В 9.40 объявили о том, что люк лунного корабля открыт. Журналисты встретили сообщение радостными восклицаниями и насмешливыми шутками. Экран все еще был пуст. Одно за другим последовали длинные непонятные указания относительно стука окон и водяных клапанов, антенн с высоким коэффициентом усиления и гликолевых насосов. Наставительному голосу Армстронга вторили спокойные ответы Олдрина. Из переговоров следовало, что неуклюжий в своем скафандре Армстронг с переносной системой жизнеобеспечения на спине пытался протиснуться через открытый люк лунного корабля на маленькую металлическую площадку, которая вела к лестнице, спускавшейся на лунную поверхность. Несомненно, пробраться через люк стоило немалого труда. Разговор Армстронга с Олдрином, дававшим советы, напоминал диалог врача-акушера с роженицей накануне схваток.

Олдрин: Твоя спина уперлась... Хорошо, теперь она задевает DSKY. Продвинься вперед, чуть вверх, вот так, теперь на меня и вниз, сейчас передохни.

Армстронг: (помехи).

Олдрин: Нил, сейчас ты стоишь хорошо. Немного на меня, хорошо, теперь вниз, хорошо, все в порядке.

Армстронг: К какому краю?

Олдрин: Вперед. Здесь чуть поверни налево. Хорошо. Теперь стоишь правильно. Ты уже на площадке. Продвинь левую ногу чуть вправо. Вот так, теперь хорошо. Повернись направо.

Журналисты заулыбались. Клеймо лицемерия давно стояло на НАСА. Эта новая церковь возникла как высшая церковь. Она сурово повелевала своими приверженцами. Теперь два героя НАСА вели поневоле комический диалог казалось, один взрослый мужчина учил ходить другого. Журналисты посмеивались.

Внезапно раздался голос Армстронга:

- Все в порядке, Хьюстон. Я уже на площадке.

Его сообщение в зале встретили аплодисментами. Они прозвучали как-то насмешливо, будто весело простучали копыта коней под всадниками, галопом спустившимися с горы.

Прошло несколько минут. В зале разлилось нетерпение. Журналисты радостно закричали, когда на экране возникло изображение - перевернутое, слепяще контрастное и неразборчивое; вероятно, такое мелькание света и тени видит только что появившийся на свет ребенок, пока ему не промоют глаза слабым раствором нитрата серебра. Потом по экрану разбежались полосы, большое темное пятно заволновалось и превратилось в неясную фигуру, спускавшуюся по лестнице, изображение то и дело беспорядочно смещалось, затем на экране грубо отесанным камнем застыл какой-то троглодит с огромным горбом и раздались голоса Армстронга, Олдрина и кэпкома - командиру корабля давали указания, как спуститься по лестнице. Армстронг сошел с металлической площадки. Никто не расслышал, как он сказал:

- Это небольшой шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества.

Никто не смог разглядеть, и как он сделал этот шаг. Телеизображение на экране было ярким, но удивительно абстрактным, нечто вроде снимков голых ветвей дерева или рисунков Франца Клайна - черных лучей, разбежавшихся по белому полю. Но журналисты все равно оживились, у них возникло ощущение сопричастности великой тайне. Казалось, они внезапно стали свидетелями самопогребения и напряженно следили за человеком, который с затухающим сердцем, дюйм за дюймом комментируя каждый свой шаг, спускался в царство смерти. Все слушали в глубоком молчании. Раздражение прошло. Армстронг описывал порошкообразную пыль на поверхности Луны. "Я вижу следы своих башмаков, свои шаги на мелком песке". Каждое новое сообщение в эти несколько первых минут воспринималось как настоящее чудо. Конечно, все бы удивились, если бы Армстронг сказал, что на мягкой пыли Луны не остается отпечатков ног или что эта пыль фосфоресцирует, но не менее удивительно было и то, что лунная пыль обладала теми же свойствами, что и земная. Во всяком случае, на многие вопросы были получены ответы, и если ответ был исчерпывающим, то в необъятных кладовых пытливого человеческого ума становилось вопросом меньше. В какой-то миг взору Водолея открылось космическое пространство, разлившееся морем нерешенных вопросов. Может быть, некая могучая сила обеспечивала в этом веке триумф техники, или техника была сама той могучей силой, которая пыталась вырвать у природы ответы на бесчисленные вечные загадки.

Изображение становилось все более четким. Армстронг удалялся от лестницы нерешительной, неуклюжей походкой, напоминавшей первые шаги только что родившегося теленка. "Продвижение осуществляю легко", - доложил он Центру управления полетом и сразу, словно испугавшись, что его самонадеянное заявление обидит гордую Луну, столь же неуклюже заковылял обратно.

Астронавты не прекращали работу. По плану Армстронг прежде всего должен был поднять с поверхности Луны какой-нибудь камень и сунуть его в карман. Таким образом, если бы случилось нечто из ряда вон выходящее, то есть если бы из кратера выскочил чудовищный бык или снежный человек, если бы началось лунотрясение или если бы произошло еще что-то непредвиденное, отчего астронавтам пришлось бы искать спасения в лунном корабле и подобру-поздорову уносить ноги, по крайней мере они хоть с чем-то возвратились бы на Землю.

Первый лунный камень и первая горсть лунной пыли, которые предстояло взять астронавтам, назывались "образцом на непредвиденный случай", и Армстронг должен был, особо не мешкая, выполнить задание, но он, казалось, забыл о нем. Ему ненавязчиво напомнили об упущении Олдрин и кэпком.

- Нил, здесь Хьюстон, - опять обратился к Армстронгу кэпком, - вы взяли образец на непредвиденный случай? Перехожу на прием.

- Вас понял, - ответил Армстронг. - Я займусь этим, как только закончу съемку.

Олдрин, вероятно, не слышал их разговора.

- Послушай, Нил, - сказал он, - ты не думаешь, что пора взять образец на непредвиденный случай?

- Ладно, - буркнул Армстронг.

Журналисты в зале дружно захохотали - человека доняли придирками и, на Луне; мы всегда смеемся, когда подмечаем проявление простых естественных чувств, которые люди привыкли скрывать. Что же тут особенного? Ворчун остается ворчуном даже на Луне.

Телевизионное изображение улучшалось, но не намного, напоминая кадры самых ранних немых фильмов. В лунных пейзажах было что-то притягательное. Призраки на экране подзывали к себе кивком головы других призраков, поверхность Луны выглядела так, как выглядит ночью снежный склон холма с проложенной по нему лыжней. Поля слепяще-белого цвета убегали в черные каверны, и на их фоне продвигался призрак Армстронга. Порой создавалось впечатление, будто сквозь него можно смотреть, как сквозь стекло. Он казался прозрачным.