– Но, Джеррит, почему ты даже ни разу не написал мне?

– Сначала я не знал, как выразить на бумаге то, что хотел сказать, а позже, у меня совсем не было времени. Гримзби оказался хитрой лисой. Я проехал чуть ли не полконтинента.

– Значит, Анжелика была права, предсказывая это. Но ты поймал его?

– Конечно. Теперь он в тюрьме, в Лондоне, ожидает приговора. А я дома с тобой… О, боже, я так скучал по тебе, сердечко мое! Ты даже не представляешь, как мне не хватало тебя! – Он снова поцеловал меня и положил на кровать, прижимая своим крепким телом. – Ты хочешь отказать мне, Лаура? – спросил Джеррит, его глаза сверкали в свете одинокой свечи. – Ты хочешь, чтобы я ушел… или остался?

Неужели это мой голос, такой тихий и хриплый, с красноречивой мольбой ответил ему?

– Оставайся, – прошептала я. – Оставайся…

Губы Джеррита проглотили последнее слово и отняли дыхание. Его язык приоткрыл мне губы и стал дразнить мой язык, пока я не ответила ему страстным поцелуем.

Он не был нежен со мной в ту ночь. Джеррит был подобен сильному дикому ветру, дующему в торфяниках, разметающему перед собой снег, Я не могла ни о чем думать, только чувствовала, как его рот, язык и руки скользят по всем холмикам и ложбинкам моего тела. Халат и ночная рубашка в один миг слетели с меня. Я с жадностью принимала все, что предлагал мне Джеррит, покоряясь его сильному желанию.

Я была, как камыш или папоротник, стелящийся по ветру, мои длинные волосы опутывали его, тянули вниз. Мои груди были холмиками мягкой земли, взрыхленной крепкими мужскими ладонями. Его дыхание над их вершинами было таким сладким, влажный язык был подобен туману, плывущему и клубящемуся во впадинах земли, покрытых высокой травой… Я обнимала этого сильного, решительного мужчину, все сильнее и сильнее прижимаясь к нему, пытаясь слиться воедино. На моем теле не было ни единого местечка, которого он бы не знал, и ни одного на его, – к которому бы я не прикоснулась. Смуглое тело сливалось с белым… Мы были как единое целое, как земля и все, что на ней есть, мы были неразрывно связаны друг с другом.

А за окном падал и стучал в стекло густой снег. Сквозь ели пробивался лунный свет, освещая наши тела в пылу страсти. Быстро и сильно Джеррит вошел в меня… Мягко и нежно впустила его в себя я, издав сдавленный крик, приглушенный ветром, который пронзительно завывал в ночи.

Позже, лежа как в колыбели в его любящих руках, я сказала Джерриту о нашем ребенке. С его губ сорвались ругательства, и он сурово упрекнул меня, почему не сказала об этом раньше. Джеррит испугался, что мог причинить вред мне или ребенку. Но я уверила его, что все не так. Наконец он смягчился, поцеловал и опять занялся со мной любовью. На этот раз так нежно, как будто я была редким цветком, с которым должны обращаться очень осторожно, чтобы тот расцвел. А потом, с неохотой, потому что время близилось к утру, и его не должны были обнаружить в чужой постели, Джеррит покинул меня тем же путем, что и пришел. Он слез по дереву и, прежде чем вывести из конюшни своего коня, послал своей возлюбленной воздушный поцелуй и скрылся.

Ровно через две недели мы поженились. Николас должен был быть свидетелем жениха. Но никто не знал, где он. Хотя мы и надеялись увидеть беглеца, он так и не приехал на нашу свадьбу. На его месте в деревенской церквушке стоял Александр. После этого мы с Джерритом провели медовый месяц в Португалии, на песчаном побережье, по-своему диком и прекрасном. Днем мы осматривали достопримечательности, а ночи были заполнены любовью. Понемногу я стала узнавать, что за человек был мой муж и открыла в себе такие черты характера, о которых раньше и не подозревала.

Хотя мне и больно это сознавать, но поначалу, честно говоря, я была не очень проницательной и самокритичной женщиной. Если бы мой характер был бы иным, скольких ошибок можно было бы избежать. Теперь я это понимаю – теперь, когда уже слишком поздно изменить все содеянное. Но тогда мне еще было восемнадцать лет. Я не была настолько бесчувственна, чтобы с возрастом не захотела бы поучиться всему, что не знала. Хотя, как говорили бабушка Шеффилд и тетя Мэгги, их молодая родственница всегда будет женщиной смелой и стремительной, которая чаще руководствуется головой, чем сердцем. Как и все, отмеченные дикой жилкой Чендлеров, я была не из тех, кто собирался прожить спокойную жизнь. Наоборот, мне хотелось испытать на себе все и подчинить жизнь своей воле, делая с ней, что захочу, как и тетя Мэгги. Не удивительно, что, не являясь ее ребенком от рождения, с годами я стала дитем ее сердца.

– Смотреть на тебя, все равно, что смотреть в зеркала, Лаура, – частенько говорила мне Мэгги, после того, как я переехала в Хайтс.

Со временем мне стало понятно, почему она так говорила.

Мы были слеплены из одного теста, тетя Мэгги и я. Исстари сложилось так, что мужчины и женщины семейства Чендлеров были способны любить страстно и безрассудно, как никто другой. Со временем я по-настоящему, всем сердцем полюбила Джеррита.

Он был очень похож на своего отца, человека с железной волей. Джеррит был такой же гордый, надменный, умный и изобретательный, как и дядя Драко. Правда, характер мужа смягчался чувственностью, способностью к состраданию, чего не было у его отца, хотя, к глубокому сожалению, я недооценивала дядю Драко, о чем вы еще услышите. Мне представлялось, что отец Джеррита суровый человек, – но не суровее своего сына, который знал, как, при необходимости, смягчить свой нрав. И хотя отец и сын были настроены урвать от жизни все, что можно, никто из них не был эгоистом, как Ники, который думал только о себе.

Если бы я поняла это ранее, то никогда не влюбилась бы в Николаса, этого мятежного злодея, укравшего мое сердце и юность, так жестоко использовавшего и бессердечно бросившего влюбленную в него глупую девушку. Но со временем, из-за душевных переживаний, все женщины подобно тете Мэгги, становятся мудрее. У Джеррита оказалась масса ценных качеств, оцененных мною по достоинству. Благодаря Ники, который сам того не ведал, я узнала все о его брате.

Время шло. Воспоминания о несчастном беглеце все меньше и меньше тревожили меня. Теперь все мои дни и ночи были заполнены Джерритом. Он занял в моем сердце такое прочное место, что иногда я даже не представляла, как раньше могло быть по-другому, и, наконец, с удивлением поняла, что всегда любила его, что этот сильный человек всегда владел моим сердцем. В Португалии мы пробыли всего лишь несколько недель, потому что очень хотели вернуться в Стормсвент Хайтс до Рождества. Отсутствие в семье Чендлеров одного сына, проводящего вдалеке со своей молодой женой медовый месяц, вызвало бы у некоторых только улыбку. Но отсутствие двух сыновей, исчезновение одного из которых было овеяно туманом, а местопребывание в данный момент неизвестно, могло испортить счастливый праздник. И поэтому, мы с Джерритом поплыли из Лиссабона домой в Корнуолл уже не чужими, и не только любовниками, но и друзьями.

Уже смеркалось, когда экипаж Чендлеров, который ожидал нас в Солтсене, проехал через заиндевевшие открытые ворота Хайтса, мимо заснеженной сторожки, и, покачиваясь, покатился по заснеженной дорожке, вдоль которой росли высокие деревья, разукрашенные морозцем. Я безумно обрадовалась, когда показалось мое новое пристанище.

Время от времени в доме что-нибудь да перестраивали. Особенно это практиковалось во времена царствования Тюдоров. Кое-какие изменения были сделаны и в последнее время, когда дом стал принадлежать дяде Драко. Но то, что Хайтс был построен как укрепленное поместье, просматривалось во всех деталях его архитектуры: в обшитой деревом сторожке, зубчатых стенах и двух больших круглых башнях на севере и на юге. Более я не могла увидеть, пока мы не проехали через ворота в вымощенный крупным булыжником внутренний двор, образованный зубчатыми стенами. Отсюда открывался вид на все поместье.