Стены приказных помещений были обиты тесом и покрыты сверху красным или зеленым сукном. Наружные двери для сохранения тепла обивались войлоком и сукном ярких расцветок. В холодное время года палаты отапливались несколькими изразцовыми печами, первая из которых была установлена еще в 1627 году.
Немногочисленная мебель состояла из столов, лавок, скамей, а также используемых для хранения документов шкафов, сундуков, ящиков, коробов и рундуков — ящиков под скамьей с откидной крышкой-сиденьем. Столы, рундуки и ящики обивались сукном, преимущественно ярко-красным. Все служащие, включая бояр, сидели на скамьях и лавках, прибитых к стенам. Эти места для сидения в зависимости от ранга служащих покрывались войлоком или кожаными тюфяками ярких цветов, набитыми шерстью (142).
В приказных помещениях большую часть времени царил полумрак, поскольку маленькие слюдяные окна, закрытые зимой вторыми рамами, едва пропускали свет. Для освещения использовались свечи. Дорогие восковые свечи стояли только перед иконами и на столах у начальства; более широкое распространение имели свечи сальные, сильно чадившие, нередко изготавливавшиеся в самих приказах; они вставлялись в слюдяные фонари или шандалы — подсвечники на одну свечу, настольные или вислые.
Обязательными принадлежностями каждого стола являлись чернильницы, которые нередко помещались в одном станке с песочницами. На столах думных дьяков и других высших чинов стояли оловянные и серебряные чернильницы, у других служащих они были из глины и дерева. Рядовые чиновники писали гусиными перьями, а начальники — лебяжьими, являвшимися большой роскошью.
Записи в приходно-расходных книгах приказов нередко фиксируют приобретение столовой посуды: сковородок, противней, ложек и т. п. Это позволяет предположить, что приказные люди, не получавшие кормовых окладов, в связи с продолжительным рабочим днем готовили пищу тут же (143).
«Первейшее место державы»
Высшим государственным учреждением в начале царствования Петра I являлась Боярская дума, состоявшая из служилых людей высокого ранга, редких выдвиженцев из дворянских низов и одаренных приказных людей, а также царских родственников. Среди бояр было немало талантливых людей. В последнем «призыве» Думы состояли Ф. А. Головин, князь Я. Ф. Долгорукий, Т. Н. Стрешнев, П. М. Апраксин, окольничий А. А. Матвеев, постельничий Г. И. Головкин. Впоследствии они вошли в число ближайших сподвижников Петра I. В Думе обсуждались важнейшие государственные дела, и далеко не всегда ее члены просто утверждали переданные им бумаги стандартной резолюцией «Государь указал, а бояре приговорили». На заседаниях подчас разгорались нешуточные споры, и в таком случае делалась запись «бояре поговорили» (144).
В 1699 году при Боярской думе была учреждена Ближняя канцелярия, первоначально ведавшая контролем за приходом и расходом денежных средств всех приказов. Вскоре ее компетенция возросла: она стала местом заседаний членов Боярской думы. С 1704 года здесь стали собираться начальники приказов и их регулярно проводимые совещания получили название Консилии министров. Этот новый государственный орган обсуждал различные вопросы управления, а в отсутствие царя руководил государством. Заседания Консилии проводились в Кремле или на Генеральном дворе — в съезжей избе в селе Преображенском (145).
Частые отъезды Петра I побудили его создать высший государственный орган с более широкими полномочиями, чем Ближняя канцелярия и Консилия министров. 22 февраля 1711 года, накануне отправления в Прутский поход, государь подписал указ об учреждении Правительствующего сената, который, по-видимому, первоначально виделся временным («для отлучек наших»), но вскоре превратился в постоянно действующее высшее правительственное учреждение. Это был коллегиальный орган, члены которого назначались царем. Из девяти участников первого состава Сената только трое были представителями старинной титулованной знати: князья М. В. Долгорукий, Г. И. Волконский, П. А. Голицын. Т. Н. Стрешнев и И. А. Мусин-Пушкин принадлежали к малознатным родам, возвысившимся лишь в XVII веке. М. В. Самарин, В. Г. Апухтин и Н. П. Мельницкий происходили из ничем не примечательных дворянских родов. Г. А. Племянников относился к числу приказных служителей и возвысился благодаря собственным выдающимся способностям. Лишь трое сенаторов — Мусин-Пушкин, Стрешнев и Племянников — в прошлом являлись членами Боярской думы (146). В конце 1711 года учреждение пополнилось еще одним членом — в него вошел и был поставлен на первое место в иерархии сенаторов бежавший из шведского плена князь Я. Ф. Долгорукий.
Примечательно, что в составе Сената первоначально не было таких крупных деятелей из числа соратников Петра, как А. Д. Меншиков, Г. И. Головкин и Ф. М. Апраксин, — вероятно, потому, что они были заняты другими неотложными делами: ведением военных действий, руководством внешней политикой страны, строительством флота и новой столицы. В Сенате оказались люди из «второго эшелона» сподвижников великого реформатора.
Царский указ от 4 апреля 1714 года установил детальный порядок работы Сената. Вначале дело зачитывалось сенатским секретарем или дьяком, затем начинали «спрашивать снизу по одному и записывать всякого мнение… А когда подпишут все мнение, тогда диспуту иметь. И с той диспуты куда более голосов явитца, так и вершить. И подписывать всем общую сентенцию, кто и спорить будет, понеже более его голосов туды стало». Обсуждение открывал «нижний» сенатор Н. П. Мельницкий, а последним брал слово князь Я. Ф. Долгорукий (147).
До переезда Сената в Петербург его заседания проводились в «присутствии» в Кремле. Канцелярия Сената находилась там же, для нее были отведены палаты бывшего Казенного приказа, расположенные около Благовещенского собора. По указу от 16 апреля 1711 года архитектору Григорию Устинову было велено эти помещения «очистить и очистя починить, и устроить что надлежит, где быть канцелярии Правительствующего Сената» (148).
Как канцелярские служители, так и сами сенаторы должны были являться на работу неукоснительно, за прогул грозил весьма значительный по тем временам штраф в 50 рублей. Указ от 20 января 1716 года установил три присутственных дня в неделю: понедельник, среду и пятницу. Кроме того, один из сенаторов в течение месяца нес дежурство, находясь в Сенате ежедневно (149).
Двенадцатого января 1722 года Петр I подписал указ, направленный на улучшение деятельности всех органов государства. Он предписывал «быть при Сенате генерал-прокурору и обер-прокурору». Спустя шесть дней царь назначил на должность генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского, а в обер-прокуроры произвел Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева (150). Представляя сенаторам первого генерал-прокурора, государь сказал: «Вот мое око, коим я буду всё видеть. Он знает мои намерения и желания; что он заблагорассудит, то вы делайте; а хотя бы вам показалось, что он поступает противно моим и государственным выгодам, вы, однако ж, выполняйте и, уведомив меня о том, ожидайте моего повеления».
Жак Кампредон в донесении от 30 января также отметил, что Ягужинский «возведен в должность генерал-прокурора в Сенате… он будет исполнять обязанности фискала около сенаторов, будет следить за тем, исполняют ли они свой долг, и назначать дела, которые они должны рассматривать в каждом заседании» (151).
Положение Ягужинского оказалось достаточно сложным. Царь, будучи человеком исключительно энергичным, сам нередко выполнял прокурорские обязанности: постоянно ездил в Сенат и строго следил за принимаемыми там решениями. Однако в отсутствие государя господа сенаторы порой забывали о правилах приличия. Коллегиальные решения были еще чужды сознанию самолюбивых сановников. Они не привыкли считаться с чужим мнением и уважать его, поэтому в сенатском собрании зачастую возникали споры, крики и брань, а иногда и драки. В связи с этим 16 октября 1722 года Ягужинский написал особое «предложение», в котором просил сенаторов воздерживаться от ссор и споров, «ибо прежде всего это неприлично для такого учреждения как Сенат» (152). Государь всячески поддерживал стремление Ягужинского навести порядок в работе «первого места государства». Известен его строгий приказ: «А ежели кто из сенаторов станет браниться или невежливо поступать, то такого арестовать и отвесть в крепость» (153).