За взятием Апулии вскоре последовало покорение Калабрии и всей области вокруг Капуи. Отказавшись после многих неудачных попыток от замысла изгнать норманнов из их владений, римская курия, наконец, нашла более мудрый выход из положения: было решено извлечь из самого этого зла пользу для величия Рима. В соглашении, заключённом с Робертом Гвискаром в Амальфи, папа Николай II закрепил за победителем обладание Калабрией и Апулией в качестве папского лена, снял с него церковное проклятие и на правах сюзерена вручил ему знамя. Если какая-либо держава и могла пожалованием этих княжеств вознаградить норманнов за их отвагу, то уж главе римской церкви невместно было выказывать подобную щедрость. Ведь Роберт отнял эту землю не у того, кто впервые её заселил; от греческой, или, если угодно, Германской, империи были отторгнуты провинции, которые он завоевал своим мечом. Но преемники Петра испокон века извлекали пользу из смут. Ленная зависимость норманнов от римской курии была наивыгоднейшим делом и для них самих и для неё. Незаконность их завоеваний прикрывалась теперь церковной мантией, а слабая, едва ощутимая зависимость от апостольского престола спасла их от не в пример более тяжкого ига германских императоров; папа же превратил этих опаснейших недругов в верных столпов своего престола.

В Сицилии власть по-прежнему была разделена между сарацинами и греками, но вскоре норманские завоеватели, замыслив расширить свои владения, стали включать этот богатый остров в свои планы. Папа также пожаловал его новым своим вассалам; ведь ему, как известно, ничего не стоило прокладывать через земной шар новые меридианы и раздавать ещё неоткрытые земли . Сыновья Танкреда, Гвискар и Рожер, переправились в Сицилию под знаменем, которое освятил первосвященник римский, и в короткое время подчинили себе весь остров. Греки и арабы присягнули на верность норманским властителям, оставив за собой право соблюдать свою религию и свои законы, и вновь завоёванная земля досталась Рожеру и его потомкам. За покорением Сицилии следуют захват Беневента и Салерно и изгнание из Салерно правившей в этом городе княжеской династии, которой, однако, удаётся положить конец временному перемирию норманнов с римской церковью и разжечь жестокую распрю между Робертом Гвискаром и папой. Григорий VII, самый деспотичный из всех пап, никак не может ни устрашить, ни покорить нескольких норманских дворян, вассалов и соседей своего престола. Они не боятся его проклятия, страшные последствия которого сокрушили доблестного и могущественного императора; но чем более вызывающим становится упорство папы, умножающее число его врагов и обостряющее их ненависть, тем большую цену приобретает для него каждый друг, находящийся невдалеке. Чтобы противоборствовать императорам и королям, он вынужден льстить удачливому авантюристу, воцарившемуся в Апулии. Спасительная сила его вооружённой руки становится вскоре необходимой папе в самом Риме. Осаждённый римлянами и немцами в замке св. Ангела, он призывает к себе на помощь герцога Апулийского, под предводительством которого норманские, греческие и арабские вассалы действительно вызволяют главу латинского христианства. Преследуемый ненавистью своих современников, чей покой постоянно нарушало его властолюбие, папа Григорий VII отправляется со своими спасителями в Неаполь и умирает в Салерно под защитой сыновей Танкреда Отвильского.

Тот же норманский князь Роберт Гвискар, вселявший такой страх в Италии и Сицилии, был грозою греков, которых он теснил в Далматии и Македонии, которых устрашал даже вблизи столицы их империи. В своём бессилии греки взывали к помощи войск и флота Венецианской республики, чьим замыслам о господстве на Адриатическом море грозили стремительные успехи новоявленной итальянской державы. В конце концов на острове Кефалония смерть положила предел завоевательным планам Роберта раньше, чем могло это сделать честолюбие. Его обширные владения в Греции, добытые лишь силою меча, унаследовал его сын Боэмунд, князь Тарентский, не уступавший ему храбростью, а честолюбием даже превосходивший его. Это он потрясал трон Комнинов в Греции, искусно пользовался фанатизмом крестоносцев для выполнения хитроумных, подсказанных алчностью планов расширения своих владений, завоевал крупное княжество в Антиохии и, единственный из государей-крестоносцев, был свободен от религиозного безумия. Греческая принцесса Анна Комнин описывает нам отца и сына как бессовестных бандитов, единственной добродетелью которых был их меч, но Роберт и Боэмунд были самыми заклятыми врагами её дома, а потому её свидетельства недостаточно, чтобы осудить их. Эта принцесса никак не может простить Роберту, что он, всего-навсего дворянин и баловень счастья, так далеко зашёл в своих дерзновенных планах, что решил породниться с императорской династией, правившей в Константинополе. Для истории по сей день остаётся загадкой, как могло случиться, что сыновья небогатого дворянина одной из областей Франции наудачу отправляются в путь из родных мест, опираясь только на собственный меч, создают из захваченных земель обширное королевство, вооружённой рукой и прозорливым умом противоборствуют императорам и папам и при этом сохраняют ещё достаточно сил, чтобы потрясать троны в других государствах.

Другой сын Роберта, по имени Рожер, унаследовал его владения в Калабрии в Апулии, но род его угас уже через сорок лет после смерти Роберта. Затем норманские земли на континенте Италии перешли в руки потомков его брата, благоденствовавших в Сицилии. Рожер, граф Сицилийский, был не менее храбр, чем Гвискар, но столь же добр и кроток, как тот — жесток и своекорыстен; он прославился тем, что мечом добыл своим потомкам почётнейшую привилегию. В эпоху, когда притязания римских пап грозили полностью поглотить власть светских государей, когда они отобрали у императоров в Германии право инвеституры и насильственно отделили церковь от государства, этот норманский дворянин в Сицилии закрепил за собой право, от которого пришлось отказаться императорам. Граф Рожер принудил римский престол предоставить ему и его преемникам верховную власть в духовных делах Сицилии. Папа оказался в затруднительном положении: дружба с норманнами была ему необходима, чтобы оказывать сопротивление германским императорам. Поэтому он сделал мудрый ход, уступчивостью обязав себе соседа, раздражать которого было слишком опасно. Но чтобы предотвратить включение этого права в число других прерогатив короны и изобразить предоставление его как милость, папа объявил сицилийского графа своим легатом или духовным правителем острова Сицилии. Преемники Рожера продолжали иод именем постоянных легатов римского престола пользоваться этим столь существенным правом, и все последующие правители острова соединяли этот титул с титулом сицилийских монархов.