Мы остановились у небольшой грядки с тремя влажными лунками. В двух из них не было ничего, в одной едва заметно пробивался молодой росток.

— Нут-ко, доня, копай, — знахарка указала мне на одну из пустых лунок.

Я, как обычно, ничего не поняла, но спрашивать, зачем это, не стала. Присела и стала осторожно раскапывать руками мягкую землю. Вырыла приличную ямку, однако ничего там не было.

— Погоди, погоди, будет уже.

Домна Федоровна наклонилась и осторожно стала перебирать горку земли, образовавшуюся рядом с лункой. Ловко извлекла из нее черное, совсем крохотное семечко; неудивительно, что я не заметила его!

Следующую лунку ведунья уже раскапывала сама. На глубине примерно пяти сантиметров в земле обнаружился беловатый червячок, облепленный с одного конца остатками шелушки. Я поняла, что это тоже семечко, только уже проросшее. Третью лунку раскапывать не стали: росток и так виднелся над землей. Я поняла, что наставница намеренно показала мне три стадии развития семени; неясно мне только было, для чего она сделала это.

До конца дня знахарка ничего мне не объясняла и вообще не затрагивала ни тему обучения, ни то, что произошло утром. Однако урок с семенем не шел у меня из головы. Я занималась хозяйством, ходила гулять в степь, заглянула на пасеку к Алексею Петровичу, где мы вместе с ним окуривали ульи, вечером помогала Ирине проверять тетрадки (жена Федора работала в станичной школе). Но образ трех лунок витал где-то позади сознания и время от времени вставал перед глазами. К концу я стала что-то понимать, хотя это что-то никак не могло оформиться в готовую мысль.

Перед сном, когда все домашние хлопоты-заботы были закончены, мы с Домной Федоровной вновь уединились в келье-кабинете.

После совместного прочтения молитвы она спросила меня:

— Ну, Дарья, и что ты об этом думаешь?

— Что-то думаю, но пока выразить не могу, — я чувствовала себя как-то растерянно.

— Я тебе пособлю. Вот так же, как это семечко, так действует и Слово…

И тут что-то произошло. Какая-то яркая вспышка на долю мгновения расколола мой дух. Я поняла.

— Слово, оно как семя, да? Падает в душу и сначала там незаметно, сливается с тем, что в душе есть уже? Растворяется в остальных словах и мыслях? А потом прорастать начинает? И вырастает, и плоды дает? — мной владел необычайный восторг, словно я сделала чудесное открытие.

Лицо знахарки лучилось удовлетворением.

— Чуешь?

— Чую! Такой простой и вместе с тем такой глубокий образ! Если бы вы мне словами это сказали, я бы долго еще не поняла ничего! А тут, так наглядно, так ясно!

— Стой, стой доня, охолонись. То не просто образ, думаешь, я тебе для красивости семечко показала?

Меня словно окатили холодной водой. Восторг прошел, я мгновенно успокоилась, поняв, что за этим кроется еще какой-то важный смысл, который мне надо усвоить. Я вся превратилась в слух.

— Слово оно и есть семя. Только семя не явленное, что пощупать можно. Это семя души твоей, оно в тебе вызревает и наружу прорывается, словно из колоса хлебного выпадает. Самым первым семенем Слово и было. И сейчас все в Мире подобием первосемени — Слова пропитано. В человеке оно тоже все есть, и в душе, и на уровне физиологии-тела. Когда семя в теле созревает, тело его наружу выбрасывает. А когда семя мужское и женское соединяются, получается плод — ребенок. И это тоже не образ, как ты говоришь, простой и глубокий, а естественный процесс жизни человеческой. Потому как тело материально, так и дух, душа материальны, так же и слово твердо, из материи состоит.

— Я понимаю! — подхватила я. — Из особой материи, да?

— Не перебивай! — прикрикнула на меня знахарка. — Материя едина во всей вселенной, но до этого мы дойдем с тобой еще, а сейчас — слушай, с пятого на десятое не сигай!

Я виновато замолчала.

— Как мироздание делится на низ и верх, так и тело человеческое делится тоже на две части. Середка его проходит через сердце духовное, то есть через солнечное сплетение. Внизу — земля, вверху — небо. Земля рождает человека, небо рождает Слово животворящее. Органам низа соответствуют органы верха. Не буквально, конечно, а по подобию действия. Земля действует на уровне тела, небо — на уровне духа. Мочеполовой системе низа вверху соответствует система голосообразующих органов. Так же как благодаря бурной работе гормонов образуется в половых железах семя, так и вверху, благодаря дыханию, голосовым связкам, рту — образуется слово, рожденное от внутренней работы духа и души. Оттого у многих народов рот считается таким же священным отверстием, как и отверстия низа: извергающее — у мужчины и рождающее — у женщины. Вот почему во многих традициях женщина должна была по большей части молчать, разговаривать ей разрешалось только на женской половине дома или в специальных собраниях женщин. На востоке были места, где женщине пристойнее было обнажиться, чем публично улыбнуться, или, тем более, зевнуть. И это происходило от важности рта, уст, рождающих сокровенное Слово. А вовсе не оттого, что женщина рабыней была в плену у мужчины. Ты это знать должна.

Таким побытом,[1] слово наше как семя, в душу попадает, оплодотворяет ее и плод взращивает. И как семя человеческое несет ген родительский, так и Слово несет ген души говорящего. У каждого слова — свой характер, своя судьба. Это только кажется, что слова одинаковы, и не суть, кто говорит их. Одно и то же слово, рожденное от разных людей, может и добро нести, и вред. Ежели тебе муж твой любимый скажет: «Какая ты красивая, Даша!» — то одно действие будет, от которого ты расцветешь и еще краше станешь, а если то же самое уронит подруга-завистница, от того у тебя вполне расстройство может случиться. Прыщик выскочит либо еще какая неприятность. Слова, они как и люди: вроде у всех человеков все одинаково — две руки, две ноги да голова, а поди ж ты, какие разные! Форма слова и содержание его вещи суть не одинаковые. На том вся дипломатия построена: встречаются посланники двух враждующих стран, а со стороны кажется, что встретились лучшие друзья, которые к тому же еще и давно друг дружку не видели. Оттого дипломатия — это искусство словообмана: так сказать надобно, чтобы другой не заметил, что ты на самом деле думаешь. А самому угадать надо, что тот, другой на уме держит. Кто лучше наблюдать да лукавить умеет, тот и выигрывает.

Потому за словами надо уметь читать и слышать, что человек на самом деле тебе говорит из души своей. То наука долгая. Всю жизнь учиться будешь, и все равно останется скрытое. Даже святые отцы, что духовным зрением прямо в душу проникали, и те обманывались на слова лестные. Один Господь знает, что за словом твоим стоит…

Знахарка замолчала, переводя дух. По ее лицу было заметно, как трудно дается ей передача знания. Мне тоже было нелегко: я ощущала себя полной сжатого воздуха автомобильной шиной, которую продолжают накачивать и накачивать…

Чтобы не лопнуть от количества информации, я решилась на вопрос:

— Тетя Домна, как же можно научиться читать за словами?

Наставница не рассердилась на меня, а напротив, как будто обрадовалась.

— Всегда смотри да слухай не что кажет человек, а как он кажет. В глаза гляди, в глазах много говорится всегда. Интонация голоса, как дышит. Что при этом делает, где руки держит. Наблюдай! Наблюдательность в себе разовьешь, и начнешь потихоньку слова истинные его слышать, что из глубин души рвутся и за покровом говоримого скрываются. А иногда слова истинные из глубины души наружу прорываются, когда совсем тесно им там становится. Знаешь ведь, как гуторют: слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Вот ты таких воробьев и подмечай, что помимо воли вылетают. Человек, может, и говорить не хотел, а думает про то всю дорогу, вот оно и сказывается. В этих словах — вся натура человеческая, помыслы его. У людей, на язык несдержанных, таких слов много проскакивает. Слова эти опасные, потому что они как зерно готовое: только и ждут, чтобы в почву упасть. Кто сердцем чист и душою добрый, от того человека слова хорошее действие произведут. А у кого сердце черное, тот — не представляешь себе, сколько зла в сердцах да умах сеет. Таких людей легко узнаешь: поговоришь с ними — и как будто нечистот нахлебался. Ладно, коли они твои враги открытые, а бывает ведь, что и слова-то они говорят пристойные, ласковые, а все одно, тяжесть от них на душе.