- Что скажете? – спросил он.

- Думаю, нужно позвонить Оле и спросить, что ела Мурка на ужин, - ответила я. Он улыбнулся.

Небо наливалось нежностью. Звенела мошкара. Густые ветви сада образовывали плотный шатер над головой, не давая пробиться вечернему солнцу к дорожкам. Биолог, правда, был очень обаятельным, но вот мне никак не хотелось замечать это. Меня больше волновало медленное пробуждение тумана. Становилось сумрачно и тихо. Солнце еще не село, было слишком рано, около восьми вечера, но из-за густых древесных зарослей казалось, что темнеет.

Я остановилась и посмотрела в глаза остановившемуся рядом мужчине.

- Кирилл Евгеньевич…

Он положил ладонь мне на плечо и покачал головой.

- Ну могу я время от времени звать вас на чай и читать старые прекрасные стихи?

- Вы даже можете будить меня, если я вдруг усну по дороге, - я улыбнулась. – Но давайте это не уйдет дальше этого?

Он приобнял меня за плечи, и мы пошли к корпусу.

28-42-001

В пустынной бесконечности мы соединяемся и разъединяемся. Мы одно целое. Мы гармония. И мы так одиноки. Мы созидаем и разрушаем. Мы – сторукие гиганты, мы – круглоокие слепцы. Мы храним в себе нашу мать и оберегаем отца, пока однажды не утонем в величайшем пожаре, что много сильнее нас. Но прежде мы забудем все - нас поглотит первый.

5.

На обильном завтраке я поймала настойчивый взгляд директора и подмигнув, улыб-нулась ей. Я знала, что она не потревожит меня до обеда, когда нужно будет уже твердо поставить свою подпись и связать себя по рукам и ногам, но до тех пор я еще могла улиз-нуть и побродить по саду.

Было еще одно место, которое тянуло меня сильнее, чем сад. Это был лес.

Недолго думая, я перескочила через каменный забор и пошла по пружинящему мху в частый сосновый бор. В его неровной тишине я чувствовала себя на своём месте. Я казалась сама себе беспокойным деревцем, вытащившим когда-то корни из влажной плодородной праматери и потерявшим с ней связь. Мне хотелось протянуть ладони солнцу и впитывать его сияющий сок. Я чувствовала дыхание ветра и удивительно живо ощущала незаметную чистую работу леса. Мне чудилось, я слышала, как он поёт свою вечную песню, и никто не может понять её тихих слов. Его трепет отзывался во мне.

Ветер, пожалуйста, забери меня, подними меня. Заставь мои пальцы распуститься и зацвести изумрудом жизни, верни мне мои корни. Солнце, не обжигай тонкую кожу, дай мне насытиться тобой. Вода, позволь мне раствориться в тебе, дай мне силы отпустить человека и снова стать твоей верной сестрой. Птицы, вейте на мне гнезда, позвольте мне быть вашим домом…

Почему мы не едины? Мы должны быть вместе. Почему я мыслю, но не слышу твоих мыслей, мир?

Я вернулась в лагерь той же дорогой, что и уходила в лес. Издалека раздался звон. Удачно же я вернулась. Мальчишки дурачились за столом. Костя подмигивал какой-то невысокой миловидной девочке. Паша принюхивался к своей кружке, Денис рассматривал меню. Кирилла Евгеньевича не было. Он так и не пришёл на обед. Меня немножко царапнуло его отсутствие.

Едва я покинула столовую ко мне подошла директор. Эта женщина, определенно не из тех, кто любит ждать. А может быть, на ней давят откуда-нибудь еще.

Мы зашли в её уютный кабинет.

Договор состоял из нескольких частей. Я бегло просмотрела его, поставила, где необходимо подпись и вышла.

Спешно я спустилась по лестнице, нырнула в незаметный коридорчик и оказалась в уже знакомом проходе. Зачем зря терять время?

Я шла по каменным ступеням и чувствовала ужасную глубинную апатию. Темнота сгущалась, наливалась каменной затхлой прохладой. Неожиданно для себя я уперлась в дверь. Руки долго шарили в поисках этой треклятой громадной ручки и никак не могли её найти. Наконец, я её нащупала. Дверь с трудом поддавалась под моими тощенькими руками.

Вдруг дверь толкнули изнутри. Я прошмыгнула в щель и остановилась моргая, на мгновение ослепнув. Когда зрение ко мне вернулось, я увидела, что дверь поддерживал достопочтенный Ка точка Е точка Хмельницкий.

Зал со стеллажами почти полностью изменился за полтора дня, что я здесь не была. Помещение было залито ярким лабораторным светом. Вдоль стен тянулись лабораторные же столы, где уже высилось несколько стопок пожелтевших бумаг. Рядом с дверью появилось несколько шкафчиков, на одном из которых было написано моё имя. Я вздрогнула, увидев другие имена.

- Здравствуйте, - улыбнулся Хмельницкий. Я кивнула. – Работа уже началась без вас. Там, - он указал ладонью на шкафчики. – необходимое.

Из-за книжных полок появилась высокая грациозная девушка. Лицо пряталось за маской, волосы были тщательно убраны. Она несла несколько книг на подносе, потом аккуратно выложила их на стол и снова скрылась за полками. Она меня не заметила.

Я вздрогнула. Или, может быть, она меня не узнала? Пять лет почти прошло. Я её походку узнаю из тысячи…

- Я пока что обрабатываю бумаги, поэтому вам стоит или подождать с их изучением или присоединиться к рабочей команде, которая сейчас переносит документы, - сказал Хмельницкий.

Я медленно двинулась в сторону полок. Вдоль ряда, аккуратно выбирая и снимая бумаги, стояли девушки. Их было трое: высокая, стройная, легкая, как перышко; невысокая, решительно одергивающая поднимающийся рукав; и, наконец, крошечная, носик задорно вздернут.

Они методично занимались делом, не обращая внимания на меня. Тонкие пальцы пробегали по пожелтевшим бумагам и неожиданно вытаскивали какие-то разрозненные документы.

Я могла бы простоять здесь, смотря на них, час или два, или весь день, только бы видеть, смотреть, знать. Сзади подошел Хмельницкий и обнял за плечи.

- Тебе, правда, следует начать работать. Вы поговорите чуть позже, - мягко сказал он.

Я перевела взгляд на него, но не увидела его лица, только силуэт. Я моргнула. Взгляд прояснился. Мужчина осторожно провел ладонью по моей щеке, его пальцы блеснули.

- Все хорошо, - он улыбнулся. Я кивнула.

Подносы лежали на столе. На них аккуратно стопочками ложились бумаги. Я ходила от полок к столу, изредка встречаясь глазами с девушками. Они смотрели широко, но как-то скользя. Хоть бы одна из них улыбнулась, подмигнула, как это было раньше… Они отстраненно и холодно выполняли простые действия, я вторила им. Побегав пару часов ту-да-обратно, я поняла, что устала. Рабочий темп замедлился. Хмельницкий поднялся со стола, где в контейнерах с какой-то жидкостью находилась бумага. Он прошелся вдоль ряда, а потом заглянул к нам.

- Завтра продолжим, спасибо за ваш труд, - сказал он.

Девушки направились к шкафчикам. Вера бегло обернулась ко мне и незаметно кивнула. Я поспешила за ними. В зале было тихо, только гудели лампы, и биолог что-то напевал себе под нос. Мы быстро скинули лабораторные халаты, стянули перчатки и сетки с волос. Наши движения были почти синхронны.

- Светлана Владимировна, - окликнул Хмельницкий.

Я повернулась к нему. Он протягивал мне руку.

- Что?

- Мне нужно вам кое-что показать.

Честно говоря, не хотелось мне подходить к нему. Вообще не хотелось. Хотелось развернуться и пойти вместе с девочками. Да, не девочки они уже давно, я все по привычке так… Мне нужно было поговорить с ними, порасспрашивать, мне хотелось, как раньше, просто обнять их, не натыкаясь на холодный пустой взгляд. Я оглянулась.

Девушек не было.

- Пойдемте, - сказал Кирилл Евгеньевич.

Я долго посмотрела на него. Карие глаза спокойно и властно встретили мой взгляд. Он наклонил голову, ожидая меня, но не опуская руки. Мне почудился тихий страх в животе. Какое-то не чувство, а предчувствие чего-то знакомого, словно я уже сталкивалась с этим. Мне вспомнился тот день, когда Вера жалко и испуганно смотрела на меня. Разбросанные вещи валялись по комнате, распахнутый чемодан стоял возле кровати. Она металась по комнате, что-то кричала, предупреждала, грозила, плакала…

Кто он вообще такой? Почему оказывается в самых неожиданных местах? Почему помогает? Почему работает здесь химиком? Он же школьный биолог…