- Знаешь, Билл, - помолчав, сменил тему Гэлуэй, - чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что тебе без женщины не обойтись! Мне нравится эта идея, ей-богу! - Он прикрыл ладонью глаза от слепящих лучей полуденного солнца и оглядел окрестности с вершины холма. - Возможно, хорошей женщине удастся облагородить тебя. Так бывает, когда попадаешь в цивилизованные места. Ты ведь не молодеешь, Билл, да и прожил в этой глуши уже чертову уйму времени! Мне почему-то кажется, старина, что женщина скрасит твою жизнь, даже если станет следить, чтобы ты регулярно мыл за ушами!

- Я понял, почему тебе так неймется меня женить, - с кислым видом кивнул Билл. - Ты небось рассчитываешь заезжать почаще, чтобы побаловать и себя домашней стряпней. Знаю я тебя, старый лис. Недаром за последние пять лет мы ни дня не провели порознь.

- Да ведь я о тебе же забочусь! - возразил Гэлуэй, изо всех сил стараясь сохранить безучастное выражение лица. - Подумай хотя бы о той школьной учительнице в Саммите, - продолжал он, всем своим видом показывая, что не даст уйти в сторону от интересующей его темы. - Очень достойная дама и, насколько мне удалось выяснить, готовит замечательно!

- Может, лучше поговорим о Диггере Кэссиди? Право, больше пользы будет. Говорят, он крутой, а если увел твоих лошадей, значит, уж больно они ему приглянулись и за здорово живешь с ними не расстанется. Ведь это он начинил свинцом Дина Рассела в перестрелке на Бэттл-Маунтин месяца два-три назад. Его считают самым опасным головорезом из шайки Чарльстона.

- Горман ничуть не лучше.

- Там с ними еще один молодой парнишка, у него такие смешные уши, как будто приклеенные к голове. Роббинс, кажется. Он еще устроил перестрелку в салуне на Десятой Миле, на прошлой неделе, если не ошибаюсь.

- Слышал о нем. Это тот, что делает зарубки на прикладе.

- А, так ты тоже в курсе? Никогда не видел по-настоящему хорошего стрелка, который бы так поступал. Скорее всего, просто пустоголовый хвастун.

Тропинка вскоре круто свернула в сторону, и они оказались на совершенно плоском плато, выжженном солнцем и покрытом белой, как соль, пылью. Они еще раз круто свернули и поехали шагом, даже их лошади старались ступать как можно осторожнее, чтобы едкая пыль не поднималась облаком вокруг них. На небе не было ни тучки, синева его, казалось, выгорела на солнце, и оно стало белесым, как пыль под ногами лошадей. Вскоре губы всадников покрылись белой коркой и потрескались от иссушающей жары. Глаза мучительно слезились. Над раскаленной землей поднималось марево. Мужчины ехали молча, разговаривать не хотелось, и каждый погрузился в собственные мысли.

Прошло часа два, прежде чем узкая тропинка снова повела их в гору. Пустыня осталась позади. После палящего зноя и режущего глаза белого песка особенно нежным казался запах цветущей полыни и шалфея.

До Хлопкового ручья оставалось уже не так далеко, и путники пришпорили лошадей, послав их наискосок, в сторону от следов угнанного табуна, по которым ехали с самого утра. Они были уверены, что те, за кем гнались, тоже будут искать воду и, выйдя к ручью, им удастся снова отыскать след бандитов. Уставшие лошади, почуяв поблизости воду, прибавили шагу.

Ручей оказался невелик, но вода в нем, от которой никак не могли оторваться ни люди, ни лошади, была свежей и холодной как лед. Присев на ствол упавшего дерева, Том Гэлуэй вытянул затекшие ноги и осмотрелся. Его табун находился тут не больше двух часов назад. Он отчетливо видел следы в траве на берегу.

- Они не больше чем в двух милях от нас, наверняка заночуют в хижине.

- У тебя есть какой-нибудь план?

- Я хочу потолковать с Кэссиди.

- Ты хочешь потолковать с ним? Ты в своем уме? Думаешь, он вот так и будет дожидаться, когда ты доберешься до него?

Угнанные лошади принадлежали Тому Гэлуэю, а за те годы, что они жили вместе, Билл не раз убеждался: его приятель знает, что делает, и умеет добиваться своего. Но толковать с Кэссиди! Нет, ничего хорошего из этого не получится. Иногда Билл просто не понимал своего друга. Когда Том впервые появился в этих краях, о нем много говорили, но никто не представлял до конца, что он за человек.

- Ему придется поговорить со мной, - процедил Том.

Дурная слава шла по пятам за Кэссиди и Горманом всюду, где они появлялись. Числилось за ними и несколько перестрелок, после которых оставались убитые. Билл считал, что с ними еще по меньшей мере шестеро отчаянных головорезов, каждый из которых, если понадобится отстреливаться, способен, не моргнув и глазом, спустить курок. Еще немного, и они объединят угнанных лошадей с каким-нибудь большим табуном, тогда у Гэлуэя пропадет всякая надежда их вернуть. Лошади всегда слишком большое искушение для бандитов, а Том Гэлуэй, хоть и прожил здесь немало лет, по-прежнему считался в этих краях чужаком. Так уж сложилось, что все эти годы ему удавалось избегать конфликтов с соседями. Он работал не покладая рук и заслуженно считался человеком, знающим толк в лошадях.

Подойдя к коню, щипавшему неподалеку траву, Гэлуэй порылся в притороченной к седлу сумке и, вынув два куска сыромятной веревки, прикрепил к бедру кобуру, в которой зловеще блеснул револьвер. Достав пояс, на котором висела вторая кобура, Том точно так же прикрепил ее с другой стороны. В первый раз Билл увидел подобное, хотя знал, что есть люди, стреляющие одинаково метко с двух рук.

Билл повнимательнее пригляделся к другу. Перед ним стоял высокий худощавый человек с бронзовым от загара, обветренным лицом. Веко на одном глазу морщил старый шрам, другой, побольше, был хорошо заметен на подбородке.

Билл повернул лошадь и, пришпорив ее, заставил в два прыжка пересечь ручей. Гэлуэй ехал за ним почти вплотную.

- Взгляни, как берег зарос лесом, - заметил он, - и всего-то ярдах в пятидесяти от хижины. Можно будет там укрыться, если они откроют огонь.

Билл по-прежнему не знал, что и думать по поводу Гэлуэя. Он то и дело поглядывал искоса на своего молодого друга, но, как ни странно, не заметил ни волнения, ни страха. Казалось, они просто преследуют отбившуюся от стада корову.

Постепенно его мысли вернулись к предыдущему разговору. Может, действительно Гэлуэй прав, и ему пора жениться. Он готов был признать, что в его домике у излучины реки временами довольно одиноко. Может, и впрямь пора ему завести жену? Он уже не мальчик, скоро сорок, да и здоровье хоть куда, а если вспомнить, какое славное у него стадо, так за него любая пойдет. Ранчо его процветает, если, конечно, не считать угнанного на этой неделе скота. Он не какой-нибудь ворчун и брюзга и, уж конечно, сумеет сделать женщину счастливой.