В 921 году в Багдад прибыло посольство из Булгарии. Возглавлял его человек по имени Абдаллах Ибн Башту. Он привез подарки и письмо от великого князя булгар Алмуша повелителю правоверных мусульман багдадскому халифу. В письме эльтебер просил прислать в Булга-рию знатоков мусульманского права и оказать содействие в строительстве крепости. Халиф настолько благосклонно отнесся к этой просьбе, что немедленно выслал требуемых людей, а от себя лично добавил 4000 динаров на постройку. Советником в это посольство был назначен Ахмед Ибн Фадлан, благодаря которому мы и знаем все нижеследующие подробности.

Надо сказать, что к тому времени значительная часть булгар уже была мусульманами. Некоторые роды приняли ислам еще в Дагестане. В Булгарии существовали мечети и медресе. Однако требовались люди, способные следить за тем, чтобы соблюдались первоосновы веры во всех областях жизни. К тому же принятием ислама, заручительством покровительства такого великого человека, как багдадский халиф, и постройкой крепости эльтебер Алмуш недвусмысленно давал понять хазарскому кагану, что платить дань он больше не намерен.

На пути в Булгарию посольство халифа чуть не погибло, проходя через земли огузов, живших в районе плато Устюрт. Их спасло только то, что мать огузского полководца была дочерью эльтебера булгар. 11 мая 922 года посольство прибыло в район современного села Три Озера.

Дальнейший ход событий Ибн Фадлан описывает так:

«Когда мы были только на расстоянии одних суток пути от царя славян [65], к которому ехало наше посольство, вышли к нам навстречу братья его, дети и четверо подвластных ему царей, неся хлеб, мясо и просо. Отсюда мы отправились далее вместе с ними; и когда до царского жилища оставалось только два фарсанга (около 13 километров), встретил нас сам царь. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, восхваляя и благодаря Аллаха. Потом он рассыпал перед нами серебряные деньги, бывшие у него в рукаве, и для помещения нашего велел разбить палатки, в которых мы и остановились… В этих палатках пробыли мы до среды, дожидаясь, пока соберутся цари и вельможи земли его для присутствия при чтении привезенной нами грамоты. В четверг приготовили мы два вышитых золотом чехла, бывшие с нами, украсили лошадь богатым тюрбаном; я вынул грамоту халифа, и он (Алмуш) прочел ее стоя. Потом он прочел (грамоту) верховного визиря Хамида Ибн эль-Аббаси, также стоя, хотя был очень дороден. Его вельможи осыпали нас серебряными деньгами. Мы вынули подарки халифа и представили их царю; потом надели мы жалованную шубу на его супругу, которая по обычаю той земли садится рядом с мужем. Потом царь позвал нас в свою палатку. Сам он сидел на престоле, покрытом греческой парчой; по правую руку его находились подвластные цари, прямо против него сидели его дети, а нас он посадил по левую руку от себя…

До нашего прибытия в хутбе поминали царя таким образом: Господи, дай благоденствие царю и владавцу, царю Булгара!Я ему заметил, что только Бог есть царь и что никому не позволительно величать себя так перед Богом, особенно с кафедры. Сам твой верховный начальник халиф, повелитель правоверных, сказал я ему, велел, чтоб на всех кафедрах Востока и Запада поминали его не иначе как — Господи, дай благоденствие рабу твоему и наместнику Джафару, могучему в Боге, повелителю правоверных. Царь спросил: Как же надо говорить? — Я отвечал: Надо, чтобы поминали тебя по имени и отчеству. — На это он возразил: Мой отец был недоверок, и я тоже; не хочу, чтобы меня поминали по имени, когда тот, кто дал его мне, был неверный. Как зовут верховного начальника моего, повелителя правоверных? — Джафаром, — отвечал я. — А можно ли мне называться его именем? — спросил опять царь. — Можно. — Так я принимаю для себя имя Джафара, а отец мой будет отсель называться Абдаллахом (рабом Божиим). — И он объявил об этом хатибу. С этих пор в хутбе стали поминать уже таким образом: Господи, дай благоденствие рабу твоему Джафару, сыну Абдаллахову, эмиру Булгара и слуге повелителя правоверных.

В столице этого царя видел я такое множество удивительных вещей, что и перечесть невозможно…»

К этому рассказу можно еще добавить, что глава посольства Сусан ар-Расси преподнес эльтеберу арабское знамя, и с этого момента эльтебер стал эмиром, а Булгария — эмиратом, добровольно отдавшим себя под опеку багдадского халифа. В июне того же года в урочище «Святой ключ», до сих пор почитаемом населением и расположенном в трех километрах от Биляра, прошел съезд представителей всех булгарских племен. Археологи считают «Святой источник» одним из древнейших сакральных центров булгар. На съезде племен ислам бьы объявлен государственной религией. Все семнадцать богов во главе с Тенгре — Хозяином Неба — канули в Лету.

Но вернемся к повествованию Ибн Фадлана, которому удалось подглядеть некоторые интересные детали жизни булгар:

«Желая потолковать с царским портным, который был из багдадских уроженцев, я вошел с ним в свою палатку. Мы побеседовали не более получаса в ожидании вечернего призыва на молитву и, услышав пение муэдзина на минарете, вышли из палатки. Вот вместо вечера на востоке уже видна заря! Я спросил муэдзина: К какой молитве призывал ты? — К утренней, — отвечал он. — А что же сделалось с вечерней? — спросил я опять. — Мы читаем ее вместе с предвечерней. — А ночь-то где же? — Она бывает еще короче нынешней; теперь начала прибавляться. — Тут муэдзин рассказал мне, что не спит уже целый месяц, боясь пропустить утреннюю молитву, потому что ночь так коротка, что если поставить казан на огонь во время первой вечерней молитвы, в нем ничего еще не успеет свариться, как уже надобно звать на утреннюю. Я сам испытал, как ужасно долго бывает там день…

В собачьем лае булгары видят хорошее предзнаменование, и по лаю заключают о том, плодороден, счастлив и мирен ли будет год. Змей видел я множество, так что часто на дереве около одной ветви обовьется штук до десяти и более. Их не убивают, да и сами они вреда никому не делают…..

Пища булгар состоит большей частью из проса и конины, хотя в этой земле их пшеницы и ячменя родится очень много. Всякий пользуется вполне произведением своего посева, не отдавая никакой части жатвы царю, которому платят только по бычьей шкуре с дому; сверх того царь, если пошлет войско грабить какую-нибудь землю, получает еще на свою долю часть добычи. Масла нет никакого, кроме рыбьего жира, который употребляют везде, где другие употребляют оливковое и кунжутное масло… Все носят шапки. Если царь выезжает куда, он всегда бывает один, без служителя и без свиты. Когда он едет мимо рынка, все встают, снимают шапки, кладут их под мышку и надевают опять не прежде, как он проедет. Таким же образом и все, кто входит к царю, вельможи и простой народ, даже собственные его дети и братья, лишь только увидят его, тотчас снимают шапки, кладут их под мышку, кланяются ему в пояс, потом выпрямляются и стоят, пока он не велит им сесть. Всякий, кто садится перед царем, делает это, преклоняя колена и не показывая своей шапки, которую он надевает только когда выйдет из царского присутствия.

Грозы случаются очень часто, и если молния ударит в дом, все удаляются оттуда и предоставляют строению разрушаться от времени, говоря, что над этим местом гнев Божий [66]. Если встретят человека с необыкновенным умом и глубоким познанием вещей, говорят: „Ему впору служить Богу“, — потом схватывают его, вешают на дереве и оставляют в таком положении, доколе труп не распадется на части. Если во время пути кто-нибудь станет мочиться, не снимая с себя оружия, у того отнимают оружие и все, что на нем есть… Таков у них обычай. Мужчины и женщины ходят купаться в реку и моются вместе, нагие, ничем не закрываясь друг от друга; но непозволительного сообщения между собой не имеют. Если кто будет в этом виновен, того, кто бы он ни был, привязывают за руки и за ноги к четырем столбам, которые вколачивают в землю, и топором рассекают ему тело от шеи до бедер. Таким же образом поступают и с женщиной. Потом каждую половину тела вешают на дерево. Я очень старался уговорить женщин, чтобы они в банях закрывались от мужчин, но не успел в этом. Вора наказывают таким же образом, как виновного в прелюбодеянии. Многое можно бы было сказать об этом народе, но мы ограничимся тем, что сказано», — заканчивает Ибн Фадлан свои записки о булгарах.