- Только хорошее.
- Где вы познакомились?
- В тюрьме.
- Когда, за что и где вы отбывали наказание?
- Я был надзирателем.
- Извините?
- Я был охранником, коллега.
- Называйте меня - сержант Барлей. За что и где мистер Страхуил отбывал наказание?
- Под Сыктывкаром.
- Пожалуйста?
- Под Сыктывкаром.
- Это в Польше?
- Нет.
- Тогда в России?
- Совершенно верно.
- За что мистер Страхуил отбывал наказание?
- В общем-то за правду.
- Что это значит?
- За антикоммунистическую деятельность.
- Ограбление, убийство?
- Не думаю.
- Вчера он пытался украсть женскую шубу.
- Полагаю, что это недоразумение. Зачем ему женская шуба?
- Вот и я так думаю - зачем? Наступила пауза. Сержант перебирал какие-то бумаги. Мне захотелось спросить:
- Скажите, я обязан был давать эти показания?
- Нет. А теперь распишитесь.
Потом меня завели в какой-то бункер. Через минуту появился Страхуил, здоровый, улыбающийся, в джинсовом костюме. Ринулся ко мне, горячо обнял и даже хотел поцеловать. При этом сильно оцарапал мне шею наручниками. Тут вышел офицер с ключами.
- Пока, - сказал он.
Мой друг выбежал на улицу, потирая запястья. Мне показалось, что я уже наблюдал эту сцену в каком-то фильме,
Я взглянул на часы - половина девятого. В ланчонете на углу жарили бекон.
- Зайдем? - спрашиваю.
- Не сюда.
- Ты же хотел позавтракать...
Становилось людно. Негры и латиноамериканцы толкали перед собой железные рамы на колесиках, увешанные одеждой. Переулки в этой части Манхэттена были забиты грузовиками. Как всегда, звучала однообразная ритмичная музыка. Из люков шел пар.
Страхуил толкнул вертящиеся двери. Я увидел вывеску - "Парижский шик". Столы были покрыты линолеумом, Над кассой гудел допотопный вентилятор. На прилавке возле блюда с фруктами дремал огромный кот.
Я сказал:
- Здесь недорого.
- Не имеет значения, - ответил Страхуил. И тут же добавил:
- Кстати, где деньги?
Я протянул ему несколько бумажек. Подошел официант. Мы заказали два куриных супа, фаршированные ножки и шашлык. Все из курицы. Страхуил поинтересовался:
- А выпивка у них есть? Я перебил его:
- Как ты сюда попал?
- В смысле - на Запад? Была у меня одна еврейка из валютного ресторана. Сошлись мы, помню, на день конституции. Утром встали, познакомились как следует, оказывается - ей грозит трояк. И у меня как раз доследование шло. Уже подписку взяли о невыезде. Значит, надо ехать и как можно дальше. Записались и уехали, примазав органы двумя кусками. А в Риме эта Беба
завела себе какого-то шахматиста еврейской национальности. Уж здесь-то он вроде бы на фига ей понадобился? Видимо, любовь. А любовь - это для меня святое, гражданин начальник. Короче, дал ей на прощанье в глаз и отвалил.
Официант принес нам еду. Заиграла невидимая музыка. Страхуил нетерпеливо приподнялся:
- Я на минуту отлучусь. Надо заправиться.
- В смысле?
- В смысле горючего. Магазин за углом.
- Не стоит, - говорю, - рано.
- Что значит - рано? Мы же не в республике Коми. Здесь, гражданин начальник, всегда есть место подвигу.
- Это лишнее.
- Лишнее? - приподнял брови Страхуил. - Все у тебя лишнее, начальник! Кто знает, что в жизни главное, что лишнее. Вот я расскажу тебе историю про одного мужика. Был он королем шмена на Лиговке. И его наконец повязали. Оттягивает король что положено, возвращается домой. А у него три дочери в большом порядке. Упакованы, как сестры Федоровы. Старшая ему и говорит: "Батя, живи у меня..."
Все это стало мне надоедать. Я понял, что должен защититься от надвигающегося хаоса. Он преследовал меня в Союзе, я уехал. Теперь он настиг меня в Америке. Хаос и абсурд.
Страхуил продолжает:
- Она ему: "Живи, говорит, у меня, батя. Вот тебе койка. Вот тебе любая бацилла из холодильника: колбаска, шпроты, разные ессентуки..."
Тут я прервал его:
- Откуда ты свалился на мою голову? Страхуил не обиделся:
- Вот принесу горючего, бухнем и разберемся.
- Еще раз говорю - не стоит. Друг мой отложил вилку, задумался. Лицо его озарилось светом глубокой выстраданной правоты. Я услышал:
- По-твоему, жизнь - что? Она - калейдоскоп. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня ты начальник, завтра я. Вспомни Чинья-Ворык. Вспомни автомобильную мойку на Конюшенной.
Господи, да я и без него все помнил. Прожитая жизнь только кажется бесконечной, воспоминания длятся одну секунду. Конечно, я все помнил.
1965 год, ноябрь. Лагерь усиленного режима на станции Чинья-Ворык. Я военнослужащий, контролер штрафного изолятора.
Праздники ощущаются даже в лагерной зоне. У заключенных - выстиранные робы, начищенные дегтем сапоги. Над канцелярией вяло полощется широкий бледно-розовый транспарант:
"Через добросовестный труд-к социализму!"
Я сижу на вахте у знакомого инструктора. Он чинит мою бляху с напайкой. Над его столом - репродукция, вырванная, очевидно, из поваренной книги: жареный цыпленок, декорированный яблоками.
Звонит телефон:
- Срочно зайдите к лейтенанту Токарю. Инструктор одалживает мне свой ремень. Я нехотя иду к зданию администрации.
- Есть дело, - говорит Токарь, - собирайтесь. Берите конвоира. Выводите бригаду из двух человек на отдельную точку. Хуриев вас проинструктирует.
- Что еще за дело?! - говорю. - Сегодня праздник!
Токарь приподнялся, одернул гимнастерку и сказал:
- Канализационная труба этого не знала, взяла и лопнула.
Он помолчал и добавил:
- Я ей от души сочувствую, потому что и мое терпение лопается. Ясно? Действуйте...
Через полчаса мы были на вахте: караульный и двое зэков-сантехников. Естественно, у всех дурное настроение - праздник. Хотя работы там было часа на два.
- В три будем дома, - сказал я одному из зэков. Тот в ответ:
- Ну и что хорошего? Второй добавил:
- Не дома, а в колонии усиленного режима- 1314/6.
Мы вышли из зоны, спустились к подстанции. Караульный сел на ящик из-под огурцов. Зэки разожгли костер, покурили, взяли лопаты.
День был морозный, солнечный. Дым над зоной поднимался вертикально. В поселке за ручьем играла музыка:
Ты сегодня мне принес