Возникла пауза, а затем Майкл произнес:

— Жаклин, открой дверь.

— Ты что, рехнулся! Могу я хотя бы в туалете обойтись без тебя?

— Жаклин, — повторил он, — Боб видел, как ты зашла туда не одна.

— Майкл, — проговорила я как можно тверже, хотя у меня опять все оборвалось внутри, — послушай, не делай из себя посмешище. И из меня, кстати, тоже.

Я пыталась нащупать рычаг на бочке туалета, я шарила в темноте, не находя, а потом поняла, что надо всего лишь включить свет, и подняла руку, но она тут же оказалась стиснута и сжата, и я снова услышала шепот: «Не включай свет, пока не включай». Я хотела освободиться, в конце концов, это из-за него я попала в эту идиотскую ситуацию, но тут представила, что он увидит меня при свете, растрепанную, с размазанной на губах помадой, со складками на приспущенных колготках, испуганными глазами, и передумала. Я снова нагнулась и почти сразу нашла рычаг, и шум воды, заглушив все, дал мне несколько секунд передышки.

— Подожди, — крикнула я за дверь и увидела у противоположной стены резкие очертания человеческой фигуры. Я не сразу догадалась, почему такие резкие, а потом сообразила: потому что на фоне окна, там было небольшое окошко, чуть больше форточки. Я видела, как он подтянулся на руках, потом в окне исчезли его ноги, затем часть туловища. Мне показалось, он хочет что-то сказать, и я сделала два шага вперед.

— Не волнуйся, я найду тебя, теперь уж точно, — прошептал он почти неслышно.

Я кивнула, мне показалось в темноте, что он по-прежнему улыбался. Он исчез, и я осталась одна.

Все разом изменилось: ситуация перестала быть нелепой, наоборот, нелепым оказался Майкл с его смехотворными шпионами, неверием и общим идиотизмом. Я подтянула колготки, одернула юбку, дверь снова дернули, и я крикнула: «Подожди, сейчас открою. Дай мне привести себя в порядок». Затем включила воду в раковине и только после этого подошла к окну, я не ожидала никого увидеть: ванная комната располагалась на первом этаже, и исчезнувший из нее человек уже должен был находиться далеко. На улице тускло, но отчетливо светил фонарный столб, и я окаменела: прямо под домом вниз уходил крутой склон холма. Дом стоял на самом краю склона, и до земли было метров пять.

И тут я увидела его. Он висел на руках, держась за выступ и пытаясь нащупать ногами опору, а когда нашел ее, перевел одну руку ниже и стал снова искать, за что зацепиться. А потом я, наверное, закричала, потому что ноги его сделали судорожное движение, одна за другой, теряя опору, одна рука метнулась вверх, но не успела, и я заметила, как пальцы другой, так и не разжимаясь, соскочили с упора, а потом метнулось его лицо, ничего сейчас не выражавшее, и почти сразу раздался глухой стук, как будто упал плотно набитый мешок, и я увидела лежащее тело, и больше я не видела ничего. Конечно, я закричала, потому что дверь сразу же поддалась и распахнулась с таким треском, как будто разлетелась на куски; кто-то вбежал, я не различила кто, несколько человек, меня оттолкнули в сторону, но мне было все равно, я рванулась к выходу, а потом бежала по коридору, через комнаты, и мертвый звук падения все стучал у меня в голове. На улице мне пришлось остановиться, чтобы сообразить, с какой стороны окно, из которого он выпал, а затем я спускалась по почти отвесному холму, хватаясь за ветви кустов, корни, вырывая вместе с травой ошметки земли, ломая ногти. Я не думала, жив он или разбился, я ни о чем не думала, единственное, что я могла различить из хаоса в голове, — это глухой стук падения и еще необходимость в поспешности, как будто кто-то нашептывал мне: «быстрее, быстрее». Позади раздавались голоса, но я не разбирала их, по-видимому, за мной бежали, но мне было все равно, единственно важным для меня было успеть.

Когда я подбежала, он уже сидел, он был жив, и только это имело значение, больше ничего. Я подошла и присела на корточки рядом с ним.

— Ты как? — спросила я.

Он усмехнулся, лицо его было поцарапано, он выглядел жалким сейчас, еще не пришедшим в себя от сотрясения, но именно тогда я почувствовала, что влюблена в него. Я хотела провести рукой по его лицу, снять боль, я даже протянула руку, но тут что-то толкнуло меня в бок, и я отлетела, я бы ударилась, но успела подставить руки.

Я огляделась: Майкл и еще четверо ребят, видимо, только что подбежали, они тяжело дышали, к тому же еще несколько человек спешили к нам, спускаясь с холма. Все происходило так быстро, я даже не успела подняться, а Майкл уже склонился над ним и, тыча в лицо своим большим кулаком, что-то кричал, задыхаясь, прямо на глазах багровея от напряжения. Я не сразу разобрала слова, я только слышала ругательства и еще свое имя, «Жаклин», а потом Майкл повторил криком: «Что ты делал с ней, гад? Что вы там делали?»

Я видела, что шея Майкла набычилась, почти увеличившись вдвое, Майкл схватил его за рубашку и рывком поднял с земли на ноги. Видимо, он не мог твердо держаться на ногах и немного покачивался, пока Майкл медленно и тщательно отводил правую руку, левой все так же держа его за ворот рубашки, как бы подстраивая его лицо под удар. А потом был удар, и я вскочила и бросилась к ним, но опоздала. Пока я бежала эти несколько шагов, кулак Майкла вошел в лицо, сначала оно резко дернулось, а потом все тело оторвалось от держащей руки Майкла, оставив в сжатых пальцах с хрустом вырванный клок рубашки, и, отлетев метр-два, повалилось безжизненно навзничь.

— Сволочь! — крикнула я, направляя свои кулаки в огромную спину. — Что ты делаешь, как ты… Но тут он повернулся, его лицо поразило меня своим бешеным выражением, я никогда не думала, что у Майкла может быть такое бездумное, животное лицо, и мне стало страшно, за себя страшно. И тут же я увидела что-то летящее прямо на меня, я хотела зажмуриться, но не успела, потому что тут же раздался шлепок, громкий, оглушающе-громкий, меня отбросило назад, и почти сразу я почувствовала, что моя щека онемела. Я дотронулась до нее пальцами и ничего не ощутила, только через мгновение — жжение, сильное режущее жжение и еще правая часть нижней губы как-то нарочито неестественно вывернулась наружу.

— Сука, — прохрипел Майкл, снова замахнувшись, и я, ожидая нового удара, отступила на шаг, но его занесенная рука застыла в воздухе. — Как ты могла? — прохрипел он и повторил:

— Как ты могла?

Я хотела что-то ответить, но справа раздался шорох. Тот, из кого Майкл, казалось, только что выбил сознание, пытался встать. Он перевернулся и теперь стоял на коленях, тряся головой, одна рука безвольно болталась, второй он упирался в землю. Ему потребовалось время, чтобы подняться на ноги, все смотрели: получится не получится, и у него получилось. Он стоял, пошатываясь, но Майкл снова схватил его за рубашку и опять, тыча в лицо угрожающе выставленным пальцем, процедил:

— Если ты, сволочь, сейчас же не расскажешь мне все, считай, что ты калека. Ты никогда не встанешь с инвалидной коляски.

Я отчетливо слышала каждое слово и так же отчетливо поняла, что это правда. Майкл собирался покалечить его.

— Что ты хочешь узнать? — раздался тихий, с трудом различимый голос.

— Я вообще не понимаю, о чем ты? Я читал ей стихи. Глупо получилось, конечно, но я читал стихи.

— Я убью тебя, я сейчас убью тебя, — прохрипел Майкл и снова занес руку со сжатыми в кулак пальцами. — Какие стихи?

— Я пишу стихи. — Голос немного окреп, в нем не слышалось страха, наоборот, мне почудилась даже скрытая усмешка. — Я хотел прочитать ей стихи, она любит стихи, ты ведь знаешь, вот и все. И мы зашли в эту комнату, в ванную то есть, и я читал стихи.

— Зачем надо было заходить в ванную?

Мне показалось, что Майкл опешил не только от простоты объяснения, но и от спокойного голоса тоже.

— Я начал читать в коридоре, но там было шумно, музыка мешала, и я предложил перейти в другую комнату, я даже не знал, что это ванная, думал, отдельная комната. — Это правда, подумала я. — А потом, когда ты начал стучать, Жаклин испугалась, что ты не правильно все поймешь, и я решил вылезти в окно, чтобы разрядить ситуацию, да вот свалился.