Ирокезов старший добродушно захохотал. Он любил иногда вгонять сына в краску. По мнению папаши, это сохраняло тому хороший цвет лица.

Прогнав муравьев из муравейника, Ирокезовы откопали мешок пороха и двигатель.

На самом деле там был не один, а целых два двигателя, но Ирокезов старший считал (и не без оснований), что в сцепке они работали экономичнее, что открывало определенные перспективы. Поэтому он взял с собой не два бочонка пороха и семь бочонков вина, как рассчитывал, а один бочонок пороха и девять бочонков анжуйского.

— Как новый! — констатировал Ирокезов-младший. Вместо ответа Ирокезов старший тряхнул конструкцию. Из двигателя посыпалась труха и муравьиные яйца. Муравьи подхватывали их, и, не давая разбиться, относили в сторону.

— Это сверху, как новый. А внутри может и воронье гнездо оказаться.

— Вороны, папаша — веско сказал сын — в муравейниках не живут.

— Жить не живут, а в гости ходят. Иногда — возразил Ирокезов старший.

— Дурак ты, папа — притворно огорчился Ирокезов-младший. На это Ирокезов старший, оторвавшись от обследования двигателя, ответил:

— А ты, между прочим, плоть от плоти моей.

Тут Ирокезов-младший огорчился уже не притворно, потому что по законам генетики выходило, что и он дурак тоже.

— Оставим это папенька. Ты аппарат лучше осмотри.

Ирокезов старший вытряс из двигателя весь мусор, который пожелал оттуда выпасть и засыпал в воронку пригоршню пороху.

— Отошёл бы ты сынок. Я на второй передаче в высь взмою.

Гдыня прекратил склёвывать муравьев и опять взлетел на берёзу. Оттуда он закричал пожарной сиреной. Мотор, рявкнув, поднял Ирокезова в воздух. Медленно, с большим достоинством, Ирокезов облетел поляну, полавировал среди берёз.

Попугай догнал его и начал кружить вокруг. Ирокезов-младший, понаблюдав немного, стал загонять муравьев обратно. Муравьи возвращались о большой неохотой, вылив в муравейник как компенсацию за беспокойство кувшин медовухи, Ирокезов-младший взглянул вверх, посмотреть как там отец.

Ирокезов-старший превращался в точку и легко уходил в затянутые облаками небо. Через несколько минут он вернулся. Вынув из-за пазухи задремавшего в тепле Гдыню, оказал:

— Холодно и облачность больно плотная, чуть башку себе не разбил.

Проснувшийся Гдыня добавил от себя:

— «Ветер, ветер на воем божьем свете».

Ирокезова младшего эти подробности не интересовали. Его интересовал двигатель.

— Двигатель-то как?

Ирокезов-старший показал сыну большой палец — «Во!».

— А ты говоришь воронье гнездо. Видать, батюшка, не твой я сын.

— Со своей роднёй позже разберешься. Собрал бы лучше вещи.

Вещи собрали быстро, связав их в один огромный узел, и уложили в сетку, сплетённую из лыка. Кое-что из вещей везти назад не следовало бы (Ну скажите, кому в Амстердаме нужны пустые бочонки?) и Ирокезов младший разминаясь и играючи бросал их в метавшегося впереди Гдыню.

Негодующе качая головой Ирокезов-старший пристегнул сетку к двигателю.

— Влезай сынок, время трогаться.

Ирокезов-мдадший влез в сетку. За ним влетел попугай.

— Трогай папаша, только уже без виражей, да и за галками не гоняйся.

— Бога ради — добавил Гдыня. Ирокезов-старший, поправлявший ремни, посмотрел на попугая.

— Что-то попугай у нас стал излишне религиозен последнее время. К раскольникам наверное летал?

— Погоняй папаша — нетерпеливо напутствовал сын — С Гдыней я разберусь.

Ирокезов-старший дёрнул за рычаг и поднялся в воздух. Вслед за ним поднялась и привязанная сеть, в которой сидел сын, и лежали вещи. Набрав высоту, он взял курс на Амстердам.

Внизу проплывали леса, реки, редкие деревушки. Люди выходили из домов посмотреть на знамение.

— Глядите-ко — говорили они — Ирокезовы домой полетели. Видать осень скоро…

Четыре часа полёт продолжался вполне нормально. Ирокезов-старший успешно боролся с обледенением и встречным ветром. Обходя дождевые тучи, они едва-едва спаслись от грозы, в которой чуть было не погиб Гдыня, неосторожно высунувший голову из сетки.

Полёт уже подходил к середине, как двигатель качал барахлить. Время на починку не было. Ирокезов-старший стукнул себя по спине. Мотор, словно прокалившись, заработал сперва с удвоенной, а потом с утроенной и даже учетверенной силой. Перекрывая шум ветра Ирокезов-старший крикнул Ирокезову-младшему.

— Видать, ты все же мой сын… Движок в разнос пошёл.

Спустившаяся ночь укрыла арену воздушной драмы. Через 28 часов Ирокезовы были чёрт знает где. Неизвестно на каком расстоянии от Амстердама. Горючее кончилось и им пришлось садиться в каком-то лесу. Сразу после приземления сон сморил путешественников. Проспав ещё 16 часов. Ирокезов-старший проснулся в отличном расположении духа. Ирокезова-младшего рядом не было.

— Эй, сынок! Не выяснил ли ты где мы и далеко ли до Амстердама?

— Нет ещё — донеслось из кустов, сквозь шуршание бумаги.

— А чего ты там делаешь?

Ирокезов-младший вышел из кустов, неся в руке стебель какого-то растения.

— Маис кушаю, папенька.

— Маис?

Молния сверкнула в мозгу Ирокезова-старшего.

— Знаешь ли сынок где мы? Это же…

Так, задолго до Колумба и викингов, европейцами была открыта Америка.

Что Парис был красавцем, придумали позже.

В действительности дело было иначе — он был одноногим.

Только это и спасло его от мобилизации во время Второй Пунической войны.

Крепкие мужики, запасшись кто чем, пошли громить Карфаген, а Парис остался в родном городе. Деваться ему было некуда, и папаша, служивший там вроде как старостой, пристроил сына на почту.

Выдали Парису старый велосипед, оставшийся еще от 6-ой экспедиции с Фомальгаута и начал он развозись новости. Сразу надо оговориться, что грамотность не входила в число достоинств жителей Трои, и поэтому работы у него было немного. Чаще всего Парис из-за этого сидя на почте, просматривал открытки пришедшие транзитом. Именно здесь судьба и приготовила ему сюрприз.

Однажды на почту пришла письмо для Ирокезовых. Парис оседлал машину и погнал на окраину, где жили герои.

Ирокезовы на войну не пошли. Объяснялось это просто: все кругом знали, что если взять их в долю, то дело кончиться слишком быстро. Бывали уже случаи. Воины-то толком не получалось, а происходило простое избиение противника, да и своим тоже доставалось.

Парис добрался быстро — почтовый велосипед имел преимущество даже перед колесницами сенаторов. Ирокезовы, сидя на гранитной завалинке, занимались мирным делом — ремонтировали пороховые двигатели — исконное свое средство передвижения. Кругом лежали части диковинных механизмов, воняло пороховой гарью.

— Здорово, Ирокезовы! — приветствовал их Парис. — Бог в помощь!

— Бога нет! — мрачно отозвался Ирокезов младший. Мрачность его была вызвана вчерашним проигрышем на скачках. Он лизал ободранный палец и волком смотрел на почтальона. — Чего надо, одноногий?

— Тут вам депеша. — Парис разорвал конверт и остолбенел. С фотографии на него глядела женщина изумительной, ошеломляющей красоты. Золотые волосы, голубые глаза… Ног видно не было, но они подразумевались.

Ирокезов-старший, видя замешательство Париса грубо выдернул из его рук открытку, чем вернул юношу к жизни.

— Кто это? — Спросил ошеломленный Парис. Ирокезов, углубившись в чтение открытки, ответил:

— Тутанхамон 12. Сволочь бородатая. Бомж посмертный — он повернулся к сыну. — Опять пирамиду строить просит.

— Опять в кредит? Да за кого он нас держит? За финикийцев? — спросил Ирокезов младший. — Не поедем, папенька! Его дед нам еще за прошлое должен!

Прочитав открытку Ирокезов перевернул ее и начал рассматривать картинку.