Там он держался от класса особняком. Танцевать приглашал Римму Хасанову, менявшую почти каждую субботу наряды, да Оксану Чевыкину, смешливую пухленькую дочку начальника милиции. Стоял обычно в компании Максима Моисеенко и его младшего брата, восьмиклассника Дениса. Сергей Петров на школьных вечерах не показывался: ухаживал за молоденькой медсестрой, старше его на три года, и, несмотря на запрет педсовета, ходил на танцы в РДК.

«Бэшники» всюду держались особой компанией. В этом классе учились ребята большей частью из семей караярской элиты, в том числе некрасивая, долговязая, похожая лицом на Иисуса Христа дочка первого секретаря райкома партии. А классным руководителем 9 «б» была жена председателя райсовета Елена Аркадьевна, красавица Элен, как звали её ребята, она преподавала, как и Эмма, русский язык и литературу.

Вадим мог бы попасть в этот класс, а не в 9 «а», состоящий в основном из детей леспромхозников, не окажись в момент сдачи им документов директор школы в отпуске и не заменяй его принципиальная Эмма Степановна Раевская. Заглянув в аттестат Вадима за восьмой класс и увидев в нём одни пятёрки, тут же записала его в свой 9 «а», так как в её классе не было отличников, а в 9 «б», куда просился Вадковский, по совету Риммы Хасановой, - целых три.

- Надо было тебе настоять, - возмущалась Римма, ей очень хотелось, чтобы он учился в её классе. Да и Вадим не возражал, так как скучал по родителям, уехавшим в Германию, на новое место службы отца, полковника по званию, и оставившим его на время у дедушки с бабушкой, и чувствовал себя в Караяре чужим, а Римма была единственной, кого он знал тогда из ребят. – Попроси бабушку перевести тебя, - продолжала убеждать она, - в нашем классе много умных парней и девчонок, а в 9 «а» почти одни плебеи.

Под словом «почти» она имела в виду Серёгу Петрова, Луизу Чалову, Киру Дранкину и ещё двух-трёх ребят. А всех остальных считала «люмпеном».

В сущности, Римма не была злой, даже жалостливо рыдала, когда смотрела кинофильмы «Приключения Оливера Твиста», «Девочка ищет отца» и «Республика ШКИД». Но брезгливо относилась к ребятам из рабочих семей, они ей казались грубыми, недоразвитыми и угрюмыми, как и их родители. Этот снобизм у неё был не от отца, простоватого татарина, имевшего за спиной лишь ПТУ, по воле случая попавшего в руководители райпотребсоюза, потому что был партийным, а от высокомерной русской матери, возглавляющей караярский универмаг.

Когда звучали медленные мелодии, Тинка и Алёнка отходили обычно к окну и оттуда наблюдали за залом или за Милочкой, которую обязательно кто-нибудь из парней приглашал. Сами же они танцевали чаще всего быстрые танцы – гнулись в шейке вместе со всеми.

Случалось, их тоже приглашали мальчишки, такие, как Петька Мошкин, потные, самонадеянные, ничего собой не представляющие, но это было раз или два за вечер. Тинка обычно им отказывала, хотя бабушка Софья наставляла её: «Если хочешь, чтобы на танцах было много кавалеров, никому не отказывай. Тут срабатывает цепная реакция: один пригласил, другой увидел и тоже пригласил, третий думает, ага, значит, в ней что-то есть, если её другие приглашают, и сам уже спешит пригласить. Так и нужный человек тебя пригласит, Тинуша». Но терпения дождаться «нужного человека» ей не хватало.

Он вообще не обращал на неё внимания. Украдкой Тинка следила за перемещениями Руслана Кузнецова по актовому залу. Широкоплечий, мускулистый, с походкой пантеры, он и на танцах вёл себя как на ринге, уверенно и настырно, не сомневаясь, что является одной из важных персон. Танцевал с «бэшницами» или Светой Ковалёвой из своего класса, с ней он учился ещё в 8 «д».

Ковалёва была заметна в школе тем, что хорошо пела и являлась солисткой школьного ансамбля «Счастливая птица». Длинноногая, кудрявая и всегда хохочущая, она кружила голову многим парням, но сама была по уши влюблена в старшего брата Оксаны Чевыкиной, студента-первокурсника нефтяного института – бесшабашного губастого гитариста Володю. Всем известно было, что Света частенько ездила к нему в Уфу. Но это не мешало Руслану за ней волочиться.

На вечер не возбранялось девочкам краситься и завиваться. Милочка укладывала свои густые блестящие волосы в локоны, красиво спадающие на плечи. У Алёнки под белёсой, не поддающейся завивке чёлкой сверкали подведённые синим карандашом васильковые глаза, казавшиеся узкими щёлочками.

Тинка красила ресницы чёрной тушью, а лоб и нос легонько пудрила рисовой мукой. Её толкла ей в ступке бабушка Софья, уверяя, что измельчённый рис для кожи гораздо полезнее любой пудры, - не забивает поры и подсушивает прыщики, все модницы на Руси в старину якобы использовали его.

Одевалась Ковалёва на танцы ярко и броско – к шёлковому платью на шее и в ушах сверкали недорогие, но заметные украшения. Куда там Тинке за ней угнаться. Она и на танцах была как в школе – в сером свитере и юбке с встречной складкой.

Целиком вся серая, одним словом, мышка. Разве на такой серости остановит взгляд красавец Руслан! Пора ей быть реалисткой, пора посмотреть правде в глаза. О своей внешности Тинка была невысокого мнения.

На вечере в честь ноябрьского праздника Вадим вдруг пригласил Милочку на танец.

- Всё-таки решился! - радостно пискнула в Тинкино ухо Алёнка. Счастливая Милочка упорхнула за кавалером. После её возвращения, когда музыка смолкла, верная подружка продолжала исходить восторгом: - Он теперь будет приглашать только тебя, вот увидишь, Милочка!

Быстрые танцы Вадим не любил: ему казалось, что у него получается неловко и коряво. И стоял, пока другие выгибались и прыгали, у стенки с Максимом Моисеенко, который недолюбливал быстрые танцы из-за своей тучности.

Прохрипев весёлую мелодию, магнитофон затосковал о заблудившейся в пустыне любви. «Возвращайся, я без тебя столько дней», - печально и звонко выводил женский голос. Вадим решительно направился туда, где стояла Тинка с подружками.

- Идёт в нашу сторону! – просигналила подружкам зоркая Алёнка и тихонько сжала вспотевшую ладошку Милочки. – Сейчас тебя пригласит!

Довольно улыбаясь, красавица Ланина дёрнула плечиком, дескать, знаю сама, откинула назад локоны и скромно сложила губки сердечком, приготовилась уже шагнуть к Вадиму навстречу, как он неожиданно остановился около Тинки.

- Можно тебя пригласить, Маслова? – почему-то обратился к той по фамилии.

Удивлённо заморгав, Тинка взглянула на разочарованную подружку, сразу надувшую пухленькие губки, и хотела отказать, но Вадим уже взял её за руку и затянул в круг танцующих. К Милочке подошёл Толя Арбузов из 9 «с», в последнее время названивающий ей по телефону, и пригласил танцевать.

Удивительно спокойно было у Тинки на душе. Как приятно быть не влюблённой! Чувствуешь себя свободно, сердце громко не стучит, и мысли не путаются, не краснеешь от неудачно сказанного слова – говори, что хочешь.

И откуда только взялась у неё разговорчивость! Танцуя с мальчишками, она обычно помалкивала, а с Вадимом разболталась; да и он не молчал, оба не заметили даже, как стих магнитофон и усилительные колонки, завершая песню, в последний раз тоскливо «вздохнули». И тут же зазвучала ритмичная мелодия. Толпа задёргалась, закачалась, затопталась, а с нею и Тинка.

- Ну, что стоишь, танцуй! – с вызовом крикнула Вадиму, оглушённому наплывом быстрых и скачущих звуков.

- Я не умею, - признался он, - у меня ноги не выворачиваются как надо.

- А ты не думай о них, просто гнись и всё!

- Засмеют!

- Велика беда. По мне так пусть смеются, лишь бы не били! – хохотнула Тинка.

О нет, конечно, ей было не всё равно, что думают о ней сверстники, но в этот момент Тинке казалось, что она выше толпы, мнение которой её теперь не волнует. Вадим смотрел на неё с восхищением и доверчиво – так смотрит обычно Федорик, когда она его в чём-то убеждает. И вот уже рука Вадима в её руке, и они сливаются с толпой.

Как чудесно оказаться в ней! Лихорадочное возбуждение толпы обычно приятно расслабляет. Находясь в ней, невольно подчиняешься чужой воле. И даже вырваться не хочется.