Вообще-то, нечего волноваться, он её не узнает: тогда Тинка была в купальнике и волосы торчали во все стороны, а теперь собраны в аккуратный хвостик на затылке. Но всё же инстинктивно чуть наклонила голову к парте и закрылась рукой, когда парень проходил мимо.

Первым уроком была литература. Эмма Степановна или просто Эмма, как все в классе называли свою классную руководительницу, объясняла новую тему. Тупо уставившись на доску, Тинка слушала плавную красивую речь учительницы об особенностях литературы Х1Х века, а мысли витали вокруг Руслана Кузнецова.

Она злилась на себя: надо же, при встрече с ним смутилась, как робкая красная девица, нет, чтобы высоко поднять голову и посмотреть уничтожающе, чтобы сразу понял, что он для неё теперь ноль без палочки. Зря у зеркала репетировала. Увидела его – и всё позабыла.

- Что же вы прочитали за лето из того списка, который я дала в мае? – вопрос учительницы вернул Тинку в класс.

Ребята стали называть прочитанные книги: «Война и мир», «Отцы и дети», «Преступление и наказание»… Сергей Петров, дурачась, крикнул: «Сказки» Салтыкова-Щедрина». Все засмеялись. И тут вдруг прозвучал голос новенького:

- А я ничего из программы не читал. Считаю, неинтересно потом будет, хороша ложка к обеду. А читать и без того есть много чего.

Его слова прозвучали как разорвавшаяся бомба. Эмма очень не любила, когда при ней хорохорились своей неначитанностью по школьной программе, ибо только классическая литература, по её мнению, делает людей образованными.

Класс на мгновение замер, потом зашушукал, заёрзал, захихикал в предвкушении спектакля-поединка, дающего передышку в монотонном течении урока. Эмма осуждающе поджала тонкие губы и сузила до щелочек глаза, а это признак её боевой готовности.

- Целых четыре тома «Война и мир» Толстого не одолеешь быстро! - приступила она к нападению.

- Одолею, - спокойно возразил новенький.

- Значит, читать будешь по диагонали, пропуская страницы.

- Нет, я всё читаю, - заупрямился парень.

- Это невозможно, ты же не гений, хоть и отличник! И не второй Ленин, который умел читать очень быстро.

- Вот вы сами признаёте, Ленин умел, а он не Бог, человек, так что и я могу!

- Сравнивать себя с Лениным – это кощунство! – чуть не задохнулась раскрасневшаяся от возмущения Эмма, но всё-таки сумела взять себя в руки, ведь перед ней всего-навсего ученик, и решила прекратить бесполезные препирательства, оставив всё же последнее слово за собой: - Посмотрим, как ты будешь знать произведения, которые мы будем изучать, и такие ли уж настоящие твои пятёрки!

Во время этого спора, забывшись, Тинка, повернулась, как все, к новенькому, смотрела на него широко распахнутыми от изумления глазами. Лицо его чуть порозовело на скулах, но было бесстрастным, а голос спокойным, в то время как учительница явно нервничала. Парень нисколько не обиделся на неё и не расстроился, хотя та открыто пообещала в будущем цепляться к нему на уроках, он даже казался довольным. Спокойно сел на место и невозмутимым взглядом обвёл класс.

И вдруг его брови удивлённо поползли вверх, а глаза уставились на Тинку.

Догадавшись, что новенький узнал её, Тинка осуждающе сощурилась: ей нравилась Эмма, хотя классная легко вспыхивала в гневе, но так же легко остывала и была доброй, и ни к чему её попусту заводить, лишь бы выделиться. Ох, уж эти мальчишки!

И тут же демонстративно отвернулась. Однако затылком чувствовала, парень пристально её изучает, тогда она резко обернулась и в упор посмотрела ему в глаза, дескать, что уставился, не мёдом намазанная.

Он не понял её раздражения, радостно улыбнулся и, приветствуя, величественно наклонил голову. Тинка тряхнула волосами, будто норовистая лошадка гривой, - больно ей нужно его приветствие – и, гордо выпрямившись, снова повернулась лицом к учительнице, сидела так, не шелохнувшись, пока не прозвенел звонок.

На перемене, похоже, встречи с новеньким было не избежать, так лучше сразу столкнуться с ним, чем дрожать в ожидании; решительности Тинке было не занимать, поэтому она не пошла с подружками в коридор и не побежала с Люськой в учительскую за расписанием, осталась за партой. И верно, он подошёл сразу, присел рядом.

- Привет, я уже думал ты в восьмом классе или в седьмом учишься. Среди девятых и десятых вчера на линейке тебя не видел. Прогуливаешь уроки, русалочка? – лукаво поддразнил её.

- Само собой, - ухмыльнулась Тинка, - мне же море по колено, не как некоторым утопленничкам, которым речка как океан, чуть не туда шагнул – и уже караул кричи! – прошипела вполголоса.

- Это вы про что гутарите? – вмешался в разговор подошедший Серёга Петров.

- Да вот новенький говорит, что обожает вместо «Войны и мира» «Майскую ночь, или Утопленницу» Гоголя, - съязвила Тинка, хитро блеснув глазами. Она решила сама нападать, чтобы не дать над ней покуражиться.

Нападение, говорят, лучшая от стыда защита. Ей и в голову не пришло, что это Вадим должен чувствовать себя неудобно: наехал на неё лодкой и сам же пошёл ко дну, парень, а не умеет плавать - это ли не позор!

Но странно, почему-то стыдилась она. Ей казалось, все будут смеяться, если узнают, как Тинка спасала новенького – тащила на себе, дула в рот, ревела белугой. Наверное, Вадим подумал о том же самом, потому что страшно смутился, прикусив нижнюю губу.

- Не связывайся ты с Маслёной, - посоветовал ему Сергей, когда они вернулись за свою парту, - у неё язычок как бритва, отрежет – не пожалеет, скажешь ей слово, а она в ответ – десять. Лучше её не задирать, тогда она трогать тебя не будет, я с ней за одной партой лет шесть отсидел и нрав Тинки изучил. А так она, в общем-то, ничего, может и списать дать, и подскажет, и не сплетничает, не воображает, как некоторые. А ты что от неё хотел?

Вадим не ответил. Он злился на эту упрямую светлоглазую девчонку, которая не поняла его и не позволила ему должным образом выразить благодарность ей за спасение на реке. Ведь тогда он забыл это сделать и чувствовал себя перед ней обязанным. Злился и на себя, что не смог как следует, без выкрутасов, по-простому сказать девочке спасибо, обязательно надо было выпендриться, поддразнить её.

Глава IV

Сообщение Эммы о том, что в понедельник класс поедет в Расстреляево, помогать копать картошку колхозу, и будет жить там целую неделю, как и другие старшие классы, все встретили на «ура». Ещё бы, можно не только отдохнуть от уроков, но и пообщаться вместе, так сказать, в походных условиях. В деревне их распределят на постой по квартирам колхозников, как было в прошлом году.

Добирались до Расстреляево на нескольких грузовых машинах. Все классы перепутались между собой, каждый ученик сел, куда захотел. Тинка с Милочкой пробились поближе к кабине, уселись на первую лавочку.

Одноклассников в машине оказалось немного, с облегчением Тинка отметила, что Руслан поехал в другом грузовике. Алёнку не отпустили в колхоз родители: она в прошлом году долго лежала в больнице. Но проводить подружек пришла, завистливо даже всплакнула на прощание.

Вадим залез в машину одним из последних. И сразу заметил у кабины Тинку – в белой косынке и коричневом старом лёгком пальто. И почему-то на душе у него стало необыкновенно весело. Радостно засияло в глаза солнышко, пробившись сквозь тучи; утренняя осенняя прохлада отступила, и почувствовалось приятное тепло, словно на дворе стояла не вторая неделя сентября, а середина мая.

Все сидели лицом к движению машины и, когда та взлетала и подпрыгивала на ямах и кочках, громко вскрикивали, смеялись и изощрялись в шутках по поводу умения, вернее, неумения шофёра водить грузовик.

- Он не водила, а сапожник, причём безрукий! - орал Генка Карпов из 9 «б». – Думает, мы валенки, можно нас трясти, мять и катать, сколько его душе угодно!

- Нет, он думает, что везёт скот на бойню! – острил десятиклассник Сергей Раевский, рыжеволосый, с веснушками по всему лицу, сын Эммы Степановны, мечтающий затмить славу клоуна Юрия Никулина. Его ужимки и жесты действительно всегда вызывали улыбку, даже если он не хотел казаться смешным. - Чем больше помрёт в пути, тем меньше придётся платить скотоубойщикам!