Взглянув на портрет, который ему вручили, Роберт сделал важный и приятный вывод: мисс Уитфилд определённо очень выросла. 

Не найдя, увы, предлога оставаться рядом с мистером Робертом, мисс Уитфилд покинула его за отцовским столом и в задумчивости ушла в утреннюю комнату в дальней части поместья, где могла побыть наедине. Вздохнув, она только покачала головой.

Во всём этом была некоторая срочность, и Лидия просто не понимала дядюшку. Было ли это для него слишком тяжело, оказалось ли имение слишком значимым бременем? Может быть, он просто слишком ослабел? Это было самое отвратительное состояние её отца — когда он оставался слабым, — ну, а дядя Артур никогда не был его доверенным лицом, да и не мог стать. Вся эта ситуация озадачивала.

Если бы только мистер Пибсберри всё ещё был здесь! Он бы тихо, под нос, назвал бы дядю простачком, оттаскал бы господина Друри за ухом. Не было бы никакого чая, а ананасы не удостоились бы даже короткой ухмылки — не более того!

Да, замечательный, компетентный человек — о, мистер Пибсберри! Он был преисполнен добротой и дружелюбием. И то, что его отправили на пенсию, было неожиданностью для всех. Тридцать пять лет трудов сметены одним махом!

Подобное положение дел казалось более чем бедственным.

Нахмурившись, Лидия несвойственно для себя буквально упала на кушетку.

Катастрофа! Её дядя, до неприличия эмоциональный, слишком уж расчувствовался под конец. А в худшем случае, был и вовсе театрален! Или это следует назвать фарсом? Выкопать дающий деньги сад, посадить там чай… В Сомерсете! Да как ещё это можно назвать?

Тем не менее, Лидия знала, что любой фарс может стать трагедией, и могла обратиться лишь к мистеру Линчу. Она потёрла лоб, окончательно растрепав кудри, и задумалась о ещё одном человеке, о помощи которого могла бы попросить. Да, вопреки приступам дурноты, что она чувствовала при присутствии своего соседа, лорда Алдершота, он был человеком, наделённым властью…

Действительно, мистер Алдершот был другом её отца — точнее, сыном друга её отца, — членом палаты пэров, а ещё джентльменом, который испытывал к Лидии определённую предрасположенность.

Да, это могло бы помочь.

А ещё они были единомышленниками с Барли в этом вопросе. Не следовало бы полагать, что в сельском хозяйстве у него будет своё мнение — ведь он  был податливым, его легко, даже слишком, обмануть. И он понятия не имел о том, как работает поместье Роузберри, в три раза больше Уайлдер-мэнора, но был крайне заинтересован.

Все, кому не лень, знали, что их помолвка не была официальной — никакого контракта, ни одного решённого вопроса. Тем не менее, если бы её не состоялось вообще, Барли бы утонул в своих долгах. Он бы в таком случае переехал в Бат или, чего хуже, в Бристоль, а там жил тихой жизнью человека, сдающего Уайлдер-мэнор в аренду. Эта мысль была ужасающей для любого его знакомца, ведь Барли был помещиком — лошади, собаки и высокий уровень жизни текли в его крови… и истощали его финансы.

Барли, разумеется, совершенно не желал, чтобы его будущее было под угрозой.

Вскочив, Лидия бросилась к стулу у своего секретера. Она молча смотрела на бумаги следующие несколько минут, а после, наконец-то собравшись с духом и подобрав слова, выплеснула их в качественно сформулированные фразы для записки. А после, отдав Шодстеру запечатанное письмо, она отправилась в гостиную, на первый этаж, с нетерпением даже ожидая прибытия Барли.

Гостиная была довольно привлекательной комнатой — достаточно большого размера, в последнее время реконструированной, с приступами зелёного и розового цвета, с балконом, что открывал вид на сад. Как и следовало ожидать, в комнате подготовили как раз на шесть мест, а седьмое в кругу для их домашнего хозяйства считалось непостоянным.

Лидия испытывала глубокую любовь ко всем членам семьи. Кора Шипли, гувернантка кузины Тессы и сестры Лидии, Айви, тоже включалась в этот круг, ведь они были близкими друзьями. Тем не менее, были и недостатки… Элейн с поразительной склонностью к раздражению, преувеличению, мелодраме, и это-то в двадцать лет, мама… мама. И тётя Фрея, супруга дядя Артура, бедная женщина, воображавшая себя одарённой, но непризнанной художницей, постоянно рассыпавшаяся в анекдотах о флористике или каких-то лентах, подобравшая кошмарные обои…

Степенно войдя в комнату, Лидия позволила себе вмешаться со смехом и разговорами, дабы отвлечься от своих забот и от неопределённости. Айви, присоединившаяся к ней со своей вышивкой, спрашивала, как лучше изменить ошибку в строчке, а когда Лидия исправила всё, что натворила сестра, рядом устроилась и кузина Тэсса, впрочем, безо всякой явной цели. Тэсса относилась к Лидии, как только мог преклоняться искренний девятилетний ребёнок. И всё это было настолько далёким от разнообразных военных действий, развернувшихся вокруг чая и ананасов, что Лидия уже совсем скоро позволила своей напряжённости ослабнуть не только притворно, а и вправду, на самом деле, чем была до приятности удивлена.

Даже бесконечные злые, острые замечания её матушки не жгли привычно, будто бы крапивой.

— А что там дорогая Шилли, Лидия? Ты о ней в последнее время слышала, моя милая? — мама повернулась к тётушке Фрее, что сидела рядом с нею на диване у камина. — Шилли была такой прекрасной подругой Лидии до окончания школы мисс Мелвин для молодых леди…

— И Кора, мама, — Лидия взглянула на подоконник, где как раз сидела её подруга, положив книгу на колени. Казалось, она окончательно утонула в своём собственном мире и теперь взирала на бесконечные деревья за окном, предоставлявшиеся её взору. Как прекрасная, очень воспитанная гувернантка, Кора носила платье серого цвета, будто бы крыло ласточки, давно не чистившей свои перья, а её выражение лица умудрялось совмещать спокойствие с далёким оттенком меланхолии в глубоких голубых глазах, а так же в гладко причёсанных волосах чувствовалась разумность. Для Коры всё было довольно тревожным — особенно этот вид, ведь она, как правило, предпочитала одежду ярче, тяготела к смеху и вдохновенности разговора.

Когда шесть с чем-то месяцев назад Лидия предложила ей должность гувернантки, Кора была безумно благодарна. Кора терялась в догадках, почему супруга её брата посчитала её присутствие утомительным, почему её не ждали больше в поместье Шипли…

Лидия предложила ей Роузберри-холл безо всяких обязательств, но Кора назвала это постыдной благотворительностью и отказалась. Когда же определилось, что у девушки хорошая осанка, дикция, что она могла бы научить девочек танцам, дать им образование, достойное Уитфилдов и Кемблов, было понятно, что работа ей обеспечена… И Кора Шипли вдруг оказалась молчаливой.

Уже не в первый раз Лидия заметила, что с прошлого месяца подруга стала какой-то замкнутой. Тихая, половину дня смотревшая куда-то в окно с усиливающейся печатью отчаянной печали на её лице. Казалось, даже упоминание её имени отнюдь не могло отвлечь Кору от важности всматривания в пустоту.

Вздохнув, Лидия вынуждена была вновь обратить внимание на болтовню своей матери.

— Да, Шилли теперь молодая супруга! — продолжала мать. — Теперь она известна, как Шилли Данбар-Росс!

В голосе матери чувствовался отчаянный намёк на удовлетворение, и вот этого как раз Лидия совершенно не понимала, ведь, в конце-то концов, мама не имела никакого отношения к этим людям.

— Это была искренняя любовь с первого взгляда! — мама подчеркнула слово "любовь", а после метнула взгляд на свою старшую дочь. — Вернулась ли она уже обратно из своего медового месяца? Они ведь отправлялись куда-то в поездку, верно, моя дорогая?

— Да, верно. Всего два дня назад я получила письмо от неё. Я написала ей, когда она отъезжала, чтобы свериться с днём её возвращения. Она пишет, что, вероятно, сможет вернуться к началу мая.