Нелл же была очаровательна. Стройненькая, гибкая, как тростинка, в шлейфе длинных полос-соломинок, она могла бы явиться самым подходящим прототипом всемирно известной Долорес Гейз.[8] Однако к тому времени роман Владимира Владимировича был уже написан, и потому видевшие Нелл могли только сравнивать ее с незабвенной нимфеткой Ло.

И такие люди находились. Причем, как правило, это были степенные господа из тех, что давно уже воспитали детей и получили в подарок или в наказание резвых внуков и внучек.

Один из них, некий господин Кросс, Гельмут Кросс, шестидесяти двух лет, преуспевающий банкир, эмигрировавший в Соединенные Штаты еще из фашистской Германии, оказался наиболее смелым в своих желаниях. Он купил Нелл. Купил у нее же самой, заставив уйти из порядком надоевшей ей труппы и переселиться в его дом, вернее, в один из его домов, где он получил возможность единолично наслаждаться искусством юной гимнастки. Ибо Нелл вовсе не собиралась бросать свое любимое занятие полностью. Она чувствовала, что период благоденствия под крылышком у богатого «дядюшки Гельмута» может в любой момент прерваться по не зависящим ни от кого чисто биологическим причинам.

Нельзя сказать, чтобы господин Кросс был бескорыстным самаритянином, однажды решившим спасти девочку от голодной смерти. Запирая ее в золотой клетке, он тем самым превращал Нелл в свою наложницу, любовницу и служанку. Скрепя сердце, она покорно делала для своего седого благодетеля все, чего он только не желал.

А желал он многого.

Соглашалась Нелл еще и потому, что он никогда не выставлял ее на всеобщее обозрение, а, наоборот, ревнуя соблазнительного ребенка буквально ко всем, старался придать их отношениям как можно больше скрытности и интима.

Именно для него Нелл впервые стала выступать со своими «гимнастическими этюдами» полностью обнаженной. Она поудобнее располагала старое кожаное кресло, украшавшее обогреваемую камином гостиную, господин Кросс усаживался в него, закуривал сигару и самодовольно щурился на восхитительную фигурку добровольной маленькой рабыни, которая сбрасывала к его ногам, накрытым теплым мексиканским пледом, одежду и принималась танцевать и изгибаться посреди комнаты на толстом ковре.

В завещании, оставшемся после его скоропостижной смерти, господин Кросс отказывал возлюбленной акробатке тот самый дом, в котором провел с ней последние и, должно быть, наиболее волнительные часы своей драматической жизни, вместе со всем внутренним убранством и даже стареньким «бьюиком», давно позабытым в подвальном гараже.

Обретя полную свободу и независимость, Нелл, однако, осталась верна себе. Ощущения, которые пробуждал в ней сладострастный взгляд старого любовника, когда она становилась перед ним на мостик или делала шпагат, поддерживая на ладонях небольшие, но достаточно соблазнительные грудки, вывели ее за пределы райской обители обратно, в народ, на подмостки.

Нелл исполнилось двадцать – у нее все еще было впереди, но благодаря оказавшимся столь скоротечными годам, прожитым под крышей богатого человека, она теперь стала понимать истинную цену своего таланта. У нее появилась уверенность.

Разумеется, работать ей было в принципе ни к чему. Однако прозябание в бездействии тоже претило ее натуре. Так она устроилась в дорогой ночной клуб Лас-Вегаса, где ее однажды и увидела Стефания.

НАТАША ЧЕПМАН (Наталия Левицкая)– 24 года, рост 173 см, вес 56 кг, родилась в Москве, Россия, разведена, детей нет.

Как уже упоминалось, кроме Стефании, Наташа была в «Мотыльке» единственной профессиональной фотомоделью. Этому званию она удовлетворяла как послужным списком, так и внешностью, на первый взгляд довольно обычной, но – только на первый взгляд.

Юность ее пришлась на хваленое время перемен, когда русские девушки поняли, что добиваться положения в обществе можно не только хорошими оценками в школе и активной комсомольской деятельностью, органически перерастающей в партийную.

Был соблазн пойти «на панель». Благодатная нива проституции рекламировалась на всех углах, однако что-то Наташу удержало. Нет, она вовсе не морщила носик при виде веселых и глупых иностранцев, она отнюдь не пренебрегала этой возможностью «сделать жизнь», однако отложила ее на черный день.

Между тем бывшая школьница поступила на исторический факультет Московского университета, проучилась два курса и не потянула. То есть она бы, конечно, «потянула»: учиться в престижном вузе – совсем не то же самое, что туда попасть, но просто в один прекрасный день Наташе сделалось скучно каждое утро ездить из центра до метро «Университет», идти по одной и той же аллее между решеткой и низкорослыми деревцами до дырки в заборе, через которую лезли все, от декана до последнего двоечника, – и все это ради того, чтобы потом весь день вместо «дебильных» лекций сидеть на «сачке»[9] и курить одну за другой импортные сигареты.

Короче говоря, Наташа покинула 1-й гуманитарный корпус МГУ, а вместе с ним и большую науку, чем вызвала в семье нечто напоминающее бурю, только пострашнее. Отца, преподавателя того же исторического факультета, каким-то чудом, причем, вероятно, сама этого не желая, нейтрализовала мать, актриса оперетты.

Совершая свой решительный поступок, Наташа до конца не осознавала, что уходит, собственно, в никуда. Она теперь праздно шаталась по городу, привлекая внимание озабоченных одиночеством молодых людей, покупала в подземных переходах газеты и читала всевозможные объявления, откровенность которых была в то время еще внове.

Однажды она принесла домой свежий номер газеты «Из рук в руки». Вечером зашла подруга, и девушки принялись вместе просматривать раздел знакомств, потешаясь над, с одной стороны, пошлостью, а с другой – над юмором и изобретательностью «кисок», «Козерогов», «москвичей», «симпатичных молодых женщин» сорока девяти лет и тому подобным.

В разделе «Работа» их внимание привлекло на первый взгляд неприметное объявление следующего содержания:

«Фотостудия СМАЙЛ, Дания, предлагает работу фотомодели в жанре «ню» эффектной девушке. Опыт предпочтителен. Показательные фотографии высылать по адресу 103473, Москва, а/я 101».[10]

Наташа имела некоторое представление о французском языке и потому сразу поняла, что означенный жанр предполагает, что «эффектная девушка» должна будет позировать обнаженной. Это ее несколько смутило, хотя попробовать себя в роли фотомодели тоже очень хотелось. Чаша весов перевесила в конце концов из-за подруги, которая, видя, что Наташа в сомнениях, стала заклинать ее не делать глупостей и никаких «показательных» фотографий никому – Боже упаси! – не слать. Разумеется, на следующий же день Наташа ответила.

Меньше чем через неделю ей позвонили. Приятный мужской голос пригласил ее на фотопробы. Наташа удивилась, что даже они будут ей оплачены. Гонорар между тем был назван не настолько большой, чтобы заподозрить работников студии в желании всеми правдами и неправдами заманить глупую девочку и сделать с ней что-нибудь плохое.

Собственно, никаких «работников» как таковых в студии не оказалось. Был один человек – «и швец, и жнец», – разговаривавший с кандидатками, делавший снимки и оплачивавший все расходы из собственного кармана.

После первой же встречи Наташа поняла, что понравилась ему. Он и в самом деле позвонил через неделю и поинтересовался, нет ли у нее желания продолжить. Снимки, которые он ей показал при встрече, вызвали в Наташе волну восторга, сменившуюся волной негодования. Она была приятно удивлена качеством слайдов и черно-белых отпечатков, но зато пришла в легкий ужас от собственного вида. Она не сразу поняла, что фотограф безжалостно показывает ей все снимки, а не только те, где она получилась наиболее удачно.

Она решила доказать всем и прежде всего себе самой, что может быть фотомоделью «на уровне». Начала она с того, что отказалась брать какие бы то ни было гонорары за позирование, но за это взяла с фотографа слово, что он не забудет о ней, если тот или иной снимок будет куплен заграничным изданием.