице решать, останется она или улетит.
Элен слушала, затаив дыхание. Ее поразил рассказ. И то, что этот человек совершенно точно знал, почему он что-то делает. Он не плыл по течению. Он сознательно решил вести столь необычный образ жизни, а для этого нужно много мужества.
— А что еще нужно, чтобы стать сокольничим? Вас же всего только пятеро.
— Хорошее зрение и проницательность. И еще сокольничий всегда должен помнить, что птицы — не собаки и не лошади, принуждением от них ничего не добьешься. Ты для них не хозяин, скорее попутчик. Если я хорошо себя веду, то стану соколу другом. На большее рассчитывать нельзя.
У Элен в голове была каша. Все это казалось ей странным.
— Сколько вы держите соколов у себя, прежде чем продать?
— Около пяти месяцев. В сентябре молодых птиц забирает какой-нибудь арабский шейх. В октябре у них начинается сезон охоты. Соколиная охота бывает за это время два-три раза.
— А потом? Что потом?
— Потом устраивают большой праздник и соколов выпускают.
— Но вы же сказали, что там очень жарко. Они не погибают?
Он засмеялся.
— Нет. В это время там прохладнее.
Элен задумалась. Ну да, конечно, именно зимой больше всего туристов едет в Эмираты.
— Еще одна моя задача — подготовить соколов к жизни в дикой природе.
— Вам трудно расставаться с ними?
Он помедлил с ответом.
— С некоторыми, к которым я особенно привязываюсь, расставаться очень трудно. Да.
При этих словах сердце Элен сжалось. Она представила, как он в последний раз смотрит вслед соколу. Торальф сказал:
— Знаете, я очень много времени провожу с птицами. Полгода я только ими и живу. Часто бывает, что встаю в пять утра, а ложусь за полночь. Но меня радует мысль, что они попадут в хорошие руки. Идеальный вариант, если сокольничий занимается только одной птицей. Лучшей доли для них не бывает.
Элен никогда в жизни не встречала человека, который бы так говорил о своей работе. Если кто-то из ее круга был увлечен своей профессией, то это означало погоню за славой или деньгами. Торальф же, напротив, ни единым словом не упомянул ни о своих гонорарах, ни об уважении со стороны клиентов. Это было его дело, которое он сам выбрал и которому отдавался без остатка.