Чуть менее чем через два месяца Лидия собиралась отмечать свой собственный день рождения, восемнадцатилетие, на частном балу в Бате с двумя сотнями своих самых близких друзей — ну, если быть более точной, то друзей её матушки. Со стороны Лидии едва можно было насчитать два десятка, в том числе Шилли и её молодого супруга, Эдварда Данбара-Росса.

Шилли, которую только что упоминала её матушка, влюбилась до невероятного в завидного жениха, а после поразила всё их общество, шагнув под венец после того, как знала мистера Данбара-Росса всего каких-то четыре месяца. Удивительно, что её родители не возражали, ведь Шилли не было и девятнадцати, а значит, головой она не думала. Впрочем, Шилли была непреклонна и не позволила бы никому её отговорить.

Всё это супружеское блаженство Шилли вскружило Лидии голову. Да, Шилли восемнадцать, а два месяца назад она вышла замуж… И, вопреки всем немилосердным замечаниям, считающим месяцы, брак этот казался истинным переворотом. А всем так нравилось, что он состоял по любви…

Да, Шилли была всего лишь на шесть месяцев старше самой Лидии! Да, она была…

— Она будет в состоянии прийти?

— Хм? — Лидия отвела взгляд от точки на полу, не расслышав до конца обращённый к ней вопрос.

— Шилли? Она сможет присоединиться к нам на балу? Ведь ты знаешь, путешествие в Бат… После долгих двух месяцев…

— Разумеется. Ведь нет совершенно ничего такого, что могло бы помешать её присутствию! — Лидия проигнорировала подтекст слов её матери о том времени, что надлежало девушке, о месяце или двух, что могло бы облагородить некое предложение. Насколько Лидия знала, Шилли отлично ладила со своей семьёй и должна была прибыть обязательно.

Стоило только одёрнуть мать с решительным блеском, как открылась дверь, и Шодстер объявил о прибытии лорда Алдершота. Все семь женщин одновременно вскочили с приветствиями, и только Лидия не была удивлена его визитом.

Манфред Барли не был высоким мужчиной — всего на два или три дюйма выше Лидии. Не был он и красивым, хотя считался презентабельным. Он был одет хорошо, пусть и не слишком стильно, а его лицо оказалось лицом ничем не примечательного человека двадцати трёх лет. А характер его был столь пресен, сколь податливой манера общения.

Лидия не слишком-то любила его, но это не вызывало у неё отвращения, и сим она оставалась довольна. Супружество с Барли позволило бы ей остаться в Роузберри-Холле, по крайней мере, близко, а вот это уж казалось серьёзным аргументом. Да и хорошим прибавлением был статус, хотя он для неё был не столь важен, как для отца.

Не будучи романтичной, Лидия довольствовалась тем будущим, что мог дать ей её супруг. Она не видела никакого толку в бессонных ночах и бесконечных тревогах и волнениях от растущего притяжения. Она лишь смотрела на Элейн, что, уже достигнув весьма значительного возраста двадцати лет, бросалась буквально на каждого соседского холостяка. Её двоюродная сестра не могла даже говорить о чём-либо другим, а этому Лидия подражать не хотела.

Барли содрогался с видимым нетерпением, рассыпаясь в любезностях перед её матерью и тёткой, интересуясь о здоровье и вещая о погоде. Несмотря на подобную взаимность и податливость его натуры, Лидия подумала, что была слишком убедительной в своей записке. Она вспомнила, что пользовалась словами "проблема", "адвокат" и "помощь". Взволновался ли он из-за этого? Именно потому так быстро прибыл? Если это было и так, то Лидия посчитала себя впечатлённой и предполагала, что он тут же возрастёт в её глазах и поднимется как минимум на одну планку оценочной ступени.

После того, как все решили, что дождь не слишком вероятен, Лидия воспользовалась паузой и предложила прогуляться по саду. В комнате, где присутствовало столько женщин, не следовало и думать о каком-либо уединении, независимо от того, насколько большой она была или как бы они не делали вид, что совершенно не заинтересованы разговором. Барли с готовностью согласился, и вскоре они направились в сад.

Разговор казался несерьёзным — до той поры, пока они не определили, что подслушать уж точно было некому. Они несколько месяцев не видели друг друга, и как раз Барли уже задумывался о новом помёте щенков и болтал о новом жеребце — и Лидия чувствовала его отчаянный энтузиазм. А ещё причина его визита носила в себе куда меньше свидетельств галантности, чем на то могла надеяться Лидия.

— Это не слишком большое неудобство, Лидия! Я в любом случае отправлялся в Спилдинг, когда прибыла твоя записка… — а после он так тяжело вздохнул, что можно было подумать, что она отвлекла его от невыносимо важного дела. — Скажи же мне, что за великое горе, постигшее тебя, потребовало моё участие? Ведь я занятой человек. Куда не отправлюсь — всюду люди…

— В самом деле, Барли, я не ждала, что ты всё бросишь и придёшь, но эта ситуация, по крайней мере, должна вызывать у тебя такое же беспокойство, как и у меня! — и она быстро пересказала ему все подробности этого кошмарного дела.

— Чего ты от меня ожидаешь? Я, разумеется, пробовал ананасы, но…

— Ты выпустил из виду то, что ананасы будут расти здесь не лучше, чем чай. Если Друри с дядей не остановятся, то в этом году у Роузберри-холла и вовсе никакого дохода не будет! — нахмурившись от горячности собственного заявления, Лидия перевела взгляд на Барли, чтобы увидеть в его глазах глубину тревоги… и раздражения. Она отвела взгляд, посмотрела на стену и тяжело вздохнула, вспоминая о том, что чувствовала на лужайке всего несколько часов назад.

— Ну, как бы то ни было, все мои слова будут почитаться вмешательством, а так как все знают, насколько ограничены мои знания в сельском хозяйстве, я просто буду повторять нужные слова… Я не буду твоей марионеткой, Лидия! Я человек самостоятельный!

Лидия мотнула головой и вскинула бровь.

— Да, разумеется. И я бы не просила о твоём участии, если бы это не касалось нашего финансового будущего, — она почувствовала, как внезапно напряглась его рука — это указывало на то, что он наконец-то прочувствовался её словами.

— Как бы то ни было, у меня нет никакой официальной заинтересованности, но ведь мы ещё не обручены…

— Думаю, это можно исправить.

— Что?

— Через два месяца мне исполнится восемнадцать. Полагаю, на балу можно было бы огласить о помолвке, а летом пожениться.

Исподлобья посмотрев на неё, Барли нахмурился.

— В самом деле, Лидия, это я должен делать тебе предложение по традициям, а я полагал, что у нас ещё есть отсрочка в несколько лет. Ведь восемнадцать — это довольно юный возраст для того, чтобы брать на себя тяжёлые обязанности — имущественные обязанности супруги и так далее. Разве ты не мечтаешь о сезоне в Лондоне?

— Я не вижу в этом никакой необходимости. Бала мне хватит и в честь дня рождения.

— Необходимости? Да между этим нет ничего общего! Да, есть те, что ищут супруга во время сезона, но не всегда же…

— Я полагаю это скорее правилом, чем исключением.

— Прошу тебя, Лидия, я просто пытаюсь научить тебя жизни! — он шагнул вперёд, и они наконец-то продолжили путь. — Сезон — это бесконечные балы и встречи, новые знакомства! Сезон полон легкомыслия и флирта…

— Ты ждёшь, что я буду с ними кокетничать?

— Нет, разумеется, нет, ведь это неприлично… Всем известно, что мы поженимся…

— В таком случае, ты полагаешь, что я буду флиртовать с другими мужчинами?

— Нет, разумеется, нет…

— Барли, ты меня запутал.

— Это потому, что ты меня не слушаешь! Я говорю, что тебе надо повеселиться! Немного пожить, смириться со внутренней ролью… — а после, тихо, словно желая, чтобы Лидия не услышала этого, он добавил: — Не успел взойти овёс…

— О, я прекрасно понимаю! Ты жаждешь для себя возможности немного пожить и смириться с собственной ролью!

— Так я не говорил!

— Да, но это имел в виду.

Тяжёлое молчание затянулось на несколько шагов. Сломило его только тихое покашливание Барли.

— Мне кажется, нам надо повременить, по крайней  мере, до двадцати.