На улице он остановил такси и рявкнул водителю:
– Прямо!
Муди открыл заднюю дверь и грубо втолкнул меня внутрь. Там уже сидели четверо или пятеро человек. Муди плюхнулся на переднее сиденье.
Когда такси тронулось, Муди, не обращая внимания на присутствие других пассажиров, повернулся ко мне и стал кричать:
– Ты подлая! Но с меня уже хватит, я сыт тобой по горло! Я убью тебя! Сегодня же убью!
Он не переставая изрыгал проклятия. Но в такси я почувствовала себя относительно безопасно, и меня охватил гнев, такой сильный, что перед ним отступили страх и слезы.
– Да? – спросила я с сарказмом. – Тогда скажи, как ты собираешься это сделать.
– Возьму большой нож и порежу тебя на куски. Пошлю твоим родителям нос и ухо. Они никогда больше не увидят тебя! Вместе с твоим гробом я вышлю пепел сожженного американского флага.
Я оцепенела от ужаса. Зачем я его спровоцировала? Он действительно обезумел, и неизвестно, что он может сделать. Угрозы звучали вполне реально. Я не сомневалась, что он способен совершить то страшное, что так детально описал.
Он что-то продолжал бессвязно говорить, кричал, визжал, заикался. У меня уже не хватало смелости вступать с ним в пререкания. Я могла лишь лелеять слабую надежду, что он все-таки разрядит свой гнев словами, а не действиями.
Такси двигалось в сторону клиники, где работал Муди. Он успокоился.
Когда машина остановилась в образовавшейся пробке, Муди повернулся ко мне и скомандовал:
– Выходи!
– Я не выйду.
– Я сказал выходи! – заорал он, затем повернулся и открыл дверь. Второй рукой он вытолкнул меня. Я осталась на улице. К моему удивлению, Муди сидел в машине. Пока я сообразила, что происходит, дверь захлопнулась, и машина уехала, увозя Муди.
Окруженная толпой спешащих людей, занятых своими делами, я почувствовала себя покинутой и одинокой, как никогда ранее. Прежде всего я подумала о Махтаб. Может быть, Муди отправился в школу, чтобы забрать Махтаб, избить и спрятать от меня? Нет, он поехал в клинику.
Я знала, что в полдень он вернется за Махтаб, но сейчас у меня есть несколько часов.
Найти телефон! Позвонить Хелен! Позвонить в полицию! Позвонить кому-нибудь, кто мог бы положить конец этому кошмару!
Я нигде не могла найти телефон и какое-то время тащилась как обезумевшая по улице. И вдруг я сообразила, где нахожусь, – совсем близко от дома Элен. Я помчалась бегом, проклиная длинное пальто, которое сковывало мои движения. Я молила Бога, чтобы Элен и Хормоз были дома. Если мне не удастся связаться с посольством, я должна буду довериться Элен и Хормозу. Должна же кому-то я довериться!
Уже возле дома Элен я вспомнила о ближайшем магазинчике с телефоном. Может быть, мне удастся позвонить оттуда? Миновав дом Элен, я старалась прийти в себя, чтобы не вызвать подозрений. Я заставила себя войти в магазин спокойно и сказала хозяину, что я подруга Элен и что мне бы хотелось позвонить. Он разрешил.
Уже через минуту я разговаривала с Хелен, и все мое самообладание рухнуло.
– Помогите мне, вы должны мне помочь, – говорила я, всхлипывая.
– Успокойтесь, пожалуйста. Что случилось? Я рассказала о происшедшем.
– Он вас не убьет, – заверила Хелен. – Он уже и раньше грозился.
– Нет. Он собирается сделать это сегодня. Вы должны прийти ко мне. Прошу вас…
– Вы можете прийти в посольство?
Я задумалась. Я бы не успела добраться до посольства и вернуться оттуда в школу за Махтаб к двенадцати часам, а мне нужно было там быть, несмотря на огромный риск. Мне необходимо было спасти ребенка.
– Нет, – ответила я, – я не могу.
Я знала, что ежедневно Хелен осаждают многочисленные посетители, иностранцы, которые оказались в Иране каждый со своей грустной и отчаянной историей. Она очень дорожила временем и почти не имела возможности выйти. Но я так нуждалась в ней сейчас!
– Вы должны прийти!
– Хорошо, но куда?
– В школу Махтаб.
– Хорошо.
Я побежала обратно в сторону главной улицы, где можно было поймать такси. Слезы струились по моему лицу, на бегу я расталкивала прохожих. Я пробегала мимо дома Элен, когда Хормоз выглянул в открытое окно второго этажа.
– Бетти! – крикнул он. – Куда ты бежишь?
– Никуда. Все в порядке. Оставь меня! Хормоз почувствовал тревогу в моем голосе. Он выбежал из дому и догнал меня. Через минуту мы уже стояли на перекрестке.
– Что случилось? – спросил он.
– Оставь меня! – ответила я, всхлипывая.
– Нет, мы не оставим тебя одну. В чем дело?
– Ни в чем. Я должна идти.
– Зайди к нам.
– Не могу. Мне нужно быть в школе Махтаб.
– Зайди, – повторил он мягко. – Скажи, пожалуйста, что случилось. Потом мы отвезем тебя в школу.
– Нет. Я звонила уже в посольство. Меня будут ждать возле школы.
Хормоз почувствовал себя уязвленным. Затронули его национальное достоинство.
– Зачем ты звонила в посольство? Это не их дело. Пусть не вмешиваются. Они ничем не помогут тебе.
В ответ я лишь разрыдалась.
– Ты делаешь большую ошибку. У тебя действительно будут проблемы с Муди из-за этого звонка в посольство.
– Я ухожу.
Хормоз понял, что не переубедит меня.
– Хорошо, – согласился он, – мы с Элен отвезем тебя.
– Спасибо, только быстро!
В школе было смятение. Ханум Шахин сообщила, что Махтаб в классе. Она подавлена, но спокойна. Директриса посоветовала мне сейчас не тревожить ее. Элен и Хормоз долго разговаривали с ханум Шахин, выясняя подробности происшедшего. Хормоз выглядел огорченным и обеспокоенным. Он чувствовал себя неловко, слушая о Муди и видя мои страдания. Он думал, как бы уладить этот конфликт, не создавая новых осложнений.
Спустя какое-то время Азар подошла ко мне и сказала:
– Кто-то ждет вас на улице.
– Кто? – подозрительно спросила ханум Шахин.
Хормоз что-то сказал ей по-персидски, и ее лицо нахмурилось. Она не хотела, чтобы в этот конфликт вмешивались представители швейцарского посольства. Но я проигнорировала гневный взгляд директрисы.
Хелен и господин Винкоп ждали возле школы. Они подвели меня к машине, которая не была похожа на посольскую, и посадили на заднее сиденье. Там я рассказала им всю историю.
– Мы увезем вас в полицию, – предложил господин Винкоп.
В полицию! Я уже не раз задумывалась над этой возможностью, но всегда отбрасывала ее. Полицейские были иранцами, исполнителями иранских законов. По иранским законам Муди был хозяином семьи. Они могли мне как-то помочь, но я боялась окончательного решения. Меня могли выслать, заставить покинуть страну без дочери. Махтаб осталась бы навсегда в этой безумной стране у психически больного отца. И все же в данный момент полиция казалась мне единственным спасением. Вспоминая события этого раннего утра, я была уверена, что Муди реализовал бы свои угрозы. Я боялась за Махтаб еще больше, чем за себя.
– Хорошо, – согласилась я, – поедем в полицию, но прежде я должна взять дочь.
В школе я объявила, что забираю Махтаб.
Ханум Шахин пришла в негодование. На протяжении нескольких месяцев, а особенно сегодня утром она была явно на моей стороне в конфликте с мужем. Но сейчас я совершила непростительный грех, приведя сюда сотрудников посольства США. Официально они были из швейцарского посольства, но представляли интересы Америки. Задачей ханум Шахин было «думать против Америки» и вбивать эту антиамериканскую чушь другим. Не даром она занимала свою должность.
– Мы не можем отдать ее. Это мусульманская школа, и мы должны придерживаться мусульманского закона, а в соответствии с ним ребенок принадлежит отцу.
– Вы должны! – крикнула я. – Он сделает с ней что-нибудь ужасное.
Ханум Шахин нахмурилась еще больше.
– Нет. Вам не следовало приглашать сюда людей из посольства.
– Хорошо, а вы поедете с Махтаб и со мной в полицию? Кто-нибудь из школы поедет с нами в полицию?
– Нет. Мы ничего не знаем.