Хана взглянула на меня и вскинула бровь.

-А с тобой что? Выглядишь болезненно. Неужто тоже простыл?

-Нет. Всего лишь недосып, бессонные ночи,- иронично произношу я, становясь подле неё и глядя на блестящую гладь воды.

Вода в реке мирно плыла, и уличные музыканты наигрывали таинственную, притягательную мелодию. Я устало смотрю на солнце, на облака белоснежного цвета и прокручиваю в голове мелодию «Аве Мария» Бетховена, которую мне в детстве играла мама. У неё были прекрасные длинные пальцы, очень нежные и теплые руки. Вспоминаю её глаза: темно-синие, глубокие, мудрые. Я закрываю глаза и набираю в легкие побольше свежего вечернего воздуха.

-Прекрасно тут, правда?-раздается её нежный, мечтательный голос.

-Невыразимо прекрасно,- подтвердил я её слова.

Она перевела взгляд на меня. Её лицо озарила легкая улыбка.

-О чем ты мечтаешь?- спрашивает она меня.

Ответ не заставляет себя долго ждать.

-Я хочу поступить в консерваторию, но я в себе не уверен.

-Думаешь, плохо играешь?

-Не совсем так. Но и это тоже.

Хана с минуту размышляла над моими словами.

-Кажется, я начинаю понимать,- тихо промолвила девушка, снова глядя на темную гладь воды.- Твой страх связан со сценой?

Я утвердительно кивнул.

- Мне страшно играть перед публикой. А последние два года я играл только перед тетей Агатой,- рассказал я ей. – Члены комиссии не глупы. Они уловят все мои ошибки. А если от страха я забуду, как вообще играть – это будет хуже всего. Но я не могу отказаться от этой мечты. Я живу только ею.

Хана с озабоченностью на меня смотрела, понимая, что мне нелегко бороться с собственными страхами.

-Так и не отказывайся. Иди к ней. Если ты настолько любишь музыку, так борись за неё, борись за мечту. Даже если тебя ждет провал, ты ни в коем случае не должен опускать руки. Преграды существуют для того, чтобы проверить прочность наших решений, желаний, воли. А если ты будешь настырным и упертым, они сойдут с твоего пути. Так дай им пинка под зад!

Я издаю смешок и с благодарным видом смотрю на Хану. Может она и права.

Глава 6.

Спустя три дня Хана снова вернулась в школу. Выглядела она бодро и весело. Я счастлив был видеть снова её такой: полной жизни, энергии и сил. Я рад был слышать её голос и мелодичный смех, напоминающий перезвон колокольчиков.

Я встретил её в классе музыки: она сидела на стуле и смотрела в нотную тетрадь, при этом что-то напевая. Я подошел к ней ближе и заглянул через её плечо в нотную тетрадь.

-Никколо Паганини?-спросил я.- «La campanella»,- следом прочел я название сонаты.

Она даже не дрогнула: знала, что я здесь, за её спиной.

-Сыграй её,- внезапно потребовала Хана и встав со стула, подошла к своей скрипке, бережно взяла и протянула мне.

Я изумленно переводил взгляд со скрипки на неё. Что она задумала?

-Хочу знать, как ты играешь сейчас,- объяснила она, все так же настойчиво протягивая мне инструмент. Её молящий взгляд сломал мою нерешительность, и я, вздохнув, взял в руки скрипку.

Когда в моих руках оказалась скрипка, страх снова пронзил меня. Но чего я боюсь? Это же всего лишь Хана. Она – не член комиссии. Она такая же, как и я, музыкантка. Но, быть может, я не хочу упасть в грязь лицом перед ней? Боюсь не оправдать ожиданий своей игрой?

-Если тебе сложно,- замечает она нерешительность на моем лице, отчего мне становится неловко,- можешь представить, что меня здесь нет.

Я смотрю на неё и обдумываю её предложение. Она отворачивается и медленно шагает к открытому окну, словно старается помочь мне представить, что я здесь один. Я подложил скрипку под подбородок и плавно провел смычком по струнам. Раздалась приятная мелодия, заполнившая класс музыки. Эта мелодия уносила меня с собой, открывала передо мной двери, ведущие в другой мир. Я и сам не заметил, как забыл обо всем, слился с музыкой, отдался ей полностью. Я перестал существовать в этом мире. Сейчас существовали только я и скрипка. Нахлынувшее приятное чувство охватило меня с ног до головы. Мелодия лилась из моей души сама, а руки лишь делали свое дело.

Когда я прекратил играть, я посмотрел на Хану: она все так же стояла у окна, повернутая ко мне спиной. Слабый ветерок колыхал её золотистые локоны. Я боялся что-либо произнести. Я боялся услышать вердикт. Меня переполняли чувства, знакомые мне с четырнадцати лет. Но тогда они были намного острее. Кончики пальцев слабо подрагивали, а сердце ускорило свой ритм. Я смотрел на неё, ожидая услышать хоть что-нибудь, но она продолжала молчать.

-Хана?- не выдержал я.- Почему ты молчишь?

Кончики пальцев у меня похолодели. Неужели я не оправдал её ожиданий?

-Ник, тебе ничего не надо бояться,- наконец вымолвила она.- Ты хорошо справляешься с игрой.

Она повернулась ко мне лицом и вытерла выступающие на её глазах слезы. Я ожидал чего угодно, но никак не этой реакции. Я хотел было подойти к ней, но она остановила меня, сказав:

-Все нормально. Это типичная реакция для меня. Я воспринимаю музыку по-своему,- она горько усмехнулась.- Каждый раз, когда я слышу хорошо сыгранное произведение, я с трудом сдерживаю эмоции. А иногда и вовсе нет сил держать их при себе,- она снова улыбнулась. –Прости, что так вышло.

-Ты не должна извиняться,- уведомил я её. – За чувства не извиняются.

Хана глубоко вздохнула и медленно зашагала по классу, задумчиво глядя в пол.

-Ты сыграл хорошо,- начала золотоволосая девушка, спустя минуту.- Без ошибок. Как и полагается.

Я внимательно слушал её монолог. Безусловно, я был рад услышать её положительный ответ на мою игру, но, несмотря на это, я все равно чего-то опасался.

-Ты говорил, что проблема в аудитории. Но, Ник, карьера музыканта неразрывно связана с ней,- она останавливается и поворачивается ко мне лицом.- Как же ты собираешься выступать, имея при себе этот страх?

Я ничего не ответил ей. Да и что мог? Ведь без музыки я не могу нормально жить, а сцена – мой главный страх, стена высотою в три метра. И пробить её я не могу. Преграда на пути к достижению счастья.

-Если тебе проще играть, представляя, что зал пуст, так воспользуйся этим. Может это тебе поможет,- предложила она, отчаянно вглядываясь в мое лицо.- Пусть в эти моменты жизни для тебя существует только музыка. Нет ничего на свете, только ты и она.

Она сочувствует мне, я это чувствую. Её волнение передается и мне. Также я понимаю, что ей тоже плохо от осознания сего ужасного факта: я страдаю глоссофобией. Но почему её так заботит это? Почему она переживает за мое будущее так, как мать переживает за сына? Тогда я решаю задать волнующий меня вопрос.