Солнце опускалось к горизонту, золотыми подтеками разливаясь по небу.

Я стояла и любовалась волшебными воздушными мирами, сияющими над прозрачным простором Земли. Пели сверчки и лягушки, едва слышно шелестела сухая осока. Ветер тревожил гладь ополноводившегося болота.

Деревянные доски упруго заскрипели от чужих шагов. Я оглянулась.

По мосту шел биолог. Мне стало весело. Я улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ, узнавая меня, остановился рядом, оперся на холодные ржавые перила.

- Добрый вечер, - сказал он. На самом деле, биолог совсем не плохой парень. Веселый, добрый, с ребятами неплохо

общий язык находит, чему я даже завидую, и совсем не похож на стандартного биолога в огромных очках с редким заиканьем. Ему было лет тридцать, он пришел работать в нашу школу через год после того, как я вернулась в неё. Среднего роста, он имел очень аккуратные не крупные черты лица и атлетическое телосложение, которое он прятал за бесформенным костюмом. Впрочем, сейчас он был в обычных джинсах и свитере. Биолог, наверно, даже мне нравился, только вот имя мне никак было не запомнить. Время от времени он заходил в библиотеку – брал Стругацких и свежие выпуски журнала «Педагог». А еще несмотря на незначительную разницу в возрасте никогда не обращался ко мне на «ты», исключительно «вы». – Гуляете?

- Вечер, правда, добрый, - ответила я и, улыбнувшись, снова перевела взгляд на раскрасневшийся закат. – Грех было не прогуляться. А вы?

 - Да вот, думаю, засиделся дома: пора выйти, воздухом подышать почти свежим, - он глубоко вздохнул.

- Почему почти свежим? По-моему, сейчас очень даже свежо, - рядом с ним я приобретала какой-то налет лоска, чувствовала себя жительницей начала двадцатого века в шляпке с вуалью и ажурными перчатками, поэтому часто начинала говорить ерунду, пытаясь поиграть словами.

Он как-то грустно усмехнулся и огляделся. Я повторила за ним движение и увидела то, чего раньше почти не замечала. Под железными мостками белой плесенью покрывали воду пустые сигаретные пачки, фантики и обертки от шоколадок, бутылочное стекло, пластиковые банки... Все это могло лежать здесь много лет, пока медленно природа растворяла яд в себе.

- Вы знаете, за счет чего живет городок? – спросил биолог.

Я кивнула.

- За счет военной части, которая расположена рядом.

- А что, по-вашему, делают гражданские, помимо бюджетников? – он отвел взгляд и стал смотреть на потухающее солнце. Я в замешательстве неловко переступила с ноги на ногу. Он грустно улыбнулся. – Тут недалеко стоит небольшое металлургическое предприятие. В городе есть котельные и лесопилки. Ну и добавьте мелких предпринимателей, которые покупают дешевое и продают дешевое. – Он кивнул на пластиковые упаковки рядом с мостом.

- Но ведь это позволяет городку жить, - возразила я.

- Это позволяет жить не городку, а потребителям, которые в нем, а городок не задыхается пока что только из-за большого количества деревьев на его улицах, - он плотно сжал губы и прищурился.

Солнце тепло обагряло его заострившиеся скулы. Мне стало жаль его. Я протянула руку и мягко сжала его ладонь.

- Вы слишком много об этом думаете. Ведь пока что все хорошо, - у него были горячие сухие пальцы. Он вздрогнул от прикосновения и аккуратно высвободил руку.

- Сегодня чудесный вечер, - сказал он. – Не хотите немножко погулять?

Я покачала головой.

- Нет, я уже иду домой.

- Вас проводить? – спросил он.

- Если вам так хочется, - ответила я.

Доски раскачивались от наших шагов. Мы медленно шли, каждый думая о своём. Я невольно ловила глазами бумажки на обочине, окурки… В институте у меня была экология. Я старательно записывала числа и определения, но все, что у меня осталось от курса – хорошо оформленные конспекты.

67-64-568

Тьма всё ближе.

Наши работники, наши товарищи помогают нам подниматься и уходить. Последним уйдет Альхаор. Альхаор вернется первым. А пока они будут хранить нас. Пока свет снова не засияет над нами. Мы все чувствуем приближение Великой тьмы и боимся забвения.

Наше наследие мы оставим в руках у наших работников. Они останутся тогда, когда уйдем мы. Они будут продолжать жить вместе с варварами. Они дадут варварам знание, как его мы давали им. А потом мы вернемся. Мы в это верим.

Сияющие колонны, собирающие свет для нас, мы оставим им. Надеюсь, наши работники никогда не забудут о нас, потому что мы будем хранить память о них вместе с нашими знаниями. И, когда вернемся, воссоединимся с ними. Они будут жить в наших городах и их жизнь будет наполнять мир светом.

2.

Пришло лето. Майя Кондратьевна ушла в отпуск. Мне до отпуска оставалось еще несколько недель и командировка в летний лагерь. Ребята согласились поехать и даже перестали торчать в коридорах рядом с библиотекой. У них начинались экзамены.

Я узнала их имена в тот день, когда они пришли, чтобы сказать, что согласны ехать и выбрали среди друг друга «самых достойных». Темненького звали Костя, поэта Пашей, а третьего – скуластого и золотисто-русого – Денис. Еще двое стояли в проходе, делая вид, что рассматривают стеллажи детских детективов, а потом спросили, где я училась.

- В Петербургском институте культуры, - ответила я. Меня удивил их интерес.

- На библиотечно-информационном? – спросил Денис. Мальчишки переглянулись. Что-то они определенно замышляли. В любом случае, меня это мало волновало, только повеселило немножко. Поэтому я просто улыбнулась и велела им прийти за инструктажем через несколько дней.

Они добросовестно пришли, а потом стали заходить в библиотеку с прежней частотой, просиживали долгие вечера после официального закрытия библиотеки, читая огромное количество справочников и учебников.  Для меня стало почти привычно – выходить из здания школы после того, как солнце сядет.

В конце мая, начале июня солнце садилось к девяти. Сторож недовольно ворчал по началу. Потом он привык и даже заходил к нам, предусмотрительно закрыв перед этим школу на ключ. Мальчишки, кажется, всерьез занимались подготовкой к экзаменам. Впрочем, я не заглядывала к ним в их бумаги, считая их достаточно взрослыми, чтобы решать собственные задачи. Время от времени они просили у меня ту или иную книгу. Я рассказала им принцип расстановки книг в библиотеке и научила пользоваться каталогом. Они схватывали знания на лету, а я старалась не проводить параллелей со своим прошлым.

Я сидела у окна, укутавшись в шаль, и просматривала списанные каталоги, изредка наталкиваясь на книги 20-х и 30-х годов печати, расстроенно покачивала головой. Хотя по большей части это были пропагандистские брошюрки, и информационной ценности они не имели.

Так начался июнь.

Я не знала, какие экзамены сдают библиотечные мальчики, не знала, куда собираются поступать, не думала о том, что их ждет. Я иногда поднимала на них глаза и ловила случайный задумчивый взгляд.

Однажды они пригласили меня на свой выпускной. Я призадумалась, вспоминая, есть ли у меня вечернее платье, а потом согласилась, решив пойти туда, как на свой – в джинсах и застиранной рубашке, обязательно воткнув в волосы белую лилию.

Мы устраивали совместные обеды и ужины. Они приносили еду в контейнерах, или мы просто отправлялись в школьную столовую. А вечером, после занятий, они расходились по домам: поэт молча шел позади меня, мы прощались на лестничной площадке и уходили, сказав за день не больше двадцати слов друг другу.

Июнь теплыми лапами прошелся по городку, как мурчащий кот, он иногда рычал грозами и вылизывал его теплым дождем. Одиннадцатиклассники теряли своё лучшее лето в стенах школы. Наплевав на правила, я распахивала окна, пропуская июньское тепло в библиотеку. Ветер надувал паруса воздушных штор, разметывал исписанные листы. Мальчишки спешно бросались собирать их и прятали между книгами. Я смеялась, смотря, как они, сдержанно ругаясь, мечутся по читальному залу. Залетали мухи, назойливо жужжали. Приходил сторож и сердито ворчал на открытые окна, а мне хотелось лета.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: