Таков был относительно скромный рацион питания среднего помещика. Можно представить себе уровень потребления А. Д. Меншикова, в распоряжении которого имелось свыше 400 тысяч крепостных. Необходимо еще учесть, что в доме светлейшего князя не менее трех раз в неделю обедали его друзья и сослуживцы числом от пяти до двадцати человек. Не менее чем раз в две недели Александр Данилович потчевал государя. Известно, что Петр I любил бывать в гостях у своего фаворита. К середине 1710-х годов их отношения испортились из-за бесчисленных служебных злоупотреблений светлейшего князя, но после 1718-го начали вновь налаживаться. Столы ломились от изысканных кушаний, на десерт подавались ананасы, арбузы, «смоковицы» и другие редкие для северного климата угощения. Инжир, конечно, был привозной, но прочее вполне могло оказаться собственной тепличной продукцией. При ораниенбаумском и василеостровских дворцах Меншикова имелись обширные огороды и большие оранжереи, в которых, по всей видимости, произрастали экзотические фрукты и овощи. Во всяком случае известно, что ананасы и арбузы с успехом выращивались в Петербурге иностранными «торгующими садовниками» (98).
Немалые трудности петербуржцы испытывали при заготовке дров, поскольку «его царское величество под страхом смертной казни запретил срубать в С.-Петербурге и особенно на острове Ретусари [34]хотя бы ветку, не говоря уж о дереве». Дрова, преимущественно тонкие и мелкие, приходилось доставлять издалека водным путем (99).
Петр I насаждал в новой столице культ воды. Он мечтал превратить свой «парадиз» в северную Венецию или Амстердам, изрезав его каналами, которые бы заменяли улицы. Жители должны были перемещаться по городу на судах под парусами, пользоваться веслами разрешалось только в безветренную погоду. Нарушители этого правила, согласно царскому указу от 18 июня 1710 года, облагались большим штрафом — в 20 — 30 рублей. В марте 1714 года последовал новый указ: «чтобы, как только сойдет лед, никто, под опасением тяжкого денежного и телесного наказания, не смел плавать по Неве на веслах, но чтоб постоянно употребляли паруса». Браун-швейгский резидент X. Ф. Вебер по этому случаю отметил: «…хотя с людьми случались ежедневные несчастья», царь «ничего не слушал и хотел силою принудить своих русских к изучению маневров на парусах; принуждение это образовало уже немало искусных людей» (100).
Мостов через Неву при Петре I еще не существовало, так что волей-неволей приходилось плавать. Впрочем, большинство состоятельных петербуржцев охотно пользовались водным способом передвижения, так как после частых дождей немощеные улицы совершенно раскисали и проехать по ним в карете было невозможно, а идти пешком не позволяли амбиции.
Сам царь с его страстной любовью к мореходству едва мог дождаться, когда откроется вода. По словам Юля, «когда еще вследствие сильного ледохода не представлялось почти возможности плыть по реке, царь не без опасности перешел чрез нее первый на своем голландском буере, как всегда это делает, если при вскрытии Невы находится в Петербурге. Царь и назад прошел благополучно. Судном управлял он сам, делая на нем все необходимые распоряжения». В «Походном журнале» подобные случаи отмечались неоднократно: «…река Нева прошла, и того же часу господин контр-адмирал (то есть царь. — В.Н.) ездил по реке в шлюпке» (101).
Что же касается плаваний по Балтике, то они занимали весьма значительное место в повседневной жизни Петра. По подсчетам современного исследователя Г. А. Богуславского, в 1718 году он выходил в море 27 раз, в 1719-м — 92 раза (то есть почти ежедневно в летнее время), в 1720-м — 31 раз, в 1723-м — 48 раз (102). Петербург и море были для Петра неразделимы.
Реалии повседневной жизни первых петербуржцев определялись многочисленными, преимущественно неблагоприятными факторами, влияние которых с течением времени ослабевало. Постепенное складывание инфраструктуры города, интенсивное развитие торговли через Петербургский порт, устранение военной угрозы со стороны шведов, освоение жизненного пространства, осушение болот, мощение улиц, создание петербургской полиции, зорко следившей за поддержанием порядка и чистоты, — всё это к середине второго десятилетия XVIII века обеспечило достаточно сносное существование обитателей петровского «парадиза». Разумеется, трудности быта сказывались на монархе и его приближенных в меньшей мере, чем на рядовых сподвижниках преобразователя. Но общим для всех являлся напряженный трудовой ритм новой столицы с немногими часами отдыха, строго регламентированного указами самодержца.
Москвичи на время и навсегда
Петр I не любил старую столицу. С Кремлем у него были связаны тяжелые воспоминания детства. Во время пребывания в Москве он главным образом жил в селе Преображенском, как отметил Юст Юль, «на небольшом неказистом, плохом подворье, построенном исключительно из леса». Этот деревянный домик стоял на маленьком холме в окружении солдатских казарм и офицерских домов для личного состава гвардейского Преображенского полка. Ворота царского подворья всегда были заперты, и к ним приставлена стража, не пускающая никаких посетителей. Датский посланник подчеркнул, что «сюда царь удаляется с двумя-тремя приближенными не столько для занятий, сколько во избежание всяких посещений» (103).
Однако государю случалось останавливаться и в Кремле — вероятно, в ожидании каких-либо торжеств, аудиенций иностранных посланников или иных государственных мероприятий. Секретарь австрийского посольства И. Г. Корб, побывавший в царских апартаментах, отметил: «…в залах и комнатах, составляющих жилье государя, великолепная пышность драгоценнейших обоев и занавес нисколько не уступает роскоши и изящности украшений этого рода в лучших дворцах европейских» (104).
В летнее время Петр и члены его семьи нередко отдыхали в селе Измайлове. Поэтическое описание тамошней царской резиденции оставил тот же австрийский дипломат, побывавший в ней в конце июня 1699 года. «Измайловский замок, — пишет он, — служит летним пребыванием царя, чтобы он мог в нем наслаждаться прекраснейшим временем года. Замок окружает роща, замечательная тем, что в ней растут хотя и редко, но весьма высокие деревья; свежесть тенистых кустарников умеряет там палящий жар солнца». Посол императора Леопольда I Игнатий Христофор Лвариент отправился в Измайлово со своей свитой, «желая насладиться видом этих волшебных мест»; за ними «следовали музыканты, чтобы гармоническую мелодию своих инструментов соединить с приятным звуком тихого шелеста ветра, который медленно стекает с вершин деревьев». В то время в резиденции отдыхали царевич Алексей Петрович, вдовствующие царицы Прасковья Федоровна с юными дочерьми Екатериной, Анной и Прасковьей и Марфа Матвеевна. Корб поведал: «…желая немного оживить свою спокойную жизнь, которую ведут они в сем волшебном убежище… часто выходят на прогулку в рощу и любят гулять по тропинкам, где терновник распустил свои коварные ветви. Случилось так, что августейшие особы гуляли, когда вдруг долетели до их слуха приятные звуки труб и флейт; они остановились, хотя и возвращались уже в замок. Музыканты, видя, что их слушают и что их игра нравится, старались играть еще приятнее, соперничая между собой в том, что игра заставит всепресветлейших слушателей долее оставаться на месте. Князья царской крови, с четверть часа слушая симфонию музыкальных инструментов, похвалили искусство всех артистов» (105).
После перенесения в 1712 году столицы в Петербург Петр и его окружение наезжали в Москву только по необходимости, основную часть времени проводя в неблагоустроенной, с нездоровым климатом Северной Пальмире или в служебных поездках по стране и за границей. Пожалуй, единственным деятелем государственного масштаба, явно предпочитавшим насиженные места, был Федор Юрьевич Ромодановский.